Белла, Клэр, Пета, Филип, Элен – невозможно представить, что кто-то из них мог так низко пасть. – И все же это меньшее преступление, чем само убийство, – заключила Пета. На лужайке появился Филип, направлявшийся в их сторону. В белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных цветным шнуром, он выглядел весьма авантажно. – Белла приглашает всех на чай. Он накрыт на передней террасе. Пета протянула руку, чтобы ей помогли подняться. – Привет, Филип, мы только что обсуждали твою причастность к убийству. – Замолкни, дуреха, – шикнул на нее Эдвард. – Может, это и не ты, но, Филип, если ты не Филип Марч, а самозванец из Америки, признайся сразу, потому что мы об этом догадались и все равно докопаемся до правды. Но я лично этому не верю, – подвела черту Пета, несколько смущенная своей непоследовательностью. Филип громко расхохотался. – Ну и родственнички! Сидят и смешивают с грязью своего бедного кузена! – Но ты был какой-то не такой, когда вернулся, и потом вся эта мутная история с завещанием, которое дед хотел изменить в твою пользу… Филип перестал смеяться. – Вы считаете, что я на него надавил? – Нет, Филип, конечно, нет, ты не так понял. – А я еще столько нервов потратил, чтобы отговорить старика! Черт побери, это уже слишком! Да, я чувствовал себя очень неловко: вломился в незнакомую семью, где меня сразу захотели сделать наследником. Что я, по-вашему, чувствовал, отнимая поместье у Петы? Естественно, я тогда не знал его так хорошо, как сейчас, не знал, что он меняет свое завещание чуть ли не каждые пять минут. Ты перегнула палку, Пета, – обиженно проговорил Филип. – Это ты подбила Эдварда на такую глупость. Я сыт по горло всеми этими идиотскими версиями и разоблачениями: сначала убийцей признали Элен, потом Клэр, а теперь вот добрались до меня! А истина состоит в том, что, измени он завещание, существенно пострадала бы только ты, Пета! И только из-за твоей инфантильности и глупости никто не думает на тебя. А ты легко могла подлить адренол в тот стакан, что стоял на кухне, а то, что на нем не осталось отпечатков твоих пальцев, довольно легко объяснить. Ведь на телефоне, к которому ты прикасалась, их тоже не нашли. – И как, по-твоему, я ухитрилась это сделать? Надела перчатки? – Там в шкатулке была пара перчаток Серафиты. – Дорогой мой Филип, там лежат длинные черные перчатки! Интересно, что подумала бы Белла, увидев меня в них? – Белла уже не девочка, и зрение у нее уже не такое, как в молодости. Она могла просто не заметить. – Учитывая, что Белла забрасывает сахар прямо в пасть Боббину с расстояния нескольких футов, она бы уж точно заметила, если я бы предстала перед ней в черных перчатках по локоть! – Господи, да прекратите вы пререкаться, – остановил их Эдвард. Когда они шли по лужайке, он спросил у Петы: – Ты ушибла руку? Она у тебя какая-то скрюченная. Покраснев, Пета быстро разжала пальцы. – Она занимается йогой, – пошутил Стивен, шагавший рядом с Петой. Сердце его ликовало: как трогательно она сохраняет его поцелуй. – Пытается сжимать кулак, пока ногти не прорастут сквозь ладонь. Я вижу, ты опять вернулась к бычьей крови! – с сожалением добавил он. – Да, я пользовалась прозрачным лаком, пока мы не похоронили деда, просто из уважения к нему. Но теперь ему, бедняжке, уже все равно, так что я могу вернуться к прежней раскраске – это поддерживает мой боевой дух. – Прозрачный лак! – произнес Филип. – Филип, какое у тебя странное лицо. Похоже, ты тоже немного свихнулся. – Прозрачный лак! – вскричал Филип. – Эдвард, похоже, не ты один будешь признан негодным к военной службе. У Филипа совсем помутилось в голове. – Да неужели? – сказал Филип, хватая Пету за руку и разглядывая ее ногти. – Посмотрите на них! Посмотрите! Твердый блестящий лак! Эдвард, посмотри на них, и ты тоже, Стивен. Ведь прозрачного лака совсем не видно! Это тонкая блестящая пленка на ногтях. Такая, какая была у тебя в тот вечер, когда был убит дед. Господи, за пять минут до того, как пойти в павильон, ты сидела на террасе и на глазах у всех покрывала ногти прозрачным лаком! А заодно покрыла им и кончики пальцев! Клэр сидела на поваленном дереве в лесочке у реки и ждала Филипа. Сквозь ветки светило солнце, оживляя вечернюю прохладную тень. По стволу сбежала белка и, устроившись на ветке, сложила лапки и стала искоса посматривать на нее маленькими блестящими глазками, в лугах за рекой заливался жаворонок, переполненный радостью жизни. Между деревьями показался Филип все в тех же белых фланелевых брюках, небрежно подпоясанных шнуром. – Ты похожа на лесную фею в окружении маленьких лесных жителей, столпившихся у ее крошечных ножек! – приветствовал он Клэр. – Которых ты распугал своим топотом, – ответила она, посмотрев на белку, скрывшуюся в ветвях. – Элен укладывает малышку, – сообщил Филип, усаживаясь рядом с Клэр, и начал рассеянно ковырять кору соседнего дерева. – Антония все повторяет «бла-бла-бла», вселяя в нас надежду, что скоро скажет что-нибудь еще. Клэр почувствовала, что сейчас будет сцена. Искренняя и непритворная сторона ее натуры восставала против этого, в то время как эгоистическая, показная и экзальтированная торжествовала и приветствовала происходящее. – Что ты мнешься, Филип? Филип перестал обдирать кору. – Клэр, Элен только что приперла меня к стенке: она поставила меня перед выбором – ты или она. Клэр показалось, что жаворонок замолк, а лес и река затихли, чтобы в наступившей тишине громче раздавалось биение ее сердца. Наконец она произнесла: – И что ты ей ответил, Филип? Элен или я? – Элен. Снова наступила тишина. Потом Клэр театрально произнесла, как бы обращаясь к себе самой: – Значит, я снова одинока! – Она… она купала малышку, – запинаясь, начал Филип. – А я сказал, что вчера это делала Пета, и рассказал Элен, как отчаянно Пета боролась за право заботиться об Антонии, потому что обещала это делать. Я сказал это в шутку, совершенно не упоминая тебя. Но она сразу же подумала о тебе, резко выпрямилась и перебила меня на полуслове, словно ей было невыносимо все это слушать. И в лоб спросила: ты или она. Я проявил постыдную слабость – и совершил ошибку, Клэр. Вы обе были нужны мне, и в каждой я находил что-то свое, невольно причиняя вам страдания, – и это полностью моя вина. Я, конечно, мерзавец, слабый, никчемный тип. Но когда Элен поставила вопрос ребром, я выбрал ее. И говорю тебе об этом прямо. Лгать тебе было бы бесчестно. Я презираю и ненавижу себя за свою слабость… – И что же сказала Элен? – Она ничего не сказала. Посмотрела на меня, откинула волосы со лба и продолжала мыть малышку. – Элен нечасто увидишь неприбранной, – сказала Клэр после мучительной паузы. – Я… Она засучила рукава, я подошел к ней и поцеловал ее голую руку. А потом сразу ушел. Песня жаворонка вдруг стала пронзительной и неблагозвучной, лес сомкнулся, словно собираясь ее задушить. Клэр представила, как он целует пухлую белую руку Элен, и содрогнулась от отвращения, внутри у нее что-то оборвалось. – Ты мог бы не сообщать мне о своих заигрываниях с женой, – резко бросила она, желая его уколоть. – Отчего же? Как ты верно заметила, она моя жена. – Ах, да, я совсем забыла, извини, – процедила Клэр. Боль ее была так велика, что не оставила места привычной театральности. Она смотрела на реку, и ее красивое лицо было спокойно и неподвижно. – Вот что я скажу тебе, Филип. Возможно, для тебя это будет неожиданностью, но по крайней мере избавит от лишних угрызений совести. Мы с тобой сошлись, потому что мне был нужен мужчина – и не обязательно ты. Любой мужчина, которого я могла бы любить, настоящий друг, на которого можно опереться и который решит все мои проблемы. Короче, я хотела мужа! – усмехнулась Клэр, чуть пожав плечами. Вдруг она осеклась и вцепилась Филипу в руку. – Кто это там? Это была миссис Бро, бесшумно идущая к ним по тропинке. – Так и думала, что найду вас здесь, – сказала она с нехорошей улыбкой. – Вы ведь частенько сюда похаживаете? – Вы что-то хотите, миссис Бро? – спросила Клэр. – Так, ничего особенного. Просто хотела с вами поговорить. – О чем? – резко спросил Филип. – Да о завещании, доктор. О том, в котором вас с мисс Клэр лишили наследства. – Спасибо, конечно, но мы и так его знаем в общих чертах. Так что там с этим завещанием? Сложив большие руки на животе, миссис Бро взирала на них с почтительностью, в которой сквозила издевка. В черном платье, высокая и худая, она была похожа на темное пятно, проступившее на веселой зелени деревьев. – Бро сильно переживал насчет этого завещания, доктор. Когда вышел из павильона с ним в кармане, так прямо и сказал, что это нечестно. – С завещанием в кармане? – Сэр Ричард подписал его при нас, доктор, а потом положил в конверт и сказал Бро: «Утром отнесешь в контору мистера Гарда. Собственноручно отнесешь. Когда утром будешь возвращаться со своего пожарного дежурства». – Боже милосердный! – воскликнул Филип.