— Зачем каждый день выливать на себя по литру духов, которыми убито все пространство вокруг тебя в радиусе ста метров? Розыскная собака, если придется тебя искать, сломает нюх и выйдет в тираж с производственной травмой, — довольно едко проговорил Петр. Впрочем, Яне даже понравилось. Ее большие голубые и совсем невинные глаза слегка сузились в улыбке. — Зачем меня с собаками? Или это будет следующая ситуация, куда ты хочешь меня затащить? Я не записывалась на тренинг «Выйди из зоны комфорта». Просто духи у меня эксклюзивные, очень высокого качества, стойкие. Они даже в вещи вот впитываются на века. — Яна оттянула ворот платья и понюхала его. — «Леди ночь»… Бешеные деньги за несколько миллилитров. Кстати, твой отец подарил… — Ваше шампанское, жюльен, салат. Приятного аппетита. — порадовала их подношениями официантка и ушла. Яна подняла фужер и посмотрела на мелькающий за окном пейзаж сквозь напиток с его всегда жизнерадостными пузырьками. — Как я люблю путешествовать по железной дороге в СВ! Как мне сейчас не хватает Мартина!.. Сидел бы напротив, смотрел бы на меня завораживающим, любящим, все понимающим взглядом. Нет у тебя таких глаз, — проговорила она, отхлебнув шампанского. — Не собираюсь я его заменять. У меня глаза моей матери. Она, кстати, тоже всегда вспоминала его самый необыкновенный и сексуальный взгляд на свете, — ответил Петр и тоже пригубил из фужера. — Извини!.. Не хотела обидеть. Просто очень мне его не хватает. Сердце болит, душа… — Я, наверное, понимаю, — принялся Петр за еду. — У самого как-то не получилось сильно влюбиться, но друзья рассказывали… Именно про такие сильные чувства. Одного только не понимаю… — Чего? — уточнила Яна. — Если все так страдают, «сердце болит, душа», — передразнил он ее, — зачем тогда вообще любить-то? Для чего все это? — Прожить без страданий надумал? Не получится! Человек становится цельной личностью и в невзгодах тоже. А любовь, я тебе скажу… — задумалась Яна. — Сердце болит, но оно огромное, — развела Яна руками. — Легкие дышат, и они такие! Мыслей еще больше! То-то поэты в любви свои лучшие стихи сотворили, а художники лучшие картины написали. Ты словно вырастаешь, а за спиной — огромные крылья. Это чувство полета для человека, рожденного ходить по земле, может дать только любовь. И мне жаль людей, которые прожили жизнь без любви. Не проси себе такой судьбы — пресной, ровной, бесцветной, без потрясений и полета. Ты еще молод, все у тебя будет, встретишь свою любовь. Петр улыбнулся. — Даже страшно, сколько надо пройти, искать!.. Отец недавно сказал, что много у него чего в жизни было. Женщин тоже. Но понял он, что полюбил, только с тобой. Я боюсь пропустить, не понять, когда случится именно это. Девушек много, все разные, красивые… Я общаюсь, имею отношения, но ничего такого сильного не чувствую. — Не пропустишь. Почувствуешь. Я тоже так думала, пока не встретила твоего отца. Это озарение! Мы нашли друг друга уже не юными, тебе, может, повезет раньше. — Как будто ты до отца никого не любила, — усмехнулся Петр. — Говоришь, как инфантильный подросток. — Отсутствие мужского воспитания, — огрызнулся Петр. Яна отодвинула от себя пустую тарелку и вытерла губы бумажной салфеткой. — Послушай, Петр, мне иногда кажется, ты говоришь со мной с раздражением. Словно я увела твоего отца из семьи. А мы познакомились с Мартином, когда он думал, что овдовел. Потом оказалось, что это не так. Но жена у него была Настя, а, прости, не твоя мать. — Не хотел производить на тебя такое впечатление. Ты прекрасно знаешь, что отец на моей матери женат не был. Мимолетная связь, после которой она ждала его всю жизнь. А он был благодарен этой связи — в результате появился я, — ответил Петр. — Так и не злись на меня! — Ваши шницели, вечер добрый, — принесла им горячие блюда официантка. — Может, десерт? — Нет, нам с собой еще шницель, салат с креветками и бутерброд с красной рыбой. Еще две банки пива, — попросила Яна. — Нас в вагоне человек голодный ждет. — Пусть сюда приходит. — Поздно, мы уже сами отнесем. — Чего же вы ждали? У нас доставка бесплатная. Будет кушать параллельно с вами. Вагон и место? — спросила официантка. — Мы и не знали! Сейчас оплатим, а вы ему отнесите! Яна назвала вагон и место. — Сделаем, — официантка отошла от них, как-то странно посмотрев Яну. — Не тянешь ты на пассажирку плацкарта, — пояснил ее взгляд Петр. — Что делать, — вздохнула Яна и сделала глоток шампанского. Поезд стучал колесами, мерно покачивался, убаюкивал. — Нехороший я человек, — вдруг выдала Яна, чокаясь с Петром фужерами. — Потому что меня спаиваешь? — усмехнулся он, улыбаясь. — Прямо! Ты — эгоист, только о себе и думаешь! Как будто весь мир должен вертеться вокруг тебя. Я подумала, что Мартин сейчас без света, без воды. Может, в окопе? Его жизни грозит опасность. А я тут капризничаю, не хочу ехать в плацкарте! Стыдно! Я исправлюсь! Я все стерплю. Ты только пообещай, что если Мартин вдруг выйдет с тобой на связь… Даже если он скажет не говорить мне… Все равно скажи! Мне очень важно знать, что он жив!.. — Не волнуйся, не утаю, — пообещал Петр. Тут в вагон-ресторан завалились очень громкие мужчины, два приятеля, которые явно находились в состоянии крепкого подпития. Официантка отвела их подальше от Яны и Петра и посадила на другую сторону вагона. — Молодые люди, потише. Здесь все отдыхают, — попросила она. — Да-да… Все! Хозяйка! Все! — заверили они. Яна посмотрела на молодого Петра с особой нежностью. — Странная у нас ситуация… Не знаем, что там на флешке, но должны были передать ее Ивану Георгиевичу? — Да… — Теперь у нас нет флешки. Человека, которому мы должны были ее передать, тоже нет. Погиб… Двойное зеро. Обнулить бы все и забыть, как страшный сон. Однако мы за флешкой едем. Возможно, нам даже удастся ее вернуть… Дальше-то что? Куда мы с ней, к кому? Ивана Георгиевича не воскресить. — Что предлагаешь? — Вот думаю, насколько эта самая флешка нам теперь полезна без того человека, которому она предназначалась, — рассудила Яна, провожая официантку взглядом. Наверняка понесла еду к их голодному другу. — А Мартин тебе точно не разрешал отдать ее кому-то другому? Тоже очень проверенному человеку… — В том-то и дело! Я бы сказал… — Господи, что же делать? Есть у меня в Москве один человечек — надежный, честный, порядочный. — Отец его знает? — спросил Петр. — Знал… Знает… — поперхнулась Яна, у которой были очень сложные отношения со следователем Виталием Николаевичем Лебедевым, его, собственно, она и имела в виду. Яна еще в молодости свалилась ему, как снег на голову. Она проходила и свидетельницей по разным делам, и даже подозреваемой. Виталий сначала шарахался от нее, как от чумы, потом смирился, поняв, что это его крест, или насланная кем-то на него порча, или чей-то сглаз… В общем, много вариантов. Так, через «не хочу!» и «за что?», завязалась многолетняя дружба — для Яны и неразделенная любовь — для Виталия Николаевича, который долго не мог или боялся в это поверить. В один из моментов отчаяния, которые нет-нет, а случались у Яны, она даже согласилась выйти за него замуж, убедив себя, что нет никого более проверенного и надежного рядом. Слава Богу, этой очередной ошибке в жизни Яны помешал Мартин! Сердце следователя из Москвы было окончательно разбито. А Яна, наконец-таки встретив своего Мартина, на долгие годы прекратила поиски личного счастья. — Если отец знает твоего знакомого, что же он мне не сказал? Чтобы я флешку ему отдал? — спросил Петр. — Или хотя бы внес в список лиц, которым можно доверять… — У него были личные причины, — отвела глаза Цветкова. — А я ему верю! И тут как-то уменьшилось пространство, притух свет и стало меньше воздуха. Над Яной нависла крупная фигура здоровенного мужика, одного из тех, что недавно шумно ввалились в вагон-ресторан. — Какая эффектная женщина! — дыхнул он на нее несвеже. — А кавалер-то у вас молокососный какой-то… Вам нужны настоящие мужчины!. Проведем вечер по-взрослому? — Гражданин, — отклонилась от него Яна, — займите место, согласно купленным билетам! И не шумите!.. Вам же было сказано! — напомнила она решительно. — А то что? Мужик взял своей потной ладонью прядь ее волос и с каким-то животным, из дикой природы звуком втянул ноздрями воздух, понюхал, стало быть. Нежная кожа Яны покрылась мурашками. — Убери руки от нее! — встал Петр. — А то что? — усмехнулся мужик, поворачиваясь к нему. — Не надо, Петр! Это всего лишь пьяный ублюдок, — вскрикнула Яна. Мужик отвлекся на нее. Видимо, не понравились ее слова. Глаза его наливались кровью и злобой. Вся его мерзкая харя зловеще побагровела… — Ах, ты!.. — только и успел произнести он. И тут же получил от Петра сильнейший удар по корпусу, справа, туда, где печень, и еще один — по подбородку. Мило! Мужик шумно рухнул в проход — головой по ходу движения состава. Единственной для Яны неприятностью стало то, что в его ручище остался клок ее волос. Она даже вскрикнула от боли. А на Петра с побагровевшей от злобы мордой, с невнятными, но грозными матюками уже несся товарищ поверженного. Он был помельче и пошустрее. — Ах ты козел!.. — удалось разобрать, когда он приблизился. — Держись, братан… Урою молокососа! Получи, гаденыш!.. Мужик замахнулся и все… Петр успел увернуться, ловким приемом вывернув ему руку, уложил мордой в пол и коротко и резко ударил кулаком в затылок. Мужик затих.