Бушует ветер-озорник. Как смотрят друг на друга странно! Как странно взгляд отводят вмиг! Так продолжать они могли бы долго, Когда б не встретился им новый персонаж: Высокий И, наверное, красивый, Как бывает красив холодный мрамор, Или кора деревьев; Властного вида, Чувственный, Быть может, Если чувственны объятия зелёной кроны И мускулистых седоватых туч. Эту красоту треснувшего минерала, Красоту материи грубой, Пугающую и притягательную, Эдмунд Бёрк[3] назвал бы «возвышенной». «Татьяна, что за чудо, что за тайна! Неужто вы! Как я хотел сегодня встретить вас случайно И здесь, средь нашего излюбленного круга…» «Хочу я моего представить друга: Научный мой руководитель Классный препод…» Совсем уж неохота говорить с ним Что за бред «Месье Лепренс искусствовед! Учёности и кладезь и носитель. Импрессионисты – вот его конёк! Уж в них он дока среди док». Как губы розовы её И от мороза трескаются больно О эта ямочка на подбородке Хватит всё довольно а прядь кошачьей шерсти на кашне малиновом Что ж это? Я смотрю подобно ротозею «Великий человек! Курирует музеи…» Татьяна с ним – ого-го ну и пара «…так долго изучал Наследье Ренуара…» Какой рюкзак она таскает каждый день Конспекты книги доверху набит и ей не лень? «До тонкости он знает Кайеботта. И наша с ним совместная работа…» Один Евгений толком никого не знает отчего-то «…и переписку он читал Дега…» Ух ты Дега Всё балеринки да бега А мне плевать Да вашу мать Но надо бы принять участье в разговоре Сказал тогда Евгений: «Не могу я спорить, Но вы напомнили мне, что и я, как все, Бывало, заходил в музей д’Орсе… Как жаль, что вас я там не встретил…» Тут подлетел бродяга ветер, Взъерошил волосы Татьяны, Копною бросил прямо ей в лицо, И она, вся подставившись ему, Улыбнулась Ослепительно, Белоснежно, Нежно.