Он взял ее руку в свои. А потом повалился вперед, упал поперек кровати и разразился слезами. Она тихо сидела, не отнимая руки. – Не плачьте, Джордж! Пожалуйста, успокойтесь. Расскажите мне все, и мы вместе подумаем, что делать… «Что нужно сделать, – подумала она, – это отправить его в Бродмур[12]. Бедный испуганный мальчик…» Наконец он поднял залитое слезами лицо. Перпетуя взяла мокрую салфетку, которой он приводил ее в чувство, и, как ребенку, осторожно вытерла щеки. – Теперь рассказывайте. – Я шел в полицию, – проговорил Джордж, стуча зубами. – Я больше не мог этого выносить… пошел в полицию сознаваться. Думал, пройду мимо вашего дома, попрощаюсь с ним. Я часто бывал здесь ночью. Я видел свет в вашем окне и шел, глядя на него… и потом, когда свет не горел, Пеппи, я все равно шел и шел, чувствуя, что я рядом с вами. – Он опустил усталую горячую голову в свои руки и сказал несчастным голосом: – Я так сильно вас люблю. – Нет, Джордж! – запротестовала она. – Вы, должно быть, это знали, Перпетуя? Вы ведь не могли не знать, правда? Каждая мысль, когда-либо возникавшая в моей голове, была о вас. Ложась в постель, я не хочу засыпать, потому что тогда не смогу думать о вас. Иногда мне что-то снится, какие-то кошмары. Я полагаю, у меня все наоборот: днем живу в изысканных мечтах, а во сне знаю жалкую правду. Вы меня не любите, Пеппи, и никогда не полюбите, да? Я всего лишь неловкий школьник, маменькин сынок, ни опыта, ни уравновешенности… Вы не в силах поверить, что у меня имеется настоящий ум, который способен складывать два и два… и страдает. Вы не в силах поверить, что сердце такого молокососа, как я, так же может мучиться, как сердце взрослого мужчины. Юношеская влюбленность смешна, не так ли? Для вас я просто неуклюжий недотепа с длинными руками и ногами, неспособный к пониманию, чувству или мукам разбитого сердца, неспособный ни к чему деликатному и возвышенному. Глупый мальчишка Джордж, привязанный к юбке матери, подросток, влюбленный в Перпетую… Он замолчал и, сидя на краю кровати, отвернулся. Его руки понуро свесились между костлявых колен. Перпетуя была потрясена горечью и болью в голосе юноши. – Похоже, мы никогда ничего не знаем о страданиях других людей, – сказала она. – Но, возможно, мы с вами сумеем понять друг друга, потому что нам обоим пришлось тяжело. Знаете, Джордж, я была на пределе отчаяния. Говорят, раскаяние – худший ад, и мои страдания были именно раскаянием. Это правда, что я не обращала на вас внимания, правда, что даже если бы знала о вашей любви, не потрудилась бы вас понять… Но я вообще ни на что не обращала внимания и не желала ничего понимать. Я была слишком погружена в свое горе, чтобы замечать чужое. Поверьте, это не потому, что вы слишком юны. И, бог свидетель, не потому, что вы недотепа, как вы себя назвали, а потому, что со мной кое-что было не так. Джордж поднял голову. Его опухшие покрасневшие глаза слегка утратили мученическое выражение. – Понимаю, – сказал он. Перпетуя сидела в маленькой комнате один на один с убийцей, а если он и правда убийца, то он мог быть только сумасшедшим. «Надо успокоить его, насколько удастся, – подумала она, – а затем направить в полицию». Она продолжила говорить с ним тихо и ласково, держа его тонкую руку в своей. – Однако теперь для меня все иначе, Джордж, и если вы будете терпеливы и станете бороться с этим чувством, возможно, и у вас все наладится. Вы забудете меня, ведь я намного вас старше, и встретите девушку, которую сможете полюбить. Он резко отнял свою руку. – Вы хотите сказать, что влюблены в кого-то? – Нет-нет, – быстро сказала Перпетуя. – Дело не в этом. Я имею в виду… Но он прервал ее: – Да! Влюблены! Вы влюблены в Брайана. Я ненавижу его, ненавижу!.. А вы… вы в него влюблены! Джордж схватил покрывало с кровати и принялся беспощадно его рвать. – Вы его любите, и я для вас никто, потому что вы влюблены в этого мерзкого парня… Я его ненавижу. Сегодня он насмехался надо мной, смотрел на меня с презрением, потому что я ошибся, я сказал, что та женщина была мужчиной. Она вполне могла бы быть мужчиной. Она выглядит, как мужчина, у нее голос грубый, как у мужчины. Совершенно разумное предположение! И я… да, я схватился за ее платье, но я не разорвал его, я ничего не сделал такого, чтобы надо мной смеяться. – Брайан не смеялся над вами, – терпеливо сказала она. – Смеялся! Он выставил меня дураком… Ну ладно, может, я и свалял дурака, может, я просто глупый мальчишка, но я сделал то, чего он никогда не сделает! Я убил мужчину! Да! И женщину. Он собирался жениться на вас, Перпетуя, эта мерзкая тварь Андерсон, а у него уже имелась жена. А Изабель согласилась молчать, только она шантажировала бы вас обоих до конца ваших дней… – О, Джордж! – вскричала девушка в ужасе. – Вы ведь убили их не из-за этого? – Я убил их, чтобы спасти вас, Перпетуя. И не жалею! Я горжусь этим. Я не боялся, когда это делал, и теперь не боюсь. Я хочу признаться полиции… Она протянула было руку к телефону, однако побоялась, что, увидев это, он передумает. – В полиции решат, что вы необычайно смелый и умный, Джордж. Так всех нас обмануть… – Возможно, будет лучше продолжать обманывать их, – предположил он, польщенный. – Хорошо. Расскажите мне обо всем, а их продолжайте обманывать. Джордж посмотрел на нее с подозрением. – Вы думаете, что я безумен, Перпетуя. Вы пытаетесь все выведать, чтобы потом рассказать полиции. – Вы ведь сами хотели все рассказать полиции. – Да, поэтому я вышел из дома, – согласился юноша. – Поступайте как знаете, – сказала она, пытаясь выглядеть равнодушной. – Да, – медленно произнес Джордж и встал с кровати. – Я подумаю. Подумаю, что мне делать. Можно ли его выпускать, такого безумного и опасного? Но как только за ним закроется дверь, она сможет позвонить в полицию. – Наверное, вам в любом случае лучше сейчас уйти. Четыре часа ночи, вы же не хотите меня скомпрометировать? После того, как вы… после того, что вы сделали, чтобы защитить мою честь. – Нет, – серьезно ответил он. Перпетуя встала перед ним, поправляя его мятое пальто, откидывая с его лба спутанные волосы. – Ну вот, теперь идите, Джордж, дорогой. И решите, как вам поступить. – Да, – послушно сказал он. И ушел, кроткий и смирный, в ночь. Она заперла за ним дверь, а через три секунды уже взволнованно говорила по телефону. Наутро Чарлзворт позвонил инспектору Кокриллу. – Надеялся вас застать, пока вы не вышли. Мальчик Эксмут признался в обоих убийствах. – Хорошо, – сказал Коки. – Тогда я иду на конференцию. Он хлопнул трубкой о рычаги телефона, надел шляпу, хлопнув ладонью по тулье, хлопнул за собой дверью и зашагал по улице. «Все прохлопал!» – подумал он, излив тем самым свои чувства. Он редко шутил и теперь с удовлетворением усмехнулся, идя через Сент-Джеймсский парк. Сьюзан Сволок ждала его, прогуливаясь по дорожке, зная, что он отправится в Скотленд-Ярд. Под глубоким загаром она была бледной, обычно ясные глаза помутнели от беспокойства и бессонницы, руки нервно сжимали ручку сумочки. – Инспектор Кокрилл, я ждала вас, бродила здесь, не зная, придете ли вы. Мисс Кирк упомянула, что вы остановились в «Ширланде», и я подумала, вы можете идти через парк в Скотленд-Ярд… – Перестаньте бормотать, – сказал Коки. – И говорите, что хотели. Она нервно расстегнула и застегнула застежку своей сумочки. – Я… я хотела признаться. Его глаза сверкнули. – В чем вы хотите признаться? Было отчаянно жарко. Атласные лезвия травы ловили лучики солнца и блестели, как бриллианты; шезлонги в парке уже не могли стоять и попарно опирались друг на друга для поддержки, дети послушно шли рядом с няньками и вели на поводках собак, которым явно хотелось прилечь в прохладе под деревьями. Пожилой коротышка и молодая женщина с твердым взглядом и дрожащими руками стояли лицом к лицу. Наконец она сказала: – Я хочу признаться в убийстве. – Отлично, – кивнул Коки. – Вы в нужном месте. – Он взял ее за локоток и развернул лицом к Скотленд-Ярду. – Вам туда. – Я хочу признаться вам. – Это дело не имеет ко мне отношения. Идите в Скотленд-Ярд, спросите детектива-инспектора Чарлзворта и скажите ему все, что считаете нужным. – Я не могу с ним говорить. Он слишком молод. Это как пойти к доктору, которого вы знаете лично. Он слишком молод… и привлекателен. – Поэтому вы пришли ко мне, – усмехнулся Кокрилл. Она устало качнула головой. – Я не это имела в виду… – Ну не важно, что вы имели в виду. Я не врач и не священник и не желаю слушать никаких признаний. Кроме того, я опаздываю на конференцию. – Кокрилл махнул тростью в направлении зеленой скамьи, с мрачной решимостью стоящей на солнце. – Посидите тут минут десять и тщательно все обдумайте, а затем идите в полицию и расскажите свою историю самому пожилому и непривлекательному сержанту, какого удастся найти. Он все запишет и передаст инспектору Чарлзворту. Тот, несомненно, бросит записку в мусорную корзину и попросит вас рассказать ему все заново. Но к тому времени лед будет сломан. «Удивительные существа – женщины, – думал Кокрилл, продолжая путь по горячей сухой тропинке. – Даже признание в убийстве превращают в вопрос взаимоотношения полов». Оглянувшись назад, он увидел, что она покорно села – похожая на плотный кругленький гриб в своем белом платье на зеленой скамье. Пусть немного посидит. А он прогуляется утром в тишине и похихикает про себя над придуманной шуткой. Внезапно, повинуясь импульсу, Кокрилл свернул к телефонной будке на улице Уайтхолл и набрал номер. – Франческа? – Коки, котеночек!