Я насупилась и промолчала. – Мика твоего и пустят, и он помчится так, что пятки засверкают. – Всего-то и надо было поцеловать его разочек, и я бы успокоилась, – шмыгнула носом и заодно сверилась с компасом, поскольку хорошо помнила, что выход из системы канализационных тоннелей располагался в западной стороне. – Некоторые вон полночи не спали, а мне – всякими идеальными иллюзиями довольствоваться и из комнаты не выходить. Обложили! – Я не виноват, что в этом дворце такие строгие правила. Доводят женщин своей моралью, а они потом на мужиков кидаются. А второй раз я, между прочим, ради дела на это пошел. – Как я погляжу, ты бы и в третий раз сходил. – Нет, столько не потяну. За… кхм… заездит она меня, а я на работе, силы для дела нужны. Я искоса глянула на воинственно настроенного напарника, у которого при упоминании об экономке заметно задергался глаз. Бедный мой рыцарь Фомка, нелегко далась ему победа. Отощавшие драконы – это сила, это почти то же самое, что отощавшие сыщицы. – Добрались, – выдохнула я, когда впереди показался вход в широченную трубу с протекающими по ней пахучими сточными водами. – Теперь нам с тобой сапоги очень пригодятся, Фомка. Ты, кстати, сменные вещи взял? – Да у меня только те лосины, что выдали, фрак в комнате бросил. Я, кстати, их тебе в рюкзак запихнул, в моем места нет, я там обед поместил. – Бе-э-э. После канализации у тебя аппетит напрочь отобьет часа на три, не меньше. – Но потом-то он вернется, а с голодухи помирать неохота, – безапелляционно заявил напарник и вдруг замолчал. Болтая и подначивая друг друга, мы прошли уже треть пути, когда услышали очень странный звук. – Это что? – снизил голос до шепота Фомка. – Охрана канализации? – Не знаю, – также шепотом ответила я, – пять лет назад никакой охраны здесь не было. – Аленка, пять лет назад – это очень давно. Тебе же артефакт сказал, что здесь безопасно, иначе за каким лядом мы поперлись в каналезу? – Он сказал: «В ловушку попадете во всех случаях. Десять вариантов будущего, и только один с благополучным финалом и вашим выходом из замка». – Это значит, мы сейчас в ловушку идем? – Выходит, что так. Фомка резко остановился, развернулся и направился в обратную сторону. Я пристроилась сзади, но уже через пару шагов со всего размаху врезалась в широченную спину. – Пропал, – очень тихо сказал напарник. – Звук пропал, не свистит и не шипит больше. Я вцепилась в руку Фомы, встревоженно оглядывая все пространство вокруг нас и с особым подозрением косясь в узкий темный проход по левую руку, откуда, как мне казалось, прежде доносился шум. Коридор находился у самой трубы, открывавшей начало канализационных переходов, и теперь именно оттуда веяло мертвой тишиной. Сглотнув, я вцепилась во вторую руку напарника, высунулась из-за его спины и синхронно с ним сделала шаг назад. В темноте узкого тоннеля внезапно зажглись красноватым светом чьи-то глаза, и я не завизжала от страха только потому, что воздух из грудной клетки вышиб Фомка – он резко развернулся и подхватил меня под мышку. Я затряслась бесформенным кулем в такт широким прыжкам сыщика, который ломанулся в канализационную трубу. Нечто с жуткими глазами мягко прыгнуло сзади нас и завыло. – Ма-а-мо-о-чка! – шепотом заголосила я, дергаясь в руке то и дело подскальзывающегося на протекающих под ногами нечистотах Фомки. – Спа-а-си-и-те! Толку звать на помощь не было никакого, скорее, во мне просто сработал инстинкт. Даже окажись здесь сейчас взвод спасателей, они бы слаженно и очень синхронно побежали впереди нас. Стоит ли говорить, что чудное амбре канализации в данный момент меньше всего волновало двух утекающих от волколота сыщиков! Поистине страшное существо размером с трех Фомок – метров двух высотой в холке, с длиннющими когтями – мягко прыгало следом, разбрызгивая во все стороны сточные воды. – Направо! – выкрикнула я вылетевшему из трубы напарнику, который на миг притормозил, не зная, в какую сторону бежать. Резкий рывок вправо спас нас от когтей кошмарного волколота, проскользившего мимо и впечатавшегося в стену разветвляющегося тоннеля. – Ле-естни-и-ца впере-е-ди-и! – выдавила из себя, с ужасом глядя на тоннель позади понесшегося еще большими скачками Фомантия. Волколот встал, встряхнулся, точно мокрая собака (мокрая и жутко вонючая!), потянул носом воздух и безошибочно повернулся вправо. Я слышала про этих зверей, что они плохо видят и не различают запахи, хотя, судя по поведению конкретного представителя данного вида, мне нагло соврали. Скорее всего, волколоты не делят запахи на приятные и неприятные. Тот же самый человек в свое время поведал, что селятся волколоты в узких лесных пещерах, но и это утверждение опроверг устроившийся в дворцовой канализации хищник. Правда, и король мог распорядиться поселить сюда эту зверюгу, с нашего монарха станется. А еще, по слухам, питаются милые волколотики преимущественно костями. И в данный момент от голодного зверя утекало собственным ходом около четырехсот двенадцати костей всех форм и размеров – на любой вкус. Мои потоньше, Фомкины потолще, мои раскусить проще, а у напарника костного мозга больше. – Вперед! – гаркнул сыщик, отвлекая меня от мыслей на тему, женские или мужские кости предпочтительнее на вкус, и забрасывая на вмурованную в стену лестницу, ведущую в темный верхний проход. Я вцепилась в металлические ступени и стала резво карабкаться вверх, когда Фомка внезапно заголосил: – Слезай! Но слезть я не успела. Все же мы оба были слишком плохо информированы относительно повадок канализационных хищников. Чудные зверушки совершенно изумительным образом могли прыгнуть на стену, вонзить когти в расщелины каменной кладки и поползти вам наперерез так стремительно, что оставалось только разжать руки и бухнуться вниз, прямо на Фомку. Громадная смердящая пасть клацнула жуткими зубищами перед самым носом, а как только руки Фомки попытались сомкнуться на том, чем я на него налетела, эти самые зубы вцепились в ворот рубашки и вздернули мое хиленькое тельце, отобрав его у вцепившегося с другой стороны напарника. Удар огромной лапой отшвырнул Фомку назад, прямо в протекающие по дну канализации мутные потоки, а я получила ответ на вопрос, чьи косточки вкуснее. Сопротивление было самым глупым, что я могла предпринять, болтаясь в пасти волколота, как котенок в зубах любящей мамы-кошки. Зверюга унесла меня на каменный выступ, проходящий по правой стороне следующей широкой трубы, и расцепила челюсти. Потом, уронив меня на камни, бухнулась сверху, придавила мохнатым телом и принялась отгрызать мою голову. Только по прошествии пяти минут, совладав с расшалившимися нервами и разошедшимся воображением, я сообразила, что голову мне не отгрызают, а вылизывают, тщательно собирая огромным шершавым языком остатки крема. Этот же жуткий язык чуть позже переместился на мое лицо, и зверюга, перевернув меня лапами на спину, стала слизывать все масляно-кремовые пятна, оставшиеся на плечах и рубашке. Где-то позади волколота раздалось жуткое хрипение, прозвучавшее посмертным гимном мне, которое издавал подбирающийся к «сожравшей» меня тварюге сыщик. К сожалению, совершенно не было времени умилиться верности моего напарника, не удравшего подальше, пока хищник занимался своей жертвой, а решившего отомстить жуткому чудовищу. – Фомка! – заголосила я, и кошмарное хрипение прекратилось, сменившись удивленным сопением, которое периодически прерывали звуки, издаваемые вылизывающим меня волколотом. – Фомка, если ты взял с собой весь обед, достань псине тортик, иначе он всю меня до косточек слижет! По счастью, в агентство Савсен Савсеновича брали исключительно сообразительных личностей, чему мы с напарником являлись подтверждением, а потому никто не стал задавать вопросов типа: «А тебя что, еще не сожрали?» Мой замечательный Фомка тут же бросился распаковывать помятый рюкзак и шуршать непромокаемыми пакетами. Минут через пять волколот внезапно насторожился, повел носом и мгновенно забыл про меня, имеющую возможность порадовать тортиколюбителя исключительно масляными пятнами. Псина развернулся и совершил прыжок прямо к другому краю выступа, где Фомка пристроил полураскрытый пакет с куском кремового торта. Рванув от увлеченно засовывающего язык в небольшое отверстие животного, Фомка подскочил ко мне, схватил рукой за шкирку, забросил на правое плечо, на левое закинул рюкзак и гаркнул: – Веди! – До конца тоннеля и налево, – дрогнувшим голосом отдала я приказ и потряслась дальше на моем улепетывающем рыцаре. – …Сейчас помру, – хрипел Фомантий, облокотившись о край каменной кладки, опоясывающей выход из дивного места. Мы все-таки благополучно выбрались. Насмерть зализанная волколотом, я лежала на зеленой травке, смотрела в синее небо и философски размышляла на тему огромных зверюг и летающих через перила лестниц тортиков. – Фомочка, – спросила пыхтяще-сипящего самого расчудесного мужчину на свете. – Чего? – прохрипел пытающийся отдышаться сыщик. – Как можно помогать и пакостить одновременно? – Не знаю, ы-хы-ы-ы, это талант, ы-х-х-хы, его надо иметь. – Большой талант, – еще более философски выдохнула я, вновь переводя взгляд на белоснежные облака. В ответ напарник просто шлепнулся рядом и также философски уставился в небо. – Подальше тикать надо, – глубокомысленно изрекла я. – Надо, – согласился напарник. – А то облава нагонит, – подначила не шевелящегося Фомку. – Подохнут на месте от нашей вони, – сделал вывод сыщик. – И то верно. – Я сложила руки на груди, любуясь, как облака меняют форму, превращаясь в далекой вышине в милых, измученных костлявой диетой волколотиков. – Покоя не дает мне вопрос, Фомка, – почему он выбрал меня? – Неровно дышит, – сделал друг очевидный вывод. Очень очевидный и, я бы сказала, слишком очевидный. – Ведет он себя именно так, – подтвердила я эту очевидность, – но, Фом, я ведь не королева выпускного бала, чтобы сражать красотой с первого взгляда! А артефакт точно избалован воздыхательницами. Видел, сколько у этого солнечного самомнения? Однако выбор он сделал именно при первой встрече. Знаешь, – решила я порассуждать на гложущую меня тему, раз уж все равно лежим и переводим дух, – вот никогда не было так, чтобы в меня с первого взгляда влюблялись, да и вообще ведь не влюблялись. – Так ты же встречалась с этим… как там его звали? – Питенс. – Ага, с птенцом! – Ему сложно было меня не заметить. Я тогда на него пустой горшок уронила – со стеллажа, на котором пыталась отыскать улики. Он ему на голову оделся, как сегодня на Мика – кастрюля. – Нарочно уронила? – Нет, случайно. Это было одно из первых заданий – отыскать пропавшие из цветочного магазина горшки из редкого фарфора с серебряными и медными инкрустациями. А Питенс оказался владельцем магазина. Пока я расследовала это дело, мы с ним и познакомились поближе. – А потом? – Потом дело раскрыла, расследование закончилось – и роман закончился. – Ну а после него чего ни с кем поближе не познакомилась? – А больше горшков под рукой в подходящий момент не оказывалось. Фомка хмыкнул. – Потому и говорю, что не внушаю я безумной страсти с первого взгляда, но артефакт нарочито ведет себя как влюбленный. А у него, во-первых, любить нечем, поскольку сердце отсутствует, во-вторых, тела нет, значит, плотские удовольствия не волнуют, в-третьих же остается лишь дух, сохранивший свой извращенно-гениальный разум, свой дар и склонность к розыгрышам, которая, судя по всему, была в нем очень сильна в то время, когда артефакт являлся человеком. – А почему ты решила, что он им был?