– Нажимал, там такая же абракадабра. – Ладно, Андрюха, оставь в покое умную машину, пока совсем не сломал. Иди, подними Помыкалова, будем обувку изымать. Потом к мамке его сгоняешь, допросишь и ботинки ему на сменку привезешь. Да, будешь в спецприёмнике, глянь по журналу, в одной ли он камере с Сидельниковым неким? – Когда ты успел, Николаич? – Андрейка оторвался от монитора. – Учись, молодой, пока дядя Миша жив. Пока не сожрали его окончательно с потрохами. Рязанцев ушёл, а Маштаков открыл встроенный шкаф и в горе разного хлама стал подыскивать злодею какую-нибудь временную обувку. Не ходить же ему босиком… Голимое нарушение конституционных прав! Запало Михе в голову, что видел он в шкафу шлёпанцы без задников, какие в больнице посетителям выдают. Глухо забрунжал телефон. Маштаков поднял трубку. – Привет, Николаич? Трудишься? – на проводе был Саша Кораблёв. – Как делищи? – У нас какие дела, Сань? Все дела у вас в прокуратуре, – Миха рад был потрепаться с приятелем. – Когда по изнасилованию Гудковой будем работать, Миш? Через неделю срок по делу, а в деле – хоть шаром покати. – Давай выберем день. Тебе как, Сань, реально кого-то надо отработать или…? В мембране было слышно, как Кораблёв щёлкнул зажигалкой, прикуривая. – Да там глухо, как в танке. Давай хоть буханку набьём. В области выдерут за такое дело. – Нет проблем, – Маштаков улыбнулся, последнее время все менты говорили в таких случаях «нет проблем», кино американского насмотрелись. – Сам как, Николаич? – На букву «хэ», Сань… Слышал про косяк с побегом? – А ты тут каким боком? Это ж мрошники прощёлкали? – Потом расскажу, не по телефону, – Михе не хотелось бередить поджившее, за работой забылся вроде. – Ла-адно. Николаич, ты пиво-то пьёшь, я запамятовал? Давай попьём сегодня пивка. Голова болит. Рыбки возьмём. – Заманчивое предложение, Сань, – Маштаков чувствовал, что вот-вот поведётся, но из последних сил упирался. – Дел дома много. – Дома? – деланно изумился Кораблёв. – Тебя домой ещё пускают? – А тебе всё хиханьки… В кабинет входили смурной Помыкалов с заложенными за спину руками и энергичный Андрейка Рязанцев, щёлкавший браслетами наручников. – Сань, тут люди подошли, я перезвоню. Ты на работе будешь? Давай! – Миха положил трубку, отодвинул аппарат. Повернувшись к задержанному, внимательно посмотрел ему в лицо. С Помыкалова за ночь спесь поспала. Во-первых, он протрезвел и смотрел теперь на вещи реально. Во-вторых, менты доказали ему свои возможности. – Ну что, орёл, понял, что я слов на ветер не бросаю? Сколько тебе дали? Пять? – Трое суток, – угрюмо ответил Помыкалов. – Трое? – переспросил Маштаков и почесал в затылке. Сторонник компромиссов Стас Глазов прислушался к пожеланиям опера, но принципы свои судейские соблюл. И на том спасибо огромное, Станислав Владиславович! Поклон земной! «Это когда ж у него срок истекает? Вчера задержали, в камеру посадили нынче ночью, в два что ли… Во вторник, в два ночи истекает. Сегодня, завтра, понедельник. Один рабочий день получается и тот понедельник. А в понедельник – дела не делаются. Придётся подналечь в выходные». – Ну пять и три – разница не принципиальная, – Миха закурил, не предлагая задержанному. – Тепло в камере? – Хо-олодно… – А ты как думал? Просто так можно Хоттабыча на хрен посылать? Дим, у нас тут с коллегой вопрос к тебе возник. Рязанцев сверлил Помыкалова взглядом. – Какой ещё вопрос? – Где ты, Дима, приобрёл колёса такие клёвые? Шузы! Помыкалов, флегматичный от природы, отреагировал вяло. Но реакция прошла, плеснулась в глазах. – Чего у тебя ручонки-то затряслись, Дмитрий? – Рязанцев наклонился, сильно схватил Помыкалова за кисть. – Ничего не и затряслись, – парень пытался высвободить руку. Маштаков приблизился с другой стороны. Злобный, со сжатыми в щели глазами, с губой подкушенной. – Быстро снимай ботинки! Ставь на стол! Откуда они у тебя?! Где взял?! – Купил на рынке, – Помыкалов приходил в себя, обретал уверенность. – Два месяца назад. Ой, больно! – За сколько? – Рязанцев ещё чуть-чуть вывернул ему кисть. – Не помню. За шестьсот, что ли. Больно, говорю… – Отпусти, Андрей, – Маштаков решил, что для первой беседы достаточно. Колоть Помыкалова было пока не на чем, и парень это понимал, парень неглупый, наследственность у него по части криминологии хорошая. А накинуть ему надо по полной программе. – Так вот, Дмитрий Сергеевич! – будничным тоном сообщал Миха. – Колёса эти – с преступления. Конкретно, с грабежа на улице Восточной. Слышал про такую улицу? А-а, так ты живёшь там… ну-ну… Где ты был в ночь на первое сентября? Вспоминай, память у тебя молодая, это недавно было… Помыкалов молчал, по щеке у него ползла слеза, губы дрожали. Маштаков снова закурил, внушая себе: «Ты чего, Мишка, такие же вот гоблины позавчера тебе чуть в троллейбусе голову не раскололи за невинное замечание. Это он, он работягу нашего грабанул. В нейротравму отправил! Ишь, глазёнки забегали. А если не он, так ему полезно будет. Запомнит, что на всякую силу есть другая, которая до слёз довести может. Урод!» 10 Впечатляющую картину праздничного стола завершила бутылка настоящего «мартини», водружённая Иркой в самый центр. Сделав шаг назад, она придирчиво осмотрела результат своих стараний. Вроде ничего не забыла. Холодные закуски – балычок, масляная рыбка, ветчина, сырокопчёная колбаска, французский сыр в дырках. Вошедшая в моду острая корейская морковка, маслины, солёные чёрные грузди, правда, не свойские, а покупные, импортные. В духовке доходил цыплёнок, на противне готов был сложный гарнир, – отварной картофель (в прошлый раз Миша жаловался, что от жареного и от фри у него поджелудочная болеет), тушёная капуста. В холодильнике под морозилкой настывала литровая бутылка «Гжелки». Пару банок пива (поправить милому дружку с утра здоровье) она спрятала во встроенном шкафу под подоконником. Зеленоватые витые свечи в канделябре, салфеточки… Вспомнит ли Миша, что за день сегодня? Навряд ли… А ведь семь лет назад, подумать страшно – семь! – они познакомились. Совершенно случайно. Она тогда ещё первый раз замужем была, за Кирюшкой, который уже с катушек съехал капитально, каждый день приползал на бровях, на работе держался на сопливой ниточке, и вдобавок руку стал на неё поднимать. Ужас! К столбу фонарному ревновал. После очередной такой ссоры Ира с подружкой лучшей, со Светиком, с которой тогда дела коммерческие крутили, в Польшу катались, шмотками торговали, намылились в кафе. Тоску девичью развеять. Сидели они в «Ладе», тогда там ещё прилично было, только после капитального ремонта. Это сейчас в «Ладе» – гадюшник. Выпили девушки бутылочку водочки, покушали, поплясали, жизнь на поправку пошла. Миша ей сначала категорически не понравился. Они тогда отдыхали в том же заведении с приятелем Сашей Веткиным, который до сих пор в прокуратуре работает, а ведь тоже выпивает, только нос куда не надо не сует и язык на привязи держит, не в пример Мишке. Пришли в кафуху они заметно датые, догоняться пришли. Долго по меню ползали, а заказали скромно. Светик, высматривавшая по залу свободных мужиков, локтём её, помнится, тронула, а она, Ирка, губу оттопырила: «Вахлаки». Миша был в джемпере под горло (в кофте, как он всегда говорит) и в широких брюках, друг его – в клетчатом пиджаке, в джинсах. Ира подумала, это какие-нибудь захудалые инженеры с механического завода. Она ни разу до этого не видела живых прокурорских работников. Мужики заметили, что Светик на них косилась. Миша с сигаретой подкатил с понтом прикурить, хотя до этого своими спичками пользовался. – Вы позволите? – Пожалуйста, – Ира с полным безразличием переложила на край стола одноразовую зажигалку. Ей подумалось ещё: «Очень оригинальный способ знакомиться. Что дальше? Мы с вами где-то, девушка, виделись, скажет?» – Девчонки, можно вас за наш столик пригласить? – спросил Миха. – Это ещё зачем? – стрельнула глазками Светик. Левую сторону лица, которую Миша не видел, она состроила в гримаску. Выщипанную бровь вопросительно вскинула, обращаясь к Ирке. – Вы, я вижу, скучаете. Мы, честно говоря, тоже. Миша улыбался. Хорошо так улыбался, естественно. У него оказался приятный грудной голос, богатый обертонами. Ира автоматически примерилась к нему. Не слишком маленький? Вряд ли, выше ста семидесяти пяти. Миша, дожидаясь решения, покуривал. Его качнуло, – как он ни скрывал, а опьянел уже изрядно. Светик, которая и тогда решающий голос имела, недаром сейчас она хозяйка, а Ира – работница наёмная, продавщица – предложила вдруг: – Давайте вы к нам. У нас место лучше, не на ходу. – Вопросов нет, девчонки. Познакомились, выпили, станцевали пару медляков, лёд тронулся. Разговоры шли банальные, ознакомительные, про погоду, про кухню ресторанную. В танце Миша вёл себя деликатно, не лапал, но и на пионерское расстояние не отдалялся. Как по клавишам пробежался пальцами по застёжкам лифчика и ещё неожиданно, в такт музыке, в повороте сделал шаг вперёд, выставив колено, которое вошло между её ногами, на мгновенье низа живота коснулось. Ира глаза вскинула. Лицо партнёра оставалось естественным. Парни врали, дескать, коммерсанты они. Как будто Ира со Светиком только сейчас из яйца вылупились. Пошли провожаться. Хорошо провожались, с песнями, пива по дороге зацепили. В подъезде Иркином у батареи принялись целоваться. Ира помнит, как она словно очумела через десять минут яростного петтинга. Трусики со свёрнутыми колготками у неё уже на щиколотках мотались, стреноживая, а требовательная рука Мишкина исследовала её естество. Накрыло с головой бабу!