– Десять лет, – говорю я. – С моих восемнадцати. Я полюбила его с первого взгляда. Он – моя половинка. Я сразу это поняла. – Надо же, как рано, – замечает она. – Может быть. Наверное. Ты знаешь, что он спас мне жизнь? – Что спас?! – Еще секунду назад совершенно разомлевшая от жары, теперь она смотрит на меня во все глаза. – Ты имеешь в виду, в буквальном смысле или в метафорическом? – В буквальном. Мои родители в ту ночь погибли. – Господи, прости, пожалуйста. Со своими влажными светлыми кудряшками, убранными за уши так, что вода стекает на плечи, она кажется совсем юной. Если она скинет пару-тройку килограммов, лицо у нее будет выглядеть просто потрясающе. – Ничего страшного, это было очень давно. – Что произошло? – Если честно, я не помню о событиях той ночи ровным счетом ничего. Мне было семнадцать, скоро должно было исполниться восемнадцать. Я спала в своей комнате в доме моих родителей в их поместье в Пертшире. – У твоих родителей было поместье? Настоящее загородное поместье? – Угу. Фейрдейл-Хаус – так оно называлось. – Чувствую, как интерес Луизы ко мне возрастает прямо на глазах. Ну еще бы: прекрасная принцесса с искалеченной судьбой. – Я же говорила, что у меня никогда не было настоящей необходимости работать. В общем, – я пожимаю плечами, как будто мне неловко об этом говорить, – моя комната находилась довольно далеко от их спальни. Мы были из тех, кому нужно много личного пространства. Во всяком случае, они точно. Они любили меня, но нежными родителями их назвать было нельзя, если можно так выразиться. Впрочем, когда я подросла, то поняла, что в этом есть свои плюсы. Ну, то есть я могла врубать у себя музыку на полную громкость и тайком проводить к себе на ночь Дэвида, ну и все в таком роде. – И? Она жадно слушает, но я вижу, что ей не терпится скорее перейти к сути истории – к Дэвиду. Вот и прекрасно. Все равно про пожар я ничего ей рассказать не могу. Все, что мне известно, я знаю с чужих слов. – Короче говоря, в тот вечер у моих родителей были гости, и дознаватели считают, что к тому моменту, когда гости ушли, они оба были прилично пьяны. В какой-то момент начался пожар и стал быстро распространяться. Когда в два часа ночи Дэвид ворвался в дом, пробрался в мою спальню и вытащил меня на улицу, половина здания уже была в огне. Как раз та половина, в которой мы жили. Я была без сознания. Мои легкие повредило дымом, а Дэвид получил ожог плеча и руки третьей степени. Ему пришлось даже делать пересадку кожи. Думаю, он отчасти потому и пошел в психиатрию вместо хирургии. У него были повреждены нервные окончания. Несмотря на ожоги, он все равно попытался вернуться за моими родителями, но это было невозможно. Если бы не он, я бы тоже погибла. – Ничего себе, – тянет Луиза. – Потрясающая история. Ну, то есть, разумеется, история ужасная, но в то же самое время и потрясающая. – Она умолкает. – А что он делал там посреди ночи? – Он не мог уснуть и захотел меня увидеть. Через несколько дней он должен был уезжать в университет. Думаю, это был просто счастливый случай. Впрочем, я стараюсь не слишком часто обо всем этом думать. Луиза все еще находится под впечатлением, и у меня мелькает мысль, что эта история наверняка слегка задела ее за живое. Заставила почувствовать себя вторым сортом. Наверное, она привыкла чувствовать себя вторым сортом. Может, она сама этого не понимает, но в ней есть природный шик, а люди обычно стараются это приглушить. Я намереваюсь вернуть его обратно. – Так, пойду-ка я окунусь в бассейн, пока не сжарилась окончательно, – говорю я. Все эти разговоры о пожаре сделали пребывание здесь совершенно невыносимым. – Не хочешь потом зайти в ресторан и взять по салатику? Они здесь у них отличные. Полезные и при этом вкусные. – Запросто, – говорит она. – Я с тобой такими темпами глазом не успею моргнуть, как снова буду влезать в свои джинсы десятого размера. – А почему бы и нет? – Действительно, почему бы и нет? Она вдохновенно мне улыбается, и я выхожу из душной парилки в благословенную прохладу, чувствуя себя абсолютно счастливой. Она мне нравится. Очень нравится. Я прыгаю в бассейн и, погрузившись в восхитительно холодную воду, принимаюсь сосредоточенно рассекать ее быстрыми четкими гребками. Мое тело требует нагрузки, движения, связанного с ним выплеска адреналина. Я люблю адреналин. По пути в кафе, посвежевшие и с высушенными волосами, мы проходим мимо часов, и я бросаю на них взгляд. Уже два. – Неужели уже так поздно? Погоди-ка, – останавливаю ее я и, присев на корточки, принимаюсь в панике рыться в сумке. – Что-то случилось? – спрашивает Луиза. – Ты что-то оставила в раздевалке? – Нет, дело не в этом. – Я с отсутствующим видом хмурюсь. – Телефон. Я забыла телефон. Понимаешь, я не привыкла иметь телефон, но сейчас уже два часа, и если я не отвечу… Теперь настал мой черед сбивчиво перед ней объясняться. Я вскидываю на нее глаза и выдавливаю улыбку. Выглядит она не очень убедительно. – Слушай, давай лучше поедем ко мне и перекусим там? Салаты тут, конечно, хорошие, зато у меня в холодильнике есть всякая вкуснятина. Устроим себе маленький пикник в саду. – Ты знаешь, я лучше не… – начинает она, явно не горя желанием оказаться в моем доме – в доме Дэвида, – но я не даю ей договорить. – Я потом отвезу тебя домой. – Снова улыбаюсь самой ослепительной, обаятельной и сверкающей улыбкой. – Мы отлично проведем время. – Ну ладно, – соглашается она после небольшого колебания, хотя я вижу, что ей все еще неудобно. – Давай. Но только ненадолго. Нет, она положительно мне нравится. Сильная, теплая, остроумная. И так легко поддающаяся влиянию. 15 Луиза В машине я пытаюсь завязать разговор и донести до Адели, что могу провести у нее не больше часа: Адама привезут из гостей, куда его пригласили после школы, в пять, и мне надо быть дома к половине пятого самое позднее, но она не слушает. Рассеянно угукает, но сама поминутно смотрит на часы на приборной панели и сосредоточенно гонит машину по узеньким лондонским улицам. С чего вдруг такая спешка? Что это за важный звонок, который она так боится пропустить? На ее лице застыло озабоченное выражение. И лишь когда мы переступаем порог ее дома, она расслабляется. Как ни забавно, в тот же самый миг меня начинает слегка подташнивать. Мне не следовало бы здесь находиться. Совершенно не следовало бы. – Еще целых десять минут, – с улыбкой говорит она. – Проходи. Дом у них очень красивый. Просто роскошный. Деревянные полы – добротная толстая дубовая доска, не дешевый ламинат – в коридоре, сбоку ведет на второй этаж изящная лестница. Это дом, в котором легко дышится. Прохладный воздух, основательные старые стены из кирпича. Этот дом простоял более ста лет и без труда простоит еще столько же. Заглядываю в одну из комнат и понимаю, что это кабинет. Письменный стол у окна. Шкаф с документами. Мягкое кресло. Книги на полках, все как на подбор толстые тома в солидных переплетах, никакого легковесного чтива. К кабинету примыкает уютная гостиная, со вкусом обставленная, но не загроможденная. Светлая и просторная. И нигде ни пылинки. Сердце у меня колотится так сильно, что начинает стучать в висках. Я чувствую себя так, как будто вторглась на чужую территорию. Что подумал бы Дэвид, узнай он, что я тут побывала? Пить кофе с его женой – одно дело, а заявиться к нему в дом – совершенно другое. Возможно, он счел бы оба варианта одинаково безумными. Да и Адель тоже, знай она, что было между мной и Дэвидом. Она возненавидела бы себя за то, что пригласила меня в свой дом. И меня тоже возненавидела бы. Но хуже всего то, что здесь, где у меня нет совершенно никакого права находиться, меня охватывает острая тоска по мужчине-из-бара. Я не хочу, чтобы он ненавидел меня. Придется все ему рассказать. Выложить все начистоту. Господи, какая же я идиотка. Нельзя было позволять всей этой истории с Аделью зайти так далеко. Но что мне делать сейчас? Не могу же я вот так взять и уйти. Придется остаться на обед, как договорились. К тому же она мне нравится. Она милая. Ни капли не заносчивая и не высокомерная. – А, вот он где! Я прохожу следом за ней на кухню; размером она со всю мою квартиру и стоит, наверное, примерно столько же. Гранитные столешницы отполированы до блеска; нигде ни пятнышка, ни следа от кружки. Адель берет в руки маленькую черную «Нокию». Почему у нее такой допотопный телефон? В этом шикарном доме он выглядит чем-то чужеродным. И к чему была эта паническая спешка? – У тебя все в порядке? – спрашиваю я. – Что такого страшного в том, чтобы пропустить чей-то звонок? Это что-то важное? – Ой, это прозвучит глупо. – Ее плечи слегка поникают, и она принимается наливать воду в чайник из фильтр-кувшина, чтобы не смотреть на меня. – Я жду звонка Дэвида. Он волнуется, если я не беру трубку, когда он звонит. Я в замешательстве: – Но откуда ты знаешь, что он позвонит? – Потому что он звонит каждый день в одно и то же время. Он беспокоится, вот и все. Мой дискомфорт от пребывания в их доме, мучительные чувства к Дэвиду – все это как рукой снимает, и я во все глаза смотрю на нее. Эта прекрасная, элегантная молодая женщина в панике несется домой, чтобы не пропустить звонок от мужа? – Ты должна быть дома, когда он тебе звонит? И как часто это происходит? – Все не так, как кажется, – говорит она, глядя на меня с мольбой в глазах. – Он звонит всего пару раз в день. И у меня есть мобильник, так что теперь я не обязана быть дома. Что это – паника или страх? Такое чувство, как будто я получила оплеуху. Что я вообще знаю о Дэвиде? Всего один пьяный вечер – и на этом основании я выстроила весь его характер. В своем воображении. Вспоминаю, в каком плохом настроении он был вчера. Этого в моем образе Дэвида не было. Жены у него, впрочем, не было тоже. – Это хорошо, – говорю я вслух, складывая руки на груди. – Потому что со стороны это производит впечатление помешательства на тотальном контроле. Она вспыхивает и кладет в чайник несколько пакетиков мятного чая. – Он просто хочет быть уверенным, что со мной все в порядке. – Зачем? – спрашиваю я. – Ты взрослая женщина. Телефон начинает пиликать, и мы обе как по команде вздрагиваем. – Может, не будешь брать трубку? Перезвонишь ему потом. Она смотрит на меня огромными глазами, полными нескрываемого беспокойства, и мне становится стыдно. Это не мое дело. Я улыбаюсь: – Я просто пошутила. Я буду молчать. Она торопливо выскакивает в коридор, прижав к уху трубку. Дождавшись, когда вскипит вода, заливаю кипяток в чайник. Из кухни не очень хорошо слышно, но если прислушаться, то можно разобрать обрывки разговора. Теперь я в самом деле чувствую себя как человек, вторгшийся на чужую территорию, но ничего не могу с собой поделать. Любопытство сильнее меня. Слишком уж все это странно. Может, Дэвид ее чуть старше, но не настолько же, чтобы взять на себя роль отца. До меня доносится ее голос: – Я помню. Сейчас приму. Я просто только что вернулась из спортклуба. Нет, все в порядке. Я заваривала чай. Я люблю тебя. Что скрывается в этом голосе? Страх? Ничего особенного? Неловкость? Сложно сказать, очень сложно. Может, они всегда так друг с другом разговаривают. Когда она возвращается, я раздумываю, не выскочить ли мне в садик покурить. За время их разговора я не слышала ни одного смешка, но выглядит она намного спокойнее. – Я заварила чай, – говорю я.