Часть 31 из 55 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Новый парень с ними – это, видимо, тот самый голландец, про которого Изабель ему все уши прожужжала.
– Привет, Эрл, – отозвалась Изабель. – Прекрати называть меня Иезавелью! Меня это бесит. Привет, Пеппи.
Перпетуя одарила их вежливой безрадостной улыбкой. Отказываясь принимать ее улыбку, Брайан Бриан отвернулся. Он подумал: она совершенно пустая, как выброшенная на берег морская раковина. Удивительно, что Джонни всем своим юным сердцем полюбил эту оболочку с изогнутыми губами и тоскливыми серыми глазами. Но он помнил, как расписывал ее в письмах Джонни. Черт бы ее побрал! И это была не просто фигура речи – Брайан действительно желал ее душе гореть в аду.
Сьюзан Сволок тоже пожелала душе Перпетуи отправиться в ад. После того что случилось с Джонни, продолжает гулять с Андерсоном, смеет приходить сюда и встречаться с ними со всеми…
Перпетуя, из-за которой Джонни Вайз покончил с собой, которая фактически его убила. Изабель Дрю и Эрл Андерсон, помощники убийцы. Эдгар Порт, Сьюзан Сволок и Двойной Брайан, так любивший Джонни. Нескладный Джордж Эксмут, влюбленный в Перпетую. Две жертвы, убийца и актеры второго плана. И до начала спектакля осталось недолго…
Тесно сгрудившись, они обсуждали ход представления с Чарити Эксмут (когда свершится убийство, для которого Чарити сейчас так невинно подготавливает сцену, она будет далеко отсюда, в Эдинбурге, увивать плющом очередные декорации). Чарити взмахами костлявых рук обрисовывала последовательность театральных событий.
– Фанфары взревут – это будет потрясающе! – софиты осветят арочный проход, посетители обернутся посмотреть, что происходит, подойдут сюда и соберутся возле сцены. Снова фанфары – верхом на конях на сцену выезжают рыцари; их бархатные плащи развеваются, серебряные знамена реют на древках! Рыцари объезжают сцену по кругу, перестраиваются, формируют фигуры и, наконец, исполняют «большую цепь»[4], лошади пускаются рысью, упряжь звенит! Всадники выстраиваются под башней, рыцари поднимают головы и смотрят на балкон, где эффектно появляется королева Англии – дома и красы![5] Луч света медленно движется вверх, барабанная дробь – и она выходит на балкон в серебряном платье, в высокой остроконечной шляпке с развевающейся вуалью…
От красоты воображаемой картины у Чарити перехватило дыхание, и она умолкла.
– Что это все символизирует? – спросила Сьюзан Сволок, обладавшая чересчур прагматичным умом.
Никто не имел ни малейшего представления о том, что это все может символизировать.
– Ну, просто… э-э… просто рыцари отдают дань уважения «Англии, дому родному и красе», – сказал мистер Порт, неопределенно взмахивая короткой толстой рукой. Или славить «Англию – дом и красу» должна дорогая Изабель? Он пока не решил.
Его глаза встретились с глазами Брайана Бриана и Сьюзан Сволок, и режиссер опустил взгляд к мыскам своих ботинок. Какой смысл пытаться объяснить людям, которые все равно не поймут, что значили эти слова для тех, кто три года прожил в «Малайски» под нежным руководством Сынов Неба.
– Так. Кто будет главным рыцарем? – спросила Чарити Эксмут, снова переходя к делу. Она с нежностью взглянула на своего сына. – Джордж исполнит роль одного из рыцарей – просто ради веселья. Правда, Джордж?
– Да, мамадорогая, – пробормотал Джордж, который исполнял эту роль лишь потому, что мать на этом настаивала, и ни по какой иной причине.
– Так. Кто же будет главным рыцарем? – повторила миссис Эксмут.
– Двойной Брайан, – предложила Изабель.
Поскольку режиссером был мистер Порт, слово Изабель было законом.
– Ладно, – кисло сказала мать Джорджа. – А мистер Эрл Андерсон должен быть вторым рыцарем, потому что я уже договорилась с ним насчет переключателя. Тогда Джордж будет третьим. У главного рыцаря – белый плащ и белая лошадь. Все остальные лошади черные. Второй рыцарь – в красном плаще, третий – в синем. Давайте для краткости называть их Белым Рыцарем, Красным Рыцарем и Синим Рыцарем. Мистер Бриан – Белый, мистер Андерсон – Красный, Джордж – Синий.
Всех, казалось, вполне устроило столь удобное нововведение.
– Белый Рыцарь, вы первым выезжаете на сцену через арку, – продолжала Чарити, ловко именуя Брайана Бриана новым прозвищем. – Остальные – за вами. Вы объезжаете сцену один или два раза и занимаете свои позиции в открытом каре. Белый Рыцарь в центре…
– Не выйдет, – вмешалась Изабель. – Если поставить одного в центр, останется нечетное число.
– У нас одиннадцать рыцарей, – напомнила Чарити.
– А рыцарских доспехов – двенадцать! – сказала Изабель. Ее скупой душе была неприятна мысль о напрасно потраченных деньгах на костюм, который не будет использоваться – пусть даже это деньги устроителей выставки.
– Ну теперь уже поздно раздумывать. Будем рассматривать оставшийся костюм как запасной. Я разработала все построения, и менять ничего нельзя, – заявила миссис Эксмут, воинственно сдвигая треуголку набок. – Итак, открытое каре, Белый Рыцарь – в центре. Рыцари меняются местами: Белый сюда, Красный вот сюда, Желтый и Зеленый вон туда… – Она объяснила одно или два простых построения и, поскольку никто ничего не понял, вырвала из своего блокнота несколько листков и принялась рисовать на них маленьких человечков. – Так, Красный здесь, Синий вот здесь… Нет, что я говорю? Синий здесь, а Красный в центре… Нет, не так… Вы меня совсем запутали! Синий стоит на месте и ничего не делает, а Красный едет налево…
К тому времени как они добрались до «большой цепи», пол был усеян обрывками бумаги.
Изабель с нетерпением ждала, когда приступят к ее части представления. Она сразу же побежала к шаткой лестнице, поднялась и кокетливо окликнула собравшихся с балкона.
– Значит, после «большой цепи» Брайан, Эрл и Джордж занимают свои позиции, а восемь остальных формируют полукруг по краю сцены лицом к зрителям, – сказала она. – А может, лучше они все будут смотреть на королеву?
– Нет, – отрезала Чарити.
Изабель решила не спорить.
– Итак, я в окне, вся в тени, потому что свет направлен на сцену. Эрл смотрит на меня слева, Джордж – справа, а Двойной Брайан стоит лицом к арке, задом лошади к публике, и тоже смотрит наверх. Луч софита медленно поднимается и как только освещает окно и балкон, я выхожу в серебряном платье и высокой остроконечной шляпке и начинаю речь.
Тут же, не дожидаясь приглашения, она разразилась речью…
Вокруг них в ослепляющей пыли и в оглушающем грохоте выставка «Дома для Героев» проходила медленный и болезненный этап своего рождения. Дай-ка мне молоток… Притащи вон ту доску… Примерь-ка одну из наших сеток для волос… Просто кладешь курицу вот сюда… Серая саранча продолжала взметать пыль и ждать, пока она осядет, хозяева павильонов прыгали вокруг молодых девушек и тщетно молили их произносить слова правильно. Изабель декламировала речь, а Перпетуя Кирк невыносимо скучала, поэтому повернулась к Сьюзан и спросила с обычным своим безразличием:
– А вы принимаете участие в представлении, мисс Сволоч? Похоже, участвуют почти все друзья Изабель.
– Я не друг мисс Дрю, – резко ответила Сьюзан. – И зовут меня мисс Сволок, с «к» на конце.
А поскольку Перпетуя лишь посмотрела на нее недоуменно, Сьюзан добавила, что да, она знакома с Изабель Дрю, однако они не друзья.
– Вот как? – рассеянно проговорила Перпетуя. Какая разница? Ее вопрос – обыкновенная вежливость.
– Конечно, она устроила меня на эту работу, – признала Сьюзан, желая быть справедливой. – Я потеряла все, что имела в Малайе, и мне довольно трудно найти работу в Англии. Как и сохранить ее.
Малайя. Откуда приехал Джонни.
– Ах, вот как? – сказала Перпетуя, отбрасывая воспоминание, словно паутину, коснувшуюся ее мыслей.
– Предполагается, что я должна быть смотрительницей гардероба, – продолжала мисс Сволок. – Все, за чем я смотрю, – это двенадцать фальшивых доспехов и платье Изабель Дрю. А еще я должна стоять на страже у двери в задней комнате, чтобы во время представления никто не вошел.
– А почему никто не должен входить? – спросила Перпетуя – просто чтобы сказать что-нибудь.
– По той простой причине, что дверь находится прямо напротив арки и хорошо видна зрителям. Конечно, мы планируем повесить поперек арки занавеску из бус, но лучше на всякий случай присмотреть…
«Да какое мне дело?» – подумала Перпетуя. Она жалела, что завязала этот дурацкий разговор. Привычка быть вежливой вечно впутывала ее в подобные ситуации. Вот к чему приводит обучение в монастыре. Может, ты не научишься играть в хоккей или лакросс, но инстинкт говорить и вести себя правильно в тебя вдолбят. Другие умения умерли – для Перпетуи почти все умерло одной лунной ночью семь лет назад, – но эта привычка осталась с ней до сих пор. Она одарила мисс Сволок рассеянной, милой, ничего не значащей улыбкой и медленно побрела прочь, глядя невидящим взглядом на недостроенные домики, скелеты павильонов, о чем-то говорящих и жестикулирующих мужчин и девушек. Почему эта женщина такая злая? Я лишь любезно спросила, какое у нее здесь занятие… Однако карие глаза смотрели на нее с выражением, похожим на ненависть. Наверное, это из-за Джонни. Они все – давние друзья Джонни. Все смотрят на меня так, словно готовы убить… Словно они могут убить ее из-за того, что одной очень давней ночью глупая, польщенная вниманием, растерянная девочка позволила Изабель и Эрлу напоить себя и стала для Эрла «доступной»… С того времени в ее душе не осталось жизни, она продолжала равнодушно идти по пути, по которому ее вели, сначала пытаясь, а потом даже не пытаясь стереть из памяти выражение лица Джонни в тот краткий момент перед тем, как он развернулся и навсегда ушел в бесконечную ночь. Собственная судьба ей была безразлична; ничто больше не могло ее взволновать – ни сомнительная преданность Эрла, ни завидный энтузиазм Изабель, с которым та пыталась пробить ее безразличие, ни отвращение, симпатии, понимание или тупость их друзей… Джонни мертв и покоится с миром, думала она, а я мертва, но нет мне покоя. Только в этом и разница. Той ночью мы оба совершили самоубийство. Идя с опущенной головой по шумному проходу, Перпетуя сунула руки в карманы своего легкого плаща.
Последним, кого она хотела бы увидеть в таком настроении, был Джордж, нескладный сын Чарити Эксмут. Однако вот он, стоит перед ней. Шел за ней, догнал и застенчиво начал говорить. Худенький нескладный мальчик с длинными руками и ногами, которые казались еще длиннее, чем были, потому что он никогда не знал, куда их девать. С бледным вытянутым лицом и голодными темно-коричневыми глазами. Недотепа. Она сказала ему с терпеливой вежливостью, что как раз идет домой…
Он мялся, желая спросить, можно ли ему проводить ее до дома, однако не сумел наскрести в себе храбрости, чтобы облачить просьбу в слова. В итоге Джордж попрощался с ней с неграциозной поспешностью и следил за ней взглядом, пока она не добрела до большой входной двери Элизиума и не вышла, а когда Перпетуя села в автобус, побежал следом и, незамеченный, поднялся на верхний этаж. Перпетуя, выходя из автобуса и шагая по улицам Бейсуотера к своей однокомнатной квартирке, смутно чувствовала на себе чей-то взгляд и порой оборачивалась, но преданный рыцарь держался далеко позади, и она его не увидела. Впрочем, ощущение слежки нервировало, и подавленность ее не отпускала. Джонни умер по моей вине; если бы ненависть его друзей могла убивать, я умерла бы уже дюжину раз. И пусть, для нее ничто теперь не имеет значения, но все же… холодно и горько быть совсем одной в этот солнечный июльский вечер. Тень за ее спиной пригибалась, замирала неподвижно, снова шла, все время держась на почтительном расстоянии.
У двери дома Перпетуя сунула руку в сумочку, чтобы достать ключ – и извлекла обрывок бумаги, которого еще час назад там не было. Маленький квадратный листок с одной стороны был испещрен стрелками, линиями и крошечными человечками, скачущими на крошечных лошадках по полукруглой арене. А на другой стороне листка неровными печатными буквами сообщалось: «ПЕРПЕТУЯ КИРК, ТЫ БУДЕШЬ УБИТА».
Глава 2
Эрл Андерсон вез Изабель домой в своем щегольском красном автомобиле.
– Не знаю, куда делась Пеппи. Видимо, где-то бродит. Она такая рассеянная!
– Ей нужен кто-то, кто будет за ней приглядывать, – сказала Изабель, сразу же начиная мысленно перебирать знакомых мужчин, размышляя, кто из них стал бы «приглядывать» за Перпетуей Кирк, и прикидывая, как она, Изабель, могла бы поживиться на устройстве ее судьбы.
– У Пеппи есть я, – коротко сказал Эрл.
Изабель рассмеялась.
– Много ей от тебя пользы! Ты вечно путаешься с другими девицами, а ей пора уже подумать о будущем. Она не способна удержаться ни на одной работе – посмотри на нее сейчас, просто растерянно ждет, когда подвернется что-нибудь новое, а у самой в кармане пара фунтов. Пора ей перестать за тобой таскаться и выйти наконец замуж.
– А я как же? – угрюмо спросил Эрл.
– Да ты за нее и двух пенсов не дашь, – сказала Изабель, хватаясь за ручку двери на крутом повороте. – Для вас обоих это просто привычка. Ты должен ее прогнать, отпустить в мир, чтобы она поискала себе кого-нибудь другого. Она ведь не молодеет! Ей, наверное, уже лет двадцать семь, а то и больше. И до сих пор не замужем.
– Тебе – тридцать семь или больше, – напомнил Эрл вполне миролюбиво. – И ты до сих пор не замужем.
– Я – другое дело, – отрезала Изабель, и в ее словах имелась определенная доля правды.
– И вообще, она общается со многими мужчинами.
– Ну да, сидя с тобой в пабах. Они все считают ее твоей и не делают никаких поползновений. Это нехорошо, ты лишаешь ее шанса, а сама она никогда ничего не предпримет, если ты не дашь ей пинка. Она не думает своей головой.
– Благодаря тебе, – заметил Эрл.
– Ох, надоело до чертиков, сто раз уже обсуждали… Твоя вина больше, Эрл, к чему укорять меня?
– Ну, погладил немножко девочку, ничего же серьезного не было. А ты позволила ему ворваться в комнату.
– Я тоже была не совсем трезвая, и потом, он меня разозлил своей настойчивостью. Откуда мне было знать, что он такой пуританин? И вообще, он, наверное, и сам был пьян. Сидел, дожидался Пеппи и, могу поспорить, пил от скуки. Глупый мальчишка просто въехал в стену, не соображая, что делает…
– Он соображал, что делает. Я видел его лицо. – Эрл умело лавировал в вечернем потоке автомобилей, глядя прямо перед собой. – Я сделал, что мог, чтобы за все расплатиться, Иезавель. Все эти годы я был рядом с Пеппи и мало что с этого получил, можешь мне поверить. Не то чтобы я делал это только из… ну вроде как из порядочности. По-своему я к ней привязан.
– По-твоему, – кивнула Изабель. – Это как?
Он с виноватым видом опустил взгляд на свои руки – довольно крупные, довольно волосатые руки, начинающие выказывать признаки старения, немного опухшие, немного пятнистые после стольких лет выпивки, недосыпа, недостатка физических упражнений и свежего воздуха, но тщательно ухоженные, чистые и с хорошим маникюром.