— Почему нет? — шепчу я, потому что прямо сейчас он так крепко обнимает меня. Я просто могу представить, как мы продвинулись на шаг дальше, чем в тот день в его комнате… — Потому что я использую секс как оружие. Я не буду использовать это против тебя. — Он снова отстраняется, и на этот раз я отпускаю его. — Поверь мне: искушение существует. — Тристан оглядывается на меня, прежде чем направиться к двери. — Похоже, твой папа дома. Он спускается по лестнице, а я со стоном прислоняюсь головой к шкафчикам и ругаюсь себе под нос. Всё моё тело прямо сейчас горит, а соски смущающе затвердели под тонким розовым платьем, в которое меня одела Миранда. Я пользуюсь моментом, чтобы собраться с мыслями, а затем спрыгиваю вниз и направляюсь навстречу Чарли, который подъезжает к обочине на своём ржавом «Форде». Я уверена, он будет рад увидеть пятерых моих бойфрендов, тусующихся у него дома. — Марни, — начинает он, разглядывая гигантский автобус и приподняв бровь. Он такой длинный, что загораживает подъездную дорожку; папе пришлось припарковаться на улице перед соседским домом. — Что всё это значит? — Это просто, э-э, дом вдали от дома, — говорю я, улыбаясь и протягивая руку, чтобы указать на гигантское серебристо-чёрное чудовище, нависающее над нашим районом. — Я надеюсь, ты не возражаешь, что мои друзья заглянули ненадолго… Папа улыбается и протягивает руку, чтобы взъерошить мне волосы. — Я совсем не возражаю, — отвеает он, когда я беру его за руку и сжимаю её в своей. — Как прошла химиотерапия сегодня? — небрежно спрашиваю я, зная, что Чарли упорно отказывается рассказывать мне что-либо о своём лечении. Он не хочет меня пугать. Чего он не понимает, так это того, что я и так достаточно напугана. — Просто отлично, — отвечает он, его бейсболка прикрывает лысеющую голову. Я ненавижу это. Это несправедливо. Почему такой человек, как Уильям Вандербильт, избивает своего сына и растрачивает семейное состояние, а его задницу вытаскивают из огня в последнюю секунду? И почему такая женщина, как Дженнифер Кармайкл, изменяет своему мужу, бросает своего ребёнка, а затем живёт в роскоши без каких-либо проблем со здоровьем? Иногда мир может быть таким жестоким. — Мистер Рид, — приветствует Виндзор, выходя из дома в сопровождении Зака, следующего за ним по пятам. У первого нет проблем с тем, чтобы неторопливо подойти и пожать руку моему отцу, в то время как у второго… Стыд на его лице отражается и на лице Крида. Зейд просто выглядит нервным, в то время как Тристан совершенно невозмутим. — О, ясно. Эти друзья. — Папа вздыхает, но мы уже проходили через всё это раньше, на прошлогодней вечеринке по случаю дня рождения, так что это не так важно, как было раньше. — Ну, один мой друг заехал в больницу поздороваться и принёс мне эту огромную упаковку для гриля. Полагаю, я мог бы приготовить на скорую руку стейк и курицу, может быть, несколько бургеров… — Позвольте нам самим всё приготовить, — предлагает Виндзор, проходя мимо папы и хватая холодильник с заднего сиденья грузовика, прежде чем Чарли успевает даже подумать о протесте. — Вы отдохните, а я принесу вам чашку чая. Я привёз несколько сортов с рассыпными листьями, которые были подарком моей прабабушки. — Ты такой славный парень, — говорит папа, но затем слегка съёживается. — Я имею в виду, я думаю, вам всем почти по восемнадцать, так что я должен сказать «мужчина». — Я просто благодарен, что вы позволяете мне встречаться с вашей дочерью, — произносит ему Виндзор, и мне нравится, как у всех просто вылетает из головы, что прабабушка Винда — королева долбаной Англии. Папа улыбается, но в его глазах какое-то отстранённое выражение, такое же, какое было у него всю неделю. Мне нужно поговорить с ним об истории с Изабеллой. Он ужасный лжец, так что, если мои подозрения верны, он проболтается во время простой настойчивости. Но это хорошая черта характера, не так ли? Быть ужасным лжецом? Это лучше, чем быть экспертом в этом деле. — Всё в порядке? — снова спрашиваю я, кладя руку ему на плечо. Он делает паузу и, поджав губы, кивает. — Да, всё хорошо, Мишка-Марни. Тебе не о чем беспокоиться; я просто хочу, чтобы ты насладилась своим выпускным годом. — Он снова направляется к дому, но мои нервы на пределе. Я чувствую, что он ещё чего-то не договаривает мне. Я смотрю ему вслед, отец приветствует Лиззи и Миранду, когда заходит в дом. В основном он игнорирует Зака и Крида, но в этом нет ничего удивительного. Он до сих пор не простил их, и я не могу его винить. Я с большей вероятностью прощу то, что сделали со мной, чем то, что сделали с человеком, которого я люблю. — Он ненавидит их, да? — спрашиваю я Винда, поглядывая в его сторону, когда он следует за отступлением моего отца, и тёмные тени танцуют в его карих глазах. Он всё ещё кажется мне рассеянным и усталым; это заставляет меня нервничать. Принц снова смотрит в мою сторону, прогоняя страхи и сомнения из своего взгляда и улыбаясь. — Может быть. Вот почему ты должна бросить остальных этих придурков, выйти за меня замуж и умчаться навстречу закату на своём розово-золотом «Мазерати». — Виндзор наклоняется и запечатлевает лёгкий поцелуй на моей щеке, всего лишь мимолётное прикосновение губ к коже, от которого у меня кружится голова. Я смотрю в его сторону, но всё ещё не могу решить, серьёзно он говорит или нет. — Сначала колледж, Винди, — говорю я ему, и он одаривает меня этой озорной, сексуальной ухмылочкой. Мы с ним почти не говорили о колледже. Кроме того факта, что он сказал, что ему собственно всё равно, поедет он или нет, я ничего не знаю о его планах на будущее. У него достаточно денег, чтобы потратить их на всё, что он захочет, и безбедно прожить остаток своей жизни. — Сначала колледж, потом княжество, — произносит он, подходя ко мне и переплетая свои пальцы с моими. На мгновение у меня перехватывает дыхание, я смотрю на прекрасного принца и задаюсь вопросом, что же я такого сделала, чтобы так сильно ему понравиться. Часть меня по-прежнему задаётся вопросом, не замышляет ли он чего-нибудь. Я решаю задать ему тот же вопрос, который Крид задал мне. — Почему? — я шепчу, мой голос едва слышен, звук уносится лёгким ветерком и позвякиванием колокольчиков. — Почему, что? — спрашивает принц, подходя так близко, что я вижу золотые, голубые и зелёные крапинки в его радужках. Его красно-оранжевые волосы слегка завиты на макушке, и они мягко падают ему на лоб, пока он не отпускает одну из моих рук и не поднимает их вверх. Они остаются наверху, как будто предпочитают быть там. — Почему я тебе нравлюсь? — спрашиваю я с неподдельным любопытством. Я не напрашиваюсь на комплименты и не ищу подтверждения, я просто хочу знать. Виндзор приподнимает рыжую бровь, глядя на меня. — М-м-м, интересный вопрос, — отвечает он, на мгновение поднимая взгляд к небу. Когда он снова смотрит на меня сверху-вниз, на его лице появляется гораздо более мягкое выражение, которое заставляет меня вздрогнуть. — Сейчас? Или, когда я впервые увидел тебя? Это, миледи, два разных ответа. — Сейчас, — твёрдо говорю я, выдыхая и наслаждаясь теплом его руки, прижатой к моей. Винд кивает, как будто он ожидал именно этого. — Так вот, это потому, что ты человек, на которого не влияют лёгкие вещи в жизни. Ты требуешь сердечности и жертвенности, доброты, великодушия. Такого рода поступки даются нелегко. Я восхищаюсь тобой так, как никогда не восхищался никем другим. — Он замолкает и протягивает руку, чтобы коснуться моей щеки. — В тебе есть чистота, которая вполне могла бы нейтрализовать тьму во мне. Марни, мне не стыдно признаться в этом: я хочу тебя и готов бороться за привилегию называть тебя своей. Глава 4 — Как ты думаешь, мы могли бы поговорить кое о чём? — спрашиваю я папу несколько недель спустя, сидя напротив него на железнодорожной станции. Он едва притронулся к своим вафлям, пропитанным арахисовым маслом и сиропом, и кажется, что он за миллион миль отсюда. Он моргает, словно приходя в себя, и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, изображая улыбку, которая не совсем достигает его глаз. Я выдыхаю и обхватываю пальцами вилку. Запах свежего кофе и кленового сиропа успокаивает мои нервы, но задать этот вопрос по-прежнему сложно. — Ты всё ещё… — Фу, это будет сложнее, чем я думала, да? — Я всё ещё что? — спрашивает он, откладывая вилку и беря свой кофе. Пластиковая скатерть липкая, в заведении полно народу, но именно тихий гул голосов и позвякивание столовых приборов заставляют меня чувствовать себя как дома. Мы с папой едим здесь уже много лет. Поездка в Борнстед… Я буду за миллион миль отсюда. Ладно, я преувеличиваю: это больше похоже на поездку в тысячу двести миль. Двадцать часов. Ну, или трёхчасовой перелёт из аэропорта Сан-Хосе. — Ты всё ещё встречаешься с Дженнифер? — спрашиваю я, глядя на жёлтые разводы яйца на своей тарелке, а не на папино лицо. Он замолкает на минуту, но, я думаю, решает, что вопрос достаточно справедлив, и отвечает. — Нет, больше нет. Ни разу с тех пор, как мне поставили диагноз. Твоя мать… — Эгоистичная сука и не может справиться с твоей болезнью? — я поднимаю глаза и вижу, что папа внимательно наблюдает за мной. Он вздыхает и протягивает руку, чтобы поправить свою бейсболку. Обычно он не надевает головные уборы внутри, но он слишком стыдится своих редеющих волос, и весь персонал относится к нему с пониманием. — Ты не должна так говорить о своей матери, — говорит он мне, но я не испытываю никакой симпатии к этой женщине. Прощение, Марни, прощение. Если ты простила парней, то наверняка сможешь простить Дженнифер? — Я хочу, чтобы у тебя были отношения с ней, с твоей сестрой. — Только потому, что ты думаешь, что тебя не будет рядом, — выдавливаю я, чувствуя, как меня охватывает тёмное отчаяние. Я начинаю понимать, что я немного помешана на контроле, но… Болезнь отца — это единственное, что я не могу контролировать. Это один из аспектов моей жизни, через который я не могу просто пройти. Он нужен мне. Мне нужно, чтобы он увидел, как я заканчиваю не только академию Бёрберри, но и университет Борнстед. Мне нужно, чтобы он увидел, как я выхожу замуж. Мне нужно, чтобы он увидел мой успех. Он стольким пожертвовал ради меня; я хочу, чтобы он знал, что я прилагаю все свои усилия, чтобы его жертвы были учтены. — Марни, — произносит он, его голос мягкий, странный и далёкий. Наши карие глаза встречаются, и он не позволяет мне отвести взгляд. — Нам нужно поговорить об этом. — Нет, не нужно. — Мои глаза начинают наполняться слезами, но я с трудом сдерживаю их. Я уже пообещала себе, что не позволю Чарли увидеть, как я плачу. Из динамиков звучит группа Creedence «Clearwater Revival», и мне приходится бороться ещё сильнее, чтобы сдержать слезы. От их песни «Have you ever seen the Rain» мне просто хочется рыдать. Я не знаю почему. — Мой врач не уверен, что я протяну больше шести месяцев. — Нет! — я внезапно встаю, и все остальные вопросы, которые я отложила в сторону, исчезают, как дым. Изабелла действительно моя сводная сестра? Потому что она выглядит так, будто может быть чем-то большим. Так вот почему она такая злая? А как насчёт ребёнка? Он твой, так ведь? — Нет. — Я понижаю голос, когда несколько других посетителей поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. — Пожалуйста, не говори так. Ты получаешь лучшее из доступных методов лечения, и… — я чувствую внезапную потребность написать Виндзору и спросить об этом. Он сказал, что позаботится об этом, верно? Рассуждая логически, я знаю, что Виндзор Йорк не имеет никакого контроля над раком моего отца. Логически. Но в разбитом сердце нет никакой логики. — Иногда мы должны принимать то, что имеем, — начинает папа, а я поворачиваюсь и, оттолкнувшись от стола, выбегаю на улицу, навстречу солнечному утру. Воздух свежий, и птицы поют яркие песни. В этот момент я ненавижу их всех. — Ты в порядке? — спрашивает Зак, прислоняясь к своему оранжевому «Макларену». Я поднимаю взгляд и смотрю на него, его карие глаза темнеют и сужаются, выражение лица мягкое, но поза предвещает недоброе. Он выглядит таким страшным. Чёрт возьми, раньше я его боялась. Но когда я подхожу и обвиваю руками его талию, он прижимает меня к себе, его спортивный аромат успокаивает меня. Я закрываю глаза и вдыхаю сладкую и пикантную смесь мускатного ореха и лаванды и решаю, что мне всё равно, выглянет ли папа и увидит ли нас. Я ненавижу секреты. Мне нужно рассказать ему правду об этих парнях и о том, что я встречаюсь со всеми пятью из них. Зак обхватывает мой затылок одной из своих больших рук, сжимая меня так крепко, что я чувствую себя более чем в безопасности, завёрнутая во все эти его большие мускулы. Он не просит меня говорить об этом, просто держит меня так, пока я не отстраняюсь и немного не шмыгаю носом. — Хочешь пойти прогуляться по кампусу нашей средней школы? — спрашивает он, и я бросаю на него взгляд. В тот день, когда я уезжала, я поклялась, что никогда больше не вернусь в среднюю школу Лоуэр-Бэнкс. Но… может быть, это было бы каким-то образом очищающим? — Мы можем написать фломастером «Миссис Тупица» на двери миссис Диллворд и притвориться, что нам снова четырнадцать. — Я никогда не писала «Миссис Тупица» на двери этой женщины, — говорю я Заку, скрещивая руки на груди. — Потому что я не хулиганка. — Его лицо смягчается, и он протягивает руку, чтобы взъерошить мои волосы. Это могло бы быть покровительственным жестом, сделанным неправильно, но Зак делает это так, чтобы это выглядело ласково. — Но она и сама иногда была немного задиристой, так что я понимаю это. — Я делаю паузу и мгновение изучаю его высокую фигуру, стараясь не думать о наших сеансах в темноте. Мы занимались сексом всего несколько раз, и это всё ещё кажется таким новым. Когда я смотрю на него и слишком сильно задумываюсь об этом, я краснею и чувствую почти неконтролируемое желание выболтать случайные архитектурные и исторические факты. — И вообще, что ты здесь делаешь? — Ты привила мне пристрастие к этому заведению, — отвечает он, останавливаясь, когда одна из симпатичных молодых официанток спускается по ступенькам с пакетом еды на вынос. — Я забрала твой заказ, Зак, — говорит она, прикусывая нижнюю губу и моргая длинными ресницами в его направлении. Потом она замечает, что я стою там, и смотрит на меня так, словно я стою у неё на пути. — Спасибо, Люсия, — говорит Зак, залезая в карман и вытаскивая пачку наличных. — Оставь сдачу себе, хорошо? — она берёт их и бросает на меня ещё один нахальный взгляд, прежде чем умчаться прочь. — Часто сюда приходишь, да? — спрашиваю я, свирепо глядя на него, но это смягчается улыбкой. — Кажется, ты действительно нравишься Лючии. И вы даже обращаетесь друг к другу по имени? Зак одаривает меня дерзкой ухмылкой и наклоняется достаточно близко, чтобы поцеловать. — Я не знаю, в курсе ли ты, но я грёбаная футбольная звезда. Я могу заполучить любую девушку, какую захочу. — Угу, — говорю я, скрещивая руки на груди. Но я действительно чувствую себя лучше. Я имею в виду, настолько хорошо, насколько это вообще возможно, учитывая, через что проходит папа. Моё тело начинает дрожать, и Зак замечает это, слегка хмурясь и вставая, когда входная дверь закусочной снова открывается и Чарли спускается по ступенькам. Он всё ещё не самый большой поклонник Зака, но мы приближаемся к этому. — Зак, — здоровается папа, переводя взгляд с меня на него, как будто он не может до конца разобраться в наших отношениях.