Пока Катя выполняла утренние назначения, в отделении появился отец Лютного собственной персоной. Такой высокий, в костюме, молчаливый и суровый, что на вид, что по походке. Он не зашёл в палату сына, а сразу же направился в ординаторскую. – О, – шепнула Вика, – ну и достанется же нашему отделению. Катя тоже была в этом уверена. Там, где появляется Лютный, – наступает апокалипсис. Как хорошо, что она в этот раз его избежит. Новая смена начала приходить, что означало – работа закончена. Только Кате не удалось ни с девчонками пообщаться, ни просто по-тихому свалить домой. Валентина Григорьевна снова позвала её, и от этого мороз пробежался по коже. Отец Лютного, конечно, прокурор, но она ничего не сделала. И в то же время она шла к начальству, будто в чем-то провинилась. В кабинете находились и Григорий Павлович, и главный врач больницы, и сам Лютный, который сидел почему-то в кресле завотделением. Взгляд у него был тяжёлый и уставший. – Это вы Катерина Михайловна? – спросил он так, словно собрался устроить допрос. Катя кивнула, а отец Лютного окинул её изучающим взглядом и отвернулся. – Катенька, у вас был в медколледже курс психиатрии? – спросил первым Григорий Павлович. – Один семестр, – призналась Катя осторожно. – Давайте вы не будете устраивать экзамены, – в голосе Лютного звучало раздражение. – Вы, Катерина Михайловна, соврали, что не знакомы с моим сыном. Похоже, он не умел по-другому. Сразу начал с обвинений. – Наше знакомство я бы предпочла забыть и никогда не вспоминать, поэтому не хочу знаться с вашим сыном, – Катя тоже не собиралась молчать. Все собравшиеся переглянулись. – Знаете, у Стаса посттравматическое расстройство, вы ассоциируйтесь у него с погибшей женой и принимать правду он сейчас не в состоянии. Насколько все серьезно, мы пока не знаем… – Я уже сказала, что не собираюсь маячить у него перед глазами и ухожу в отпуск. Катя была с предложением начальства согласна. Лучшее решение. – Но мы… – Оставьте нас, – Лютный произнес приказ настолько безапелляционным тоном, что Кате самой хотелось уйти, но ей, как Штирлицу, пришлось остаться. Она не понимала свою причастность ко всему этому. От Стаса она в прошлом достаточно натерпелась. Когда ординаторская опустела, в компании с отцом Лютного было так же хреново, как и в компании его сына. Похоже, уметь создавать вокруг себя давящую атмосферу у них в крови. – Стас у меня единственный сын, – начал вдруг прокурор очень тихо, – и, признаться, его брак мы с женой не одобряли, но вмешиваться не стали. Решили, раз он полюбил, так тому и быть. Я хотел ему всего самого лучшего, и мне он нужен здоровый и живой. Катя молчала, она стояла, как перед расстрелом. – А вам, Катя, нужна квартира и спокойная жизнь? – Что вы имеете в виду? Катя действительно не понимала, о чем речь. Происходящее напоминало дешёвый сериал по ТВ. Вот только к Стасу она никакого отношения не имела. – Я хочу, чтобы вы мягко вывели Стаса из его состояния. – Не понимаю… – Он видит в вас ту Катю, с которой сочетался браком, поддержите его, но напоминайте, что есть реальность. Он должен вернуться. – Вы в своём уме? Вы что такое говорите? – Катю затрясло. – Я не собираюсь притворяться покойной девушкой, тем более для Стаса. – Я не прошу вас быть ему настоящей супругой, – проговорил Лютный по слогам, – на то время, пока он здесь, не отталкивайте его и постоянно напоминайте, где он и что произошло. Пускай ищет в вас различия. – Вы сумасшедший, – выдохнула Катя. – Я в отпуск ухожу, и я… – Я бы не хотел вам угрожать, – вновь повторил Лютный. Его интонация была спокойной и в то же время к земле гнула. – Чем угрожать? – Катя нервно хохотнула, чувствуя, как ее загоняют в угол. – У меня ничего нет. – У каждого человека что-то есть, у вас – это репутация. Вы хорошая, исполнительная медсестра, уверен, вас ценят и приглашают делать уколы частным образом. К нам недавно поступило дело, в нем фигурируют такие же медработники. Они тоже на дом ходили, услуги оказывали, а потом у клиентов возникали проблемы со здоровьем. Четверых арестовали, но я думаю, и пятого можно найти. Как считаете? Катя чуть не упала. В ногах была жуткая слабость. – Вы что, хотите меня подставить? – Нет, ни в коем случае. Я лишь рассказывал вам неприятную историю, которая может случиться с невиновным человеком. Это несправедливо, правда? От сумы и от тюрьмы не зарекайся, как у нас говорят. Катя и не поняла, как слёзы капнули с ресниц. Она быстро смахнула их рукой, до конца не веря в то, что происходит. – Послушайте, Катя, Стас ничего вам не сделает… – А вы знаете своего сына? Знаете, на что он способен? – голос Кати дрожал. Лютный поднялся. Его седая шевелюра напоминала парик, а на дорогом костюме даже после суматошной ночи не было видно ни одной складки. – Мой сын… ничего не сделает женщине, которую любит. Катя сглотнула. Определяющее тут действительно «которую любит». Потому что какая «не любовь» Лютного, она на себе познала. – Я не хочу, – отказалась Катя, но эти слова для прокурора ничего не значили. – Давайте не усложнять друг другу жизнь, – устало попросил он. – Как только откроется банк, ваша ипотека будет погашена, а вам взамен потребуется открыть глаза Стасу. Своими разговорами и присутствием вы всколыхнете воспоминания, он невольно начнет сравнивать вас с женой, а когда увидит различия, вернется в реальный мир. Мой сын поправится, я хочу всего лишь этого. Как только он покинет стены больницы, уверяю, Стас о вас и не вспомнит, и ни он, ни наша семья больше никогда не будут вторгаться в вашу жизнь. Лютный то ли успокаивал, то ли принуждал в мягкой манере, если это можно было так назвать. Был ли у Кати выбор? У рядовой медсестры против влиятельной шишки? Определенно, нет. Стас тоже никогда не оставлял ей выбора. Раньше это была роль игрушки, теперь роль погибшей жены. И как его угораздило полюбить женщину, которая не только волосами, но даже именем походила на неё? Катя не знала, как до сестринской дошла. Там девчонки уже её ждали, тут же замучили расспросами, но Катя не могла выдать что-то внятное. Она будто и правда побывала на процессе, где обвиняемой была сама. – Так что, ты теперь не работаешь? – спросила сменщица Надежда, глядя поверх очков. – Работаю… – отозвалась Катя. – Что они его в психушку не положат? Там после приема их таблеток он быстро поправится, – возмущалась Вика, – а мы тут должны дерьмо это разгребать, потому что, видите ли, сыну главного прокурора не пристало в психи записываться. А старушек на пешеходах сбивать и тачки крутые разбивать – это можно. Катя всхлипнула. Вика участливо приобняла её за плечи. – Ну ты не кисни, мы тебе поможем, – она посмотрела на других медсестёр, – если гад будет руки распускать, смело охрану вызывать будем. Вика обладала таким жизнеутверждающим нравом и слова её всегда были такими простыми, что в это верилось. Катя снова улыбнулась. Ладно, Лютный-старший не в постель же её к сыну укладывал, да она и не ляжет. Никогда. В этот момент в сестринскую забежала новенькая Даша. Она работала только неделю, не очень хорошо умела ставить уколы, часто что-то пропускала, порой была несобранной и к тому же всегда сонной. – Я не могу капельницу поставить пациенту в платной палате, – пожаловалась она, – он агрессивный какой-то. К нему по очереди все главные заходят, а он… Следом за ней в сестринскую зашёл Григорий Павлович. – Катя, можно тебя? Все на неё посмотрели. Катя застыла на мгновение, слыша в ушах пульс. Она медленно поднялась. Вика ободряюще сжала ей руку, мол, всё будет хорошо. – Ты уже в курсе методики лечения? – спросил доктор вкрадчиво в коридоре. Катя кивнула. – Не уверен, что Лютный тебе всё правильно объяснил… – он замялся. – Я должна заставить его сына перестать верить, что я его жена, – процедила Катя. – Нет, не все так просто. Но ты не можешь говорить категорично нет и убегать от Станислава. Постарайся, чтобы он не нервничал, иначе это спровоцирует новый приступ. Для начала подержи его за руку, спроси, как его самочувствие, осторожно поинтересуйся, что он помнит о последних событиях. – Я должна спрашивать его о… личном? – Не уверен, но со мной он пока не хочет говорить. Думаю, что Стас не помнит дня аварии, поэтому мы должны постараться расшевелить его память. – Но вы же можете сделать это медикаментами? – У них много пробочек, его отец не желает давать согласие на подобного рода лечение, – Григорий Павлович умостил пухлые ладони на огромном животе. – Поэтому, Катя, зайди сейчас к Станиславу в палату, успокой. Скажи, что придёшь… когда там у тебя смена? Чтобы он не разнёс всю больницу.