Рождающаяся заява, явно левая, ломала все грандиозные планы. Поутру Рязанцев с Маштаковым собирались выдернуть с работы Беликова и плотно заниматься с ним. Ленка Назарова, у которой под конец долгого разговора сложились с операми доверительные отношения (она умоляла не сажать её), советовала начинать с Белика. По словам девушки он – слабак, а Воха наоборот, упёртый. Вдобавок к этому и Маштакова не было. В девять он прозвонился, сообщил угрюмо, что задержится, и попросил прикрыть, сказать, что он с человеком своим пошёл на встречу. – К одиннадцати подтянусь, – пообещал Маштаков и положил трубку. Рязанцев совсем расстроился. Поверит ли начальство в такую отмазку? С учётом того, что вчера в отделе зарплату давали… Андрейка всегда переживал за Николаича, когда тот начинал бухать. Зачем он это делает и почему не может остановиться на следующий день, Рязанцеву было непонятно. Сам он выпивал мало, по крайней необходимости, всегда старался отговориться. Водка мешала тренировкам, работе. И Юлька, подруга, не переносила пьяных, дома насмотрелась досыта на отцовы выкрутасы. Как вино меняло Маштакова! Когда Николаич последний раз в начале августа сорвался и три дня не выходил на работу, Титов взял Рязанцева с собой на его поиски. Коллегу они нашли в общаге экскаваторного завода, у какой-то шалавы. Маштаков обрадовался их приходу, начал гоношить на стол, на пол сгребать мусор – чешую рыбью, картофельные очистки. Андрейка смотрел на него и ужасался. Куда делся уверенный в себе, юморной, головастый старший оперуполномоченный, хват и умница? Зачуханный, в грязной щетине, со свалявшимся волосами и диким взглядом мужик трясущейся рукой подносил ко рту залапанный стакан, давясь пил выдохшееся пиво. С расчёсанной грудью, с наколкой на плече, беспрерывно матерившийся, он нисколько не походил на офицера милиции. – У тебя совсем крыша съехала, Маштаков?! – Титов вырвал у напарника стакан. – Ты чё в притоне пьёшь? Здесь через одного – судимые. Хочешь, чтобы тебя прирезали? – Пусть прирежут! – разрыдался Маштаков, сопля повисла у него на носу. – Может, от этого всем лучше станет! Меня уж резали, Лё-оша! И он выдернул из трусов подол растянутой майки, демонстрируя длинный синий рубец на боку. Титов знал на Николаича методы, церемониться с ним не стал. Взял за шкирку, как ссанного кота, вытащил из гадюшника, увёз на частнике домой, жене сдал. Ещё два дня после того запоя Маштаков выхаживался. За прогулы ему впаяли неполное служебное соответствие. Неужто, снова Николаич съехал с катушек? Для него это кранты! На улицу выгонят… Андрейка психовал, а поэтому с заявительницей Жанной контакта наладить не мог. Накануне вечером она гуляла в парке механического завода со своим знакомым, называть которого отказывалась. Расставшись с ним, познакомилась с двумя парнями, Валерой и Сашей, позвавшими её в лес на шашлыки. Время подходило к восьми, начинало смеркаться. Но отважная Жанна в лёгкую согласилась составить мальчишкам компанию, не обращая внимания, что у них при себе нет ни мангала, ни шампуров даже, а только большая сумка с бутылочным пивом. В лесу, за автоколонной, Жанна попила с парнями пивка, после чего они оба, пригрозив избиением, по очереди вступили с ней в половую связь. Чтобы дама не заблудилась в темноте, пацаны довели ее до города, посадили на последний троллейбус. Жанна не знала как зовут парней, но требовала («Вы – милиция, вы и ищите!»), чтобы их немедля нашли и арестовали. – Со мной, блин, никто так никогда не поступал! А если козлы эти ещё какую-нибудь приличную девушку изнасилуют? Что я им – шлюха, что ли? Многословные увещеванья Рязанцева, что она сама не права, что не надо было угощаться на халяву у незнакомых парней и тем более идти с ними в безлюдное место, положительных результатов не возымели. Жанна навалилась на угол стола, практически улеглась, сорила пеплом, то и дело просила воды. У неё болела голова. Из телесных повреждений у девчонки остались синяки на руках и ещё – содраны коленки. Пару раз она вскакивала, порывалась приспустить джинсы, показать израненные ноги, но Рязанцев успевал её тормознуть. Можно было, конечно, отправить её в прокуратуру, это их подследственность. Но вдруг там рубанут шашкой и возбудят дело?! Расхлёбывать новорожденный «глухарь» придётся всё равно их мощной группе по тяжким. Можно, конечно, затратив массу служебного и личного времени, найти этих Валеру с Сашей или как их там зовут по-настоящему. Найти, чтобы выслушать историю, как в парке к ним привязалась пьяненькая шмара, с которой они сговорились культурно отдохнуть. Выпили, закусили, и она добровольно дала обоим. Это если Валера с Сашей захотят разговаривать. А то вообще скажут, что впервые видят эту куклу крашеную. Как доказывать? Чем? Ободранными коленками? «Пока будем искать парней, запустим другие дела. Действительно серьёзные преступления, перспективные», – Андрейка рассуждал прагматично. В десять часов, раньше обещанного, нежданно появился Маштаков. У Рязанцева сразу отлегло от сердца: в порядке Николаич. Было видно, конечно, что он снова выпивал накануне и неслабо, но соображать и работать мог, это главное. За старшим опером волочилось облако крепкого одеколона, покрывая выхлоп перегара. Рязанцев сразу включил чайник. Маштаков уселся на своём месте, по диагонали пробежался по объяснению. – Опознать их хоть сможешь? – спросил у Жанны. – Постараюсь. – Сколько вчера выпила? – Я уже говорила вашему товарищу, бутылку пива. – И тебя до сих пор водит? С бутылки пива? Я вас умоляю, – Маштаков говорил по-свойски, не уличая. Жанна смущённо призналась, что пила с парнями водку. И ещё ночью, после того как её изнасиловали, посидела в кафе, стресс снимала. – Ты с кем живёшь? – С матерью, – девица нахмурилась. – Она в курсах? – Маштаков насыпал из банки остатки растворимого кофе по трём чашкам, стараясь, чтобы вышло поровну. – Не-ет, – Жанна поморщилась, попыталась привести в порядок растрёпанные волосы. – Её придётся допрашивать. – Это ещё зачем?! – Так положено. По характеристике твоей личности. Жанна испытующе заглянула в глаза Маштакову. По всей видимости, отношения с мамой у неё были натянутыми. Причиной, без сомнения, служило вольное поведение дочери. – А может, без матери обойдёмся? – Как это? На что ты нас, подруга, толкаешь? На нарушение закона? Давай-ка хлебнём кофейку горячего. Мне тоже после вчерашнего требуется. Рязанцев со стороны наблюдал, как на глазах менялось поведение девицы. Наглость с неё сошла, она перестала ерепениться. Напарник нащупал у неё болевую точку и в тоже время разговаривал понимающе, не читая морали. За кофе и стимулирующей сигаретой договорились полюбовно, что Жанна отдохнёт, придёт в себя и подумает, стоит ли городить огород с заявлением. Что она сюда придёт завтра, на свежую голову. – У нас принцип как у врачей. Не навреди! – дружелюбно объяснял Маштаков. Для того чтобы девчонка привела себя в порядок, ей предоставили зеркальце и щётку для одежды. Когда Жанна, слегка покачиваясь, ушла, Маштаков связался с дежурной частью, сообщил, что мадам решила подумать до завтра, что письменного заявления от неё не поступило, отбой. – Как думаешь, она придёт? – спросил Рязанцев. Маштаков пожал плечами. – Фифти-фифти. Завтра с ней проще будет разговаривать. Легче объяснить, что она не права. Старайся с пьяными не вступать в дискуссии. У пьяного – другая шкала оценки происходящего. И Маштаков посмеялся над последним своим тезисом хрипато и не совсем весело. Андрей открыл форточку, сразу потянуло сыроватой свежестью, воющий звук набирающего скорость троллейбуса в кабинет ворвался. – После вас двоих закусывать можно! – Ну я-то всё же получше чем она выгляжу? А? – Маштаков убирал в стол кружки, пол-литровую стеклянную банку с желтоватым сахарным песком. – Базару нет, Николаич. Чем будем заниматься? – По плану, Андрюша. Как Птицын Вадим Львович нас учит: «по плану»! Дуй за Беликом, тащи его сюда. А я подпишу у Озерова разрешение, Помыкалова подниму. С ним пока поработаю. Может, созрел? Рязанцев глянул на часы, половина одиннадцатого. Сколько времени драгоценного он на эту профуру убил! И сейчас бы с ней занимался, кабы многомудрый Николаич не помог. Андрейка на общественном транспорте, на втором троллейбусе, отправился на Текстильщик. По их данным, Беликов работал в фабричном ЖКО учеником слесаря-сантехника. «Зря проезжу, – расстраивался Рязанцев. – Сантехники в кабинетах не сидят. Они на объектах в такое время, копейку зарабатывают, самый сенокос сейчас. Белика надо было по утрянке из дома брать. Часов в шесть, тёплого, из койки». Андрею нравилось работать в розыске. Ни в каком кино не увидишь, ни в какой книжке не вычитаешь такого, в чём он каждый день варился. Интересно, рисково, как раз по его характеру. Ещё бы платили, бляха, как американским копам. Ему-то ладно, он холостой пока, с родителями живёт, мама с папой всегда накормят. А женатым, с детьми – тяжело. Николаич вон как с двумя девчонками бедует, из долгов не вылезает. Рязанцев пришёл в милицию после армии сразу. Служил, дай бог каждому, в Забайкалье, где Советской власти нет в помине. В мотострелковом полку. Поскакали по сопкам, как олени! А зимы там какие… Дембельнулся старшим сержантом, последние полгода службы «замком»[64] был. Цену широкой поперечной лычки поймёт лишь тот, кто через себя сержантство в пехоте пропустил. В будущее Андрейка далеко не заглядывал. Какие его годы! Маштаков советовал не тянуть с учёбой, поучал, мол, без образования нынче далеко не ускачешь. Агитировал средней школой милиции, в их кругу снисходительно именовавшейся «парнокопытной», не ограничиваться, сразу после её окончания подавать документы в «вышку». Тоже на заочное, само собой. – Практически единственный плюс в нашей работе, – говорил Николаич, – это живое общение с людьми. Каждый день перед тобой проходит до десятка новых человек, иногда – больше… Интереснее человека, Андрюша, в жизни ничего не придумано. Ещё через год работы на земле с тобой на улицах люди будут здороваться, а ты будешь репу чесать – кто такой, не помню… И где-нибудь в этом круговороте ты набредёшь на своё. Обрати внимание, уходят мужики из ментуры и ни один ведь без работы не остаётся, все нормально устраиваются. Почему? Потому что научились в людях разбираться, знают их… Троллейбус доехал до конечной остановки. Оставшиеся пассажиры покидали салон. Кондукторша, средних лет сурового вида тётка списывала с рулона на груди в блокнотик номера билетов. Когда Рязанцев проходил мимо неё, тетя покосилась на него подозрительно, прижала к груди сумку с выручкой. Андрейка фыркнул, а потом решил: «Правильная кондукторша, бдительная!» Вокруг обветшалого двухэтажного здания ЖКО текстильной фабрики багряно рдели рябины. Рязанцев залюбовался неправдоподобно сочным цветом гроздьев. Стылый, подрагивающий воздух, в котором все звуки были гулкими, добавлял плодам рябины впечатление особенного объёма. Слесари в конторе ютились в каморке под лестницей. Закуток был завален разнообразным барахлом, преимущественно железяками. Ржавые трубы, сгоны, крестовины, проволока в мотках. В углу в деревянных ящиках, переложенные стружкой, одна на другую наставлены раковины. На самом ходу, Андрей еле успел переступить, громоздился сварочный аппарат. На стене косо висел график социалистического соревнования на 1985 год, чуть ниже – вымпел «Ударник коммунистического труда» и выцветший плакат Саманты Фокс с грудью пятого размера в символическом бюстгальтере. Изо рта дивы, как в комиксе, в окаймлении струились слова: «Хочу Степаныча! Кончаю!» Под этим плакатом тощеватый паренёк, зажав в тисках полоску металла, скрежетал по ней напильником. По параметрам в будущем изделии угадывался кинжал. Парень обернулся на шаги Рязанцева. Вздёрнул верхнюю губу, показывая плохие передние зубы, один из которых был косо сколот. На морде – прыщи, в ухе – пара сережёк, реперовский чубчик. Один в один его Ленка описала, никаких фоток не надо. – Привет, Белик! – хлопнул парня Андрейка по плечу. – Ещё одну статью себе точишь? И отодвинул загородившего спиной верстак парня в сторонку. – На кой тебе перо? Ты же бегаешь быстро, – Рязанцев накинул на запястье правой руки Беликова браслет наручников, защёлкнул, другой браслет замкнул на своей руке. – Теперь мы с тобой как близнецы сиамские. Отлить не хочешь? Пока возможность есть. Парень прогундел: – Чего я сде-елал? – Поехали в отдел, там будем разбираться. Разговор у нас с тобой долгий… – Андрейка перещупал все карманы Беликова, ничего для себя привлекательного не нашёл. Хлопнула входная дверь, вошёл мужик, прикинутый в старый танковый комбез. Глаза его под набрякшими веками, рыская, наткнулись на новый предмет в захламленной каптёрке – на Рязанцева, узрели наручник, скрепивший крепкого парня в кожаной жилетке с Беликовым. – Чё за дела, на? – грубым голосом спросил танкист, в груди его при этом сипло заклокотало. – Серёнька, чё, на, за дела? – Уголовный розыск, дядя, – свободной рукой Андрейка, расстегнув молнию, вытащил из кармана жилетки удостоверение. – Ну и чего? – Мужик с дороги не уходил. – Так-ту нельзя забирать, я законы знаю. Не тридцать седьмой год, на!