* * * Пока мы ждем, когда из кафе принесут напитки, я прихожу к мысли, что вся эта история, скорее всего, связана с делом об изнасилованиях. И тот первый случай, и лампочка. И тут мне действительно становится дурно. Вообще-то судебное разбирательство освещал Адам, наш криминальный корреспондент, но мы часто обсуждали подробности в редакции, и меня это до смерти напугало. Насильник объявился прямо по соседству с нашим участком, месяцев шесть-восемь тому назад, и действовал по одной схеме. Четыре случая в Южном Девоне, и все как под копирку. Он выбирал в качестве жертвы какую-нибудь одинокую женщину и начинал следить за ней, чтобы выяснить, во сколько она уходит на работу, во сколько возвращается, ну и так далее. После чего заранее пробирался в дом и поджидал жертву. Причем дело было зимой, когда рано темнело. Забравшись в дом, он выкручивал ближайшую лампочку – в прихожей или в гостиной. Жертва входила в дом, щелкала выключателем – темнота. Решив, что лампочка просто перегорела, женщина, ничего не подозревая, делала шаг во тьму. Тут-то он на нее и набрасывался. Насильник в маске. Его, разумеется, отловили и посадили. Но меня так взбудоражило это жуткое дело, что некоторое время я даже носила с собой фонарик – иногда в сумке, а иногда прямо в кармане. Я пребывала в страхе довольно долго: каждый раз, возвращаясь домой в сумерках, я чувствовала, как колотится сердце. И однажды написала об этом в своей колонке. Теперь-то я понимаю, какого дурака сваляла. Зачем надо было выставлять напоказ свои страхи? Писать в местной газете о том, чего я боюсь? А ведь газета выходит не только на бумаге, но и онлайн. За каким, спрашивается, хреном мне это понадобилось? Почему мы, люди пера, спешим вывернуть душу наизнанку перед публикой? И я снова задумываюсь о себе и о своей излюбленной теме – одержимость понятиями трусости и отважности. О чем бы я ни завела разговор, рано или поздно все сводится именно к этому. И моя колонка на самом деле об одном – я постоянно ищу ответ на вопрос: если я чего-то боюсь, означает ли это, что я трусиха, или это чисто ситуативная, нормальная для человека реакция? Помню, однажды я даже цитировала Нельсона Манделу. Тоже, наверное, претенциозно с моей стороны. «Смелость – это не отсутствие страха…» Я много раз писала о том, что прежние поколения имели шанс проявить свой характер на войне. Но большинство из нас живут, не имея возможности испытать себя. Какие мы на самом деле? Смелые? Или трусливые? Как мы себя проявим, когда наступит решающий момент? Приносят чай. Я делаю пару глотков, после чего рассказываю инспектору Сандерс и про насильника, и про свою колонку, и про то, как три недели назад, тоже в среду, я вернулась домой и обнаружила, что в прихожей перегорела лампочка. Причем расположена она очень неудобно, на потолке в тамбуре высотой в два этажа – очень странная конструкция. Так что заменить лампочку самостоятельно не было никакой возможности. Проводка там вполне современная, светильник тоже – плафон из дымчатого стекла. Но поскольку я не могла забраться на такую высоту и выяснить, в чем дело, то просто решила, что лампочка перегорела. – Я сразу вспомнила дело об изнасилованиях и очень испугалась. Нет, я, конечно, знала, что насильник в тюрьме, но такое ужасное совпадение выбило из колеи. Я немедленно написала хозяину, чтобы он организовал замену лампочки, – объясняю я детективу. – Вот так я и поняла, что это тоже случилось в среду. Просто проверила телефон. – Хозяин отозвался не сразу, я рассердилась и отправила ему еще пару сообщений. Но теперь, после этой открытки… – Я киваю на пакет на столе. «Ты не хватилась лампочки, Элис?» – Теперь мне кажется, что этот человек, кем бы он ни был, изучил мою колонку, пробрался в дом и специально выкрутил лампочку, чтобы меня напугать. Заставить дрожать от страха. Детектив Сандерс меняется в лице и поворачивается к другому полицейскому, мужчине, который ее сопровождает. У него тоже озадаченное выражение лица. – Ясно. Значит, нам надо отправиться к вам и взглянуть на лампочку. Убедиться, что она на месте и просто перегорела. Или что ее нет. Вы говорите, это очень высоко? – Да, верно. Без специальной лестницы не достать. – Я пришлю наших экспертов-криминалистов. Пусть займутся лампочкой, квартирой, коробкой, открыткой и всем остальным. И кстати… – Она снова бросает взгляд на напарника. – Пока мы занимаемся отпечатками пальцев и прочим, не могли бы вы ненадолго переехать куда-нибудь? Вам надо будет заменить все замки, а нам – провести все необходимые исследования. Если окажется, что лампочка исчезла, то нам необходимо выяснить, у кого, кроме вас, были на тот момент ключи. От страха живот скручивает спазм. На прошлой неделе я вызывала специалистов из частной охранной фирмы, они проверили сигнализацию и замки. Мне и в голову не пришло, что кто-то уже побывал в доме раньше. И тут мне становится понятно, что, рассказывая инспектору эту историю, в глубине души я надеялась, что она возразит. Скажет: «Нет. Очень маловероятно, чтобы он проник в ваш дом». Я все время спрашивала себя, не слишком ли я драматизирую ситуацию, не граничит ли мой страх с паранойей. Но теперь, когда детектив Сандерс подтверждает, что мне есть чего опасаться, я чувствую себя еще хуже. – Хм. Ключи? Они есть у хозяина, разумеется. Еще один комплект я отдала соседям, на всякий случай. И у моего друга Тома тоже есть ключи. – Значит, мы должны поговорить с вашим другом и с соседями. А также с хозяином – не мог ли кто-нибудь стащить у него ваш ключ. – Она снова бросает взгляд на сержанта, тот делает пометку у себя в блокноте. – Да, конечно. Разумеется. Том будет рад помочь… – А теперь, Элис, – лицо женщины-полицейского становится особенно серьезным, – давайте поговорим о проволоке для сыра. Я чувствую, как рот наполняется вязкой слюной. Судорожно сглатываю и закашливаюсь. – Понимаю, вам это неприятно. И даже очень. Но это весьма нетипично, согласитесь. Вот почему мне нужно знать, что за этим стоит: какой-то человек, ситуация, случай – что-нибудь, что навело его на этот образ? Может, кто-то из ваших знакомых работает в продуктовой лавке, в сырном отделе? В общем, что угодно. Я мотаю головой, не хочется даже думать об этом. Тонкая проволока, острая как бритва, способная резать не только сыр… «Я порежу тебя проволокой для сыра». – Извините, можно еще воды? Там есть кулер… – Я поворачиваюсь к прозрачной перегородке, а детектив-сержант, проследив за моим взглядом, отправляется в редакцию за водой. Инспектор Сандерс продолжает: – И все же подумайте, Элис. Может, вам доводилось писать о сыроварной компании? Или о магазине деликатесов? Ничего такого не припоминаете? И снова я качаю головой. – А дома у вас такая проволока есть? Я обнаруживаю, что давно уже сижу, потирая руки, словно намыливая. Господи, ну сколько можно об этом говорить? Нет, я, конечно, понимаю, это ее работа, но… – Нет-нет, что вы, я пользуюсь исключительно ножом. Я, конечно, видела, как режут сыр проволокой, – в продуктовой лавке и в супермаркете, куда я периодически заглядываю. Но никогда не видела, чтобы кто-нибудь пользовался такой штукой в домашних условиях. – Понятно. Нам нужны названия и адреса продуктовых лавок и супермаркетов, где вы бываете, Элис. Так, на всякий случай. Чтобы уж наверняка. – Хорошо. Сержант возвращается с пластиковым стаканчиком, и я тут же осушаю его до дна. – Спасибо. Я благодарна вам за все, что вы делаете. Правда. Просто мне так… – Я стараюсь сохранять спокойствие, но понимаю, что это выше моих сил. Пытаюсь плотно сжать губы, но безуспешно. – Все хорошо, Элис. Инспектор Сандерс очень добра, но от ее доброты мне становится только хуже. – Простите. – Поставив стакан на стол, я начинаю рыться в карманах в поисках носового платка. Потом смотрю через прозрачную перегородку в офис и замечаю, как двое сотрудников поспешно отворачиваются, – значит, наблюдали за нами. Я не успеваю понять, кто это был. – Не стоит извиняться. Все это тяжело, я знаю. Но мы вам поможем. Мы все проверим и непременно найдем этого типа, обещаю. И этот кошмар закончится. Инспектор смотрит мне прямо в глаза, и я вижу – она верит в то, что говорит. Точнее, хочет верить. Как бы и мне хотелось поверить, что она контролирует ситуацию лучше, чем я. Глава 7 ЭЛИС Четыре дня спустя, в воскресенье, во время встречи с сестрой я смотрю на нее и удивляюсь, как сильно она похожа на нашу маму. Я могу предсказать, что именно она скажет в следующий момент, и заранее готовлюсь подавить всплеск раздражения, которое неизбежно почувствую, когда сестра произнесет ненавистное мне слово. «Не будь такой упрямой». Я закрываю глаза и слышу эхо маминого голоса. Он зудит прямо над ухом, а я слушаю, поджав губы, как делала в детстве во время мелких домашних склок: начиная с уговоров попробовать новое блюдо и заканчивая ссорами из-за работы по дому. Помню, что даже когда была совсем крошкой, стоило кому-нибудь назвать меня упрямой, внутри начинала клокотать ярость. Я-то хотела, чтобы меня называли смелой или отважной, а слышала совсем другое. «Упрямая». Как тогда, так и сейчас мне хочется сорвать с себя это слово, как срывают пластырь, который носили слишком долго, – сквозь боль и слезы, лишь бы от него освободиться. И, как в былые годы, я страдаю и ухожу в глухую оборону, а моя сестра Лиэнн смотрит на меня с привычным выражением отчаяния в глазах, которое всегда шло рука об руку с любовью во всех наших сестринских разборках. – Тебе придется рассказать им об этом. – Лиэнн наполняет мою кружку из большого кофейника, стоящего на столе между нами. Я смотрю на него и думаю, что этот кофейник – воплощение нашей непохожести. Это дизайнерская вещь. Очень красивая. Гладкий корпус из нержавеющей стали, с двойными стенками, который и кофе сохраняет горячим, и выглядит потрясающе. А мой пластмассовый кофейник – из ближайшего супермаркета. Дешевый. Яркий. Весело ухмыляясь, он выливает из своего пластикового нутра остывший напиток. – Это не имеет отношения к делу, Лиэнн. – Да откуда ты знаешь, имеет или нет? И почему ты так упрямишься? Я морщусь. Началось. Сестра качает головой. – Ладно, прости. – Она поднимает обе руки в знак примирения. – Я не хотела показаться чересчур настойчивой и вредной. Просто тебе столько пришлось пережить… Я очень беспокоюсь, но думаю, что ты не совсем права. Ты должна рассказать полиции абсолютно все. Вот уже полчаса мы ходим по кругу, пора бы уже сдвинуться с места. Хватит с меня того, что пришлось выслушивать вопросы полиции, на которые не было толковых ответов. Мы решили пока оставить маму в доме престарелых в Девоне. Сначала нас охватила такая паника, что мы собрались перевести ее оттуда в другое место, и чем скорее, тем лучше. Лиэнн давно мечтает, чтобы мама находилась в Лондоне, поближе к ней, но полиция Девона положительно отозвалась о системе безопасности нынешнего заведения. К тому же мама расстроится, когда узнает, в чем дело, а мы этого не хотим. – Так как насчет того, чтобы отправиться к маме, Лиэнн? – Я выдерживаю взгляд сестры, давая понять, что хватит уже донимать меня поучениями, что я должна и что не должна рассказать полиции. У меня больше нет сил постоянно думать об этом мерзавце без лица, который вторгся в мою жизнь и всего за пару недель перевернул ее с ног на голову, выжив меня из дома и даже с работы. Лиэнн кивает, и я протягиваю руку, касаясь ее ладони в знак благодарности. Мои пальцы – словно оливковая ветвь, несущая мир. Просто удивительно, как любовь может так тесно сосуществовать рядом с ненавистью. Может, и не с ненавистью, но уж с раздражением точно. Наш вечный сестринский танец – от любви к чему-то другому и снова назад, к любви. Пока мы допиваем кофе, я окидываю взглядом громадную кухню Лиэнн. Черные рабочие поверхности из полированного мрамора внизу эффектно контрастируют с белыми шкафчиками наверху. Стильные ручки шкафчиков представляют собой замысловатые узлы из нержавеющей стали. На широченной газовой плите синего цвета не видно ни следа готовки. Даже отпечатков пальцев нет. Безупречная сияющая жизнь моей сестры. Я завидую? Нет. Это не зависть… – Я так благодарна тебе, что ты приехала, Лиэнн. Ничуть не кривлю душой: сестра все бросила, оставив в Лондоне двух детей с няней и мужем Джонатаном, и примчалась ко мне. Это их загородный дом – классический коттедж с крытой соломой крышей. Ворота надежно защищены, повсюду установлены видеокамеры – одним словом, стопроцентная безопасность. – Живи здесь столько, сколько захочешь, или перебирайся к нам в Лондон. Как пожелаешь. Жаль, что я не могу надолго задержаться. – Сестра делает паузу. – Джонатан спрашивал, может быть, тебе пригласить сюда кого-нибудь еще? Уборщики, конечно, будут заглядывать пару раз в неделю, но ведь это не совсем то. Мне не совсем по душе, что ты останешься совсем одна после моего отъезда. По крайней мере, пока полицейские не найдут того парня и не раскроют это дело. – И кого же мне пригласить? – Ну, не знаю… – сестра краснеет. Наверняка они обсуждали эту тему с Джонатаном. – Может, охранника? Или телохранителя? За деньги не переживай, компания оплатит.