Звать на помощь? – Какие вы все-таки… – покачала нежить головой, и показалось, что с укоризной. И даже слегка стыдно сделалось, что от Теттенике снова неудобства. Пусть и нежити. – Где Ариция? – Теттенике стиснула кулачки. – Ты украла её лицо. А ведь об этом она ничего не видела! Должна была… она хорошо смотрела, но выходит, что дар её… дар… – Здесь, – в руках той, которая притворялась ладхемкой, появилось зеркало. Круглое. Темное. В серебряной оправе. Знакомое до боли. – Твое? – Нет. Здесь неоткуда взяться тому зеркалу. Оно осталось дома. В шатре. В узорчатой шкатулке. А это… это тварь тоже украла. Если она украла внешность ладхемки, то что ей стоило повторить зеркало? – Красивое… та старуха много о тебе узнала, – тварь дернула шеей и переменилась. Перед Теттенике возникла старуха. Уродливое, исчерченное морщинами лицо. Белесые губы. Темные зубы. И глаза, что смотрят с жадностью, с голодом. – Так лучше? – Кто ты? Надо крикнуть. Надо… Не выходит. Будто невидимая рука сдавила горло. Так случалось и прежде. Да, когда старуха… когда она, Теттенике, оказывалась наедине с нею. И терпела щипки. Терпела… Нет. Больше такого не будет. – Она так много о тебе знала… а теперь знаю и я, – старуха облизала губы. – Она так ждала… она пила тебя понемногу. По капельке. Она понимала, что за нею смотрят, и случись что с тобой, ей не миновать казни. Но отказать себе в удовольствии? Она пила твой страх. Твои силы. Она сделала тебя слабой. – Я не слабая! – Слабая. И трусливая. Ты собственной тени боишься! – Только лошадей. – Лошадей… – тварь медленно приближалась. Бочком. И двигалась один в один, что ахху. – Лошади и вправду страшные… но теперь её нет. Это я тебе помогла. – Я не просила. – А ты не хочешь посмотреться в мое зеркало. Вредная девчонка… все вы… но я справилась. Я помогу. – Кому? – Теттенике сделала шаг к стене. – Тебе. Хочешь увидеть свою матушку? – Нет. Нельзя верить нелюди. Нежити. Нельзя… – Разве? Ты ведь так тосковала по ней… а еще она знает. – Что? И разговаривать не следовало. Надо… надо к двери. – Не бойся, я не обижу, – старуха скалится. И зубы у нее кривые. – Я ведь теперь знаю все, что знала она. А она знала… она ненавидела её не потому, что не смогла родить свою дочь. И не потому, что та украла твоего отца… нет… Шепот. Шелест. – Она ненавидела из-за дара… из-за дара, о котором все забыли… все… не она… когда-то давным-давно великий каган… воистину великий каган, имя которого повергало в прах врагов, прошел всю степь. И дошел до края моря. Надо… Не слушать. Но до чего сложно. – А вернулся с новой женой. И была она ликом бела, а волос имела золотой. А еще умела прозревать грядущее. Оттого-то и стал каган еще более велик. Многие земли завоевал он. Многие народы склонились пред его силой. И правил он долго, а когда пришел черед, разделил земли меж сыновьями. Но велел лишь заботиться о сестре, о той, что принесла ему белоликая жена. Теттенике… знает, о ком речь. Кто еще в степи не слышал о великом Соколе? Но дочь… у него не было дочери. – Только, когда, схоронив отца, вернулись сыновья во дворец, не нашли в нем ни жены златоволосой, ни сестры своей. Многих гонцов отправили они, желая вернуть беглянок, да разве управиться им с теми, кто видит грядущее? – При чем тут я… А голос дрожит. Из зеркала же на Теттенике смотрит чернота. – Ахху укрыли их. Ахху берегли. Хитрые старухи… пользовались… ничего-то они сами не умеют. Разве что так, мелочи… а вот чужой дар использовать – дело другое. Неправда. – Они не пленяли, нет. Как пленишь того, кто способен из тысячи путей выбрать одну? Нет, слишком опасно… они приручали таких, как твоя мать. Как ты… но она оказалась упрямой. И влюбилась в твоего отца. Покинула безопасный дом. Ложь. Нельзя… – За то и умерла. Степи не нужен был второй Сокол. А вот дитя золотой крови – да. И меня поставили приглядывать. Ты должна была умереть. И тебя бы схоронили. А потом откопали, чтобы спрятать, как было это прежде. – Моя… мать… – Шоушан не убивала её. Верней, не сама. Она сделала, что было велено. И поплатилась. Ей ведь тоже никто не сказал, что, сотворив подобное, лишишься силы. А потом и вовсе… благословение Матери степей уходит с жизнью. Она же хотела жить. Она пошла к старухе ахху и потребовала, чтобы та исцелила. А та лишь рассмеялась. Хитрая, подлая тварь… – И ты… то есть Шоушан её убила. – Убила. И умерла. И поняла, что способна снова жить. Но не так, как другие. Да… ты должна быть ей благодарна. – За что? – За то, что она не отдала тебя ахху. Жила бы ты в запертом городе, думая, что он весь и есть мир. Странно так. Неправильно. И… – Ты… – Теттенике отвела взгляд. – Ты лжешь? – Зачем мне? – Чтобы я посмотрела в твое зеркало. – Ты и без того посмотришь, – отозвалась старуха, снова меняя обличье. – Вы… – Тише! – тварь прижала палец к губам. И насмешливо поинтересовалась. – Так мое зеркало тебе не по вкусу? Может, это сгодится? Она взмахнула пухлою рукой, и на стене появилось другое зеркало. Оно было большим и черным. Сперва черным. Но вот чернота расступилась, выпуская растрепанную девушку в роскошном платье. – Ариция… Девушка озиралась. Рот её раскрывался, она звала на помощь, но… – Хочешь ей помочь? Или вот ей… Ариция исчезла, а вместо неё появилась островитянка. Хмурая. С секирой. – Хотя ей не надо. Уж больно злая. Представляешь, пыталась меня убить. Смешно… меня так давно пытаются убить…