– Отлично. – Она явно не собирается возвращаться к разговору о звонке, а я не спрашиваю. – Возьми вон в том шкафчике тарелки. В холодильнике есть хумус, холодное мясо и очень вкусные фаршированные перцы. Пока я завороженно разглядываю яства, скрытые в недрах их огромного дорогущего холодильника из нержавеющий стали, она вынимает из хлебницы несколько лепешек питы и украдкой открывает маленький настенный шкафчик. Я оглядываюсь на нее и замираю. – Ух ты, ничего себе у вас запас лекарств. – О, у меня легкое тревожное расстройство. – Она поспешно прикрывает дверцу. – Такая уж я, видимо, родилась нервная. Поэтому я так и люблю спорт. Помогает расслабиться. – И сколько таблеток в день ты принимаешь? На полочке лежала куча пачек с таблетками, а я придерживаюсь мнения, что лекарства в больших количествах не идут на пользу никому. – Одну-две. Сколько Дэвид пропишет. Попозже приму. Не на голодный желудок. Она явно чувствует себя неловко, но мои мысли всегда написаны у меня на лбу. Она производит впечатление совершенно нормального человека. А вот все эти телефонные звонки и таблетки нормальными мне не кажутся. Да еще и ее муж ей сам их выписывает. Не уверена, насколько это соответствует медицинской этике. Внезапно меня охватывает острое желание очутиться где-нибудь подальше отсюда. Не надо мне было на все это соглашаться. Я-то воображала, что у них чудесный, идеальный брак, но теперь, даже увидев этот великолепный дом, я не испытываю зависти. Не завидую даже Адели со всей ее красотой и элегантностью. Совсем не завидую. Этот дом производит впечатление позолоченной клетки. Чем она занимается здесь весь день? Может, моя жизнь и похожа на бег белки в колесе, зато я всегда при деле. – Давай вынесем все это на улицу и поедим на свежем воздухе, – говорит она, и я понимаю, что тема закрыта. Еда изумительная, после тренировки аппетит у меня волчий, но лучше всего то, что Адель ест вовсе не так, как я себе это представляла. Я-то думала, она из тех женщин, которые объявляют, что объелись, после трех ложек салата, а она набрасывается на еду точно с таким же аппетитом, как и я. Вскоре большая часть принесенного нами съедена, и Адель отправляется на кухню за добавкой хлеба. – А почему у вас нет детей? – не выдерживаю я. Не вижу никаких причин, которые мешали бы им их иметь. У них есть деньги, она не работает, и вместе они уже давно. Адель делает глоток чая, прежде чем ответить: – Наверное, мы с Дэвидом просто не совпали по времени. Сначала Дэвид хотел, а я была не готова. А теперь все наоборот. – Биологические часики затикали? – спрашиваю я. – Наверное. Немного. – Она пожимает плечами. – Но для нас главное – его карьера. – Для него, возможно, и так, но тебе, наверное, скучно. Не знаю, зачем я задаю ей все эти вопросы. Не знаю, почему мне хочется помочь ей, но мне этого хочется. В ней есть какая-то беззащитность. – Я готовлю. Сама прибираюсь в доме. Мне претит мысль о том, чтобы этим занимался чужой человек. Наверное, мне просто нравится роль патриархальной жены. Я хочу, чтобы ему было хорошо. Не знаю, что на это ответить, и чувствую, как на бедрах выступает пот. Пока она тут готовит, надраивает дом и до седьмого пота упахивается на тренировках, чтобы быть для него идеальной женой, он шляется по барам, накачиваясь спиртным и тискаясь с пухлыми матерями-одиночками. – О боже, чуть не забыла! – Она вскакивает на ноги и с газельей прытью скрывается в доме. Господи, что на этот раз? Очередное железное правило, насажденное Дэвидом, про которое она совсем забыла? Что за ерунда происходит в этом доме? Но тут она вновь появляется в саду, сияя и прижимая к груди старую ученическую тетрадь. – Хотела отдать ее тебе еще в клубе, но потом из-за звонка это совершенно вылетело у меня из головы. Это поможет тебе справиться с твоими ночными кошмарами. С ума сойти, как она ухитрилась это запомнить? Да, я упомянула о них тогда в кафе, но совсем вскользь. – У меня они раньше тоже были. Просто ужас какие. Дэвид пытался помочь мне на свой манер, подарил мне одну книжку из букинистического магазина про силу сновидений, но в конце концов мне все равно пришлось проходить терапию и все такое прочее. – Это после того, как погибли твои родители? – брезжит внутри меня ужасная догадка. – Нет, еще до. Когда я была совсем маленькой. После того, как погибли родители, у меня тоже были проблемы со сном, но это уже совсем другая история. Давно у тебя эти кошмары? Ты к кому-нибудь с этим обращалась? Я слегка ошарашена. Господи, сколько же у нас с ней общего. Ночные кошмары. Одинаково скверный вкус на мужчин. – С самого детства, – делано легкомысленным тоном говорю я. – Наверное, как и у тебя. Мама таскала меня по врачам, но, видимо, ей сказали, что рано или поздно я это перерасту. В действительности же я просто привыкла жить с ними. На моих мужчин это производило убойный эффект. Я вскакивала посреди ночи и начинала бродить с открытыми глазами, точно какая-нибудь психопатка из фильма ужасов, а когда они пытались разбудить меня, я лезла в драку, а потом принималась рыдать как ненормальная. Я улыбаюсь, хотя назвать эти воспоминания смешными нельзя. Иэна эта моя милая особенность утомляла. Я до сих пор убеждена, что отчасти мы с ним разошлись по этой причине. – Я потом сама пыталась ходить по врачам, но они сказали, это не настоящие кошмары, потому что я помнила их, и мне не осталось ничего иного, кроме как научиться с ними жить. Снотворное немного помогает, но потом на следующий день чувствуешь себя просто отвратно, к тому же я стараюсь не принимать его, если вечером выпила вина. О том, что вино я пью каждый вечер, я не упоминаю. Незачем ей об этом знать. Я же не напиваюсь каждый раз в стельку. От бокала-другого никакого вреда не будет, что бы там об этом ни говорили. Французы же пьют – и ничего. Про Францию я думать не хочу. Беременна. – Твои врачи ошибались, – говорит Адель. – Некоторые люди помнят свои ночные кошмары. Такие, как мы с тобой. Представляешь, какие мы уникумы? Никогда прежде не видела ее такой оживленной. Ее взгляд прикован ко мне. Глаза горят. Спина выпрямлена. Качаю головой. Я никогда об этом особенно не задумывалась. Они всего лишь часть моей личности. – Кошмары снятся менее чем одному проценту взрослых, и лишь мизерная доля этого процента помнит их. Уникумы вроде нас с тобой. – Она улыбается, воплощенное счастье. – Просто поразительно, что двое из этой крохотной горстки людей нашли друг друга! Вид у нее такой сияющий, что меня накрывает очередной приступ угрызений совести. Мне следовало бы уехать домой. Обратно к моей жизни и прочь из ее. Не нужна мне ее помощь. Но я заинтригована. Она же говорила, что у нее тревожное расстройство, а не расстройство сна. Если она такая же, как я, проблемы со сном должны идти в ее списке под номером первым. Я смотрю на тонкую тетрадку, лежащую на столе между нами. – И каким образом это может мне помочь? – Тебе нужно научиться контролировать свои сны. Я против воли начинаю смеяться. Все это звучит как эзотерическая бредятина в духе эпохи нью-эйдж, а я прожженный циник. – Контролировать? – Это именно то, что сделала я. Я понимаю, это звучит глупо, но это изменило мою жизнь. Возьми тетрадь. И прочитай, что там написано. Поверь мне, если ты приложишь к этому усилия, не будет больше никаких кошмаров, а будут только потрясающе яркие сны по твоему выбору. Осознанные сновидения. Беру тетрадь и бросаю взгляд на первую страницу. На ней аккуратно выведенный печатными буквами и подчеркнутый снизу текст: Раз в час ущипнуть себя и произнести: «Я не сплю». Взглянуть на свои руки. Пересчитать пальцы. Посмотреть на часы, отвести взгляд, снова посмотреть на часы. Сохранять спокойствие и сосредоточенность. Думать о двери. – Она твоя? Перелистываю страницы. Несколько из них исписаны неразборчивыми каракулями, – очевидно, старания хватило только на самое начало; в конце много страниц выдрано. Нельзя сказать, чтобы с ней обращались очень бережно. – Нет, – говорит она. – Эта тетрадь принадлежала одному человеку, с которым я была когда-то знакома. Но там есть и про меня. Я присутствовала при том, как он научился это делать. Книга в ознакомительном фрагменте. Купить с доставкой недорого можно у партнера здесь