— Ну что вы, господин Рамюэль!.. Вы уж извините меня, я совсем не хотел вызвать семейную сцену… Но когда я узнал, что вы взяли из банка почти все свои деньги, потребовав на сумму в двести восемьдесят тысяч франков чек на брюссельский банк… И Мегрэ поспешил набить рот хрустящими ломтиками жареной картошки, так как с трудом удерживался от улыбки. Он чувствовал, что под столом кто-то толкает его ногой: таким способом Рамюзль умолял его молчать. Но было уже поздно. Позабыв о своей лангусте, позабыв, что вокруг обедают десятки посетителей, Мари Делижар, или Мари Рамюэль, если верить свидетельству, вдруг вскипела: — Вы сказали-двести восемьдесят тысяч франков?.. Так, значит, у него было в банке двести восемьдесят тысяч франков, а он отказывал мне в самом необходимом… Мегрэ поглядел на лангусту и на бутылочку рислинга за двадцать пять франков. — Отвечай, Жан… Правда это? — Я совершенно не понимаю, что господин комиссар хочет сказать… — У тебя есть счет в банке? — Я утверждаю, что нет у меня никакого счета в банке, и если б у меня оказалось двести восемьдесят тысяч франков… — Что вы скажете на это, господин комиссар? — Крайне сожалею, мадам, что так расстроил вас. Я воображал, что вы в курсе дела, поскольку ваш муж ничего от вас не скрывает… — Теперь я понимаю! — Что вы понимаете? — Его поведение за последнее время… Он был слишком кроток… И уж так старался мне угодить!.. Но я чувствовала, что это неестественно. В общем, он подготовлял свой фокус! Соседи оборачивались, улыбались, ведь эти слова разносились чуть не по всему залу. — Мари!.. — взывал Рамюэль. — Так ты, значит, мне во всем отказывал, а сам потихоньку копил денежки и готовился удрать… Улепетнул бы, и тогда ищи-свищи ветра в поле!.. А меня бросил бы одну в квартире, за которую, может быть, и не заплачено… Ну нет, шалишь, миленький!.. Два раза ты уже пытался бросить меня, но ведь тебе прекрасно известно, что твой трюк не удался… Вы уверены, господин комиссар, что здесь не замешана какая-нибудь красотка? — Простите, господин комиссар, не лучше ли нам продолжить этот разговор где-нибудь в другом месте?.. — Ах, нет! Нет! — вздохнул Мегрэ. — Погодите, я хотел бы… Официант!.. Что там у вас на этой тачке?.. И он указал на проезжавшую между столиками серебряную тележку с блюдом под выпуклой крышкой. — Бараний бок… — Прекрасно! Дайте-ка мне ломтик… Возьмите немножко бараньего бока, Люка… И жареного картофеля дайте мне, официант… — Унесите эту лангусту… Она совсем несвежая, — заговорила подруга Рамюэля… — Дайте мне то же самое, что и комиссару… Так, значит, мой-то мерзавец откладывал денежки, а я и знать ничего не знала… Несчастная была так взволнована, что ей пришлось подправить свой грим, и она принялась за это, встряхивая под скатертью пуховкой, пропыленной пудрой сомнительного розового цвета. Чувствовалось, что под столом происходит какая-то неожиданная возня: Рамюэль тихонько толкал ногой Мари Делижар, чтобы она замолчала, а она, не желая понимать этих знаков, яростно молотила его ногу своим каблуком. — Ну погоди, негодяй!.. Я тебе отплачу… — Да вот увидишь, сейчас все выяснится… Я не знаю, откуда комиссар взял… — Да, да, вы уверены, комиссар? Вы не ошибаетесь? А то мы знаем, какие поклепы возводит ваш брат. Когда полиция ничего разведать не может и садится в лужу, вы невесть что сочиняете, чтобы запутать людей… Может, все это брехня?.. Мегрэ посмотрел на часы: было половина десятого. Он подмигнул Люка, и на того вдруг напал кашель. Затем Мегрэ наклонился к Рамюэлю и его спутнице, как будто хотел что-то сказать им по секрету: — Не шевелитесь, Рамюэль… Не поднимайте скандала, это нисколько вам не поможет… Ваш сосед справа — наш человек. А бригадир Люка следит за вами с двенадцати часов дня, он-то мне и сообщил по телефону, что вы здесь… — Что это значит? — пролепетала Мари Делижар. — А это значит, мадам, что я не хотел мешать вам сначала хорошенько подкрепиться… Я должен арестовать вашего мужа… Мы сделаем это деликатно, так будет лучше для всех… Заканчивайте ваш обед… Сейчас мы выйдем все вместе, как добрые друзья… Возьмем такси и прокатимся до набережной Орфевр… Вы и представить себе не можете, как ночью спокойно у нас в кабинетах… Гарсон, горчицы! И маринованных огурчиков, если есть… Мари Делижар, отнюдь не ставшая милее и приветливее от глубокой морщины, которая пересекла ее лоб, ела с жадностью, бросая порой на мужа грозный взгляд. Мегрэ заказал третью кружку пива и, вновь наклонившись к Рамюэлю, прошептал ему одно доверительное сообщение: — Представьте, нынче днем, в четвертом часу, я вдруг вспомнил, что вы были старшим сержантом… — А ты всегда говорил, что был лейтенантом, — проскрипела неумолимая Мари Делижар, не упускавшая случая уязвить Рамюэля. — Но ведь быть старшим сержантом тоже неплохо, мадам!.. На старшем сержанте лежит все письмоводительство в роте… и как раз мне вспомнились годы моей военной службы, теперь уже, конечно, далекие годы, как вы справедливо думаете… Никто не мешал Мегрэ наслаждаться жареной картошкой, приготовленной поистине превосходно — снаружи хрустящая корочка, внутри тающая мякоть. — Наш ротный командир старался появляться в казарме как можно реже, и увольнительные солдатам, да и другие документы обычно подписывал старший сержант — от имени ротного, понятно… И подпись он подделывал так хорошо, чти капитан никогда не мог отличить, что именно он подписал собственноручно, а что было творением рук старшего сержанта… Ну, что вы на это скажете, Рамюэль?.. — Не понимаю… И так как я уверен, что вы не собираетесь арестовать меня, не имея полагающегося по закону ордера, я хотел бы знать… — Не беспокойтесь, я получил ордер в финансовом отделе прокуратуры… Вас это удивляет, а?.. Однако же это случается, и довольно часто… Расследуется какое-нибудь дело… И вдруг невольно открывают другое правонарушение, совершенное несколько лет назад и как будто всеми уже забытое… У меня в кармане лежат векселя, врученные мне неким Атумом… Что ж вы не кушаете?.. А десерт вас не соблазняет, мадам?.. Гарсон, мы хотим рассчитаться. Каждый платит за себя, верно? Сколько с меня? Я брал бифштекс, потом эту штуку, что развозили в тележке, — бараний бок, так, кажется? Три порции жареной картошки и три кружки пива. У тебя есть спички, Люка? Глава 11 Необычайный вечер в Уголовной полиции Темный, как всегда, подъезд, за ним широкая лестница, едва освещенная слабыми и висящими далеко друг от друга лампочками, и бесконечный коридор с бесчисленными дверьми. Мегрэ любезно сказал запыхавшейся Мари Делижар: — Ну, вот мы и пришли, мадам… Передохните немножко… В коридоре горела одна лампа; по нему, беседуя, прохаживались два человека — Освальд Дж. Кларк и его солиситор. В конце коридора находился зал ожидания, одна стенка которого была застеклена, что позволяло полицейским в случае надобности наблюдать за посетителями. В зале ожидания имелась кое-какая обстановка: стол, покрытый зеленым сукном, кресла, обитые зеленым плюшем, на каминной полке — часы в стиле Луи-Филиппа, совершенно такие же, как в кабинете Мегрэ, и точно так же не ходившие уже много лет. По стенам, в черных рамках, висели фотографии полицейских, павших при исполнении служебного долга. На креслах, в темном уголке, сидели две женщины — Шарлотта и Жижи. А в самом коридоре на скамье, между двумя жандармами, ждал Проспер Донж, по-прежнему без галстука и в башмаках без шнурков. — Сюда, сюда, Рамюэль!.. Войдите, это мой кабинет… А уж вы, мадам, соблаговолите пока посидеть в зале ожидания… Проводи ее, пожалуйста, Люка. Мегрэ отпер свою дверь. Он улыбнулся, представив себе, как в зале ожидания столкнутся три женщины… Вот уж, верно, будут обмениваться тревожными и язвительными взглядами. — Входите, Рамюэль!.. Вы бы лучше сняли пальто, я думаю, у нас с вами будет долгий разговор… На столе горела лампа под зеленым абажуром. Мегрэ снял пальто и котелок, взял из подставки трубку, отворил дверь в инспекторскую. Право, во все комнаты Уголовной полиции, обычно безлюдные по ночам, теперь как будто нарочно набилась весьма пестрая публика. В инспекторской на письменном столе пристроился Торанс, сбив набекрень мягкую фетровую шляпу, он курил сигарету, а перед ним сидел на стуле какой-то старикашка с растрепанной бородой, пристально разглядывавший носки своих штиблет с резинкой. Тут был еще Жанвье, который, пользуясь свободной минутой, переписывал свой рапорт, одним глазком присматривая за пожилым мужчиной, похожим на отставного унтера. — Вы кто? Швейцар? — спросил Мегрэ. — Зайдите ко мне на минутку. Он пропустил этого человека вперед, тот вошел с фуражкой в руках и сначала не заметил Рамюэля, старавшегося держаться подальше от света. — Вы швейцар в доме 117 по улице Реомюра. Верно?.. В один прекрасный день некий Проспер Донж снял в этом доме конторское помещение, и с тех пор вы пересылаете ему корреспонденцию, поступающую на его имя. Взгляните… Узнаете вы Донжа? Швейцар повернулся и, взглянув в тот угол, где сидел Рамюэль, покачал головой. — Гм, гм… — буркнул он. — Сказать по правде… Нет, не могу утверждать… Столько их перебывало… Ведь помещение-то снято было больше трех лет тому назад… Так ведь? Не знаю, может, я ошибаюсь, но, кажется, Донж бороду носил. А впрочем, кто его знает, может, борода у кого-то другого была… — Благодарю вас… Можете отправляться домой, пройдите вон в ту дверь… С одним покончили. Мегрэ снова отворил дверь в инспекторскую, позвал: — Господин Жем… Ну, как вас назвать? Не знаю вашей фамилии… Войдите, прошу вас… И скажите мне… На этот раз не пришлось ждать ответа. Увидев Рамюэля, старикашка вздрогнул. — Ну что? — В чем дело?