Серёнька покамест не самостоятельный работник, он этот, как его… ученик… Наставнику надо доложиться… Который за его в ответе, на… – А кто у него наставник? Мужик могуче зашмыгнул губчатым фиолетовым носярой. – Я-а-а… – Глянь, наставник, чего твой ученик точит в рабочее время! – Рязанцев утащил Беликова за браслет в сторону. Открыв мужику вид на тиски, в которых была зажата заготовка ножа. Наставник смутился, поскреб корявой лапой заросшую шею, пропустил опера с задержанным, поругиваясь при этом вполголоса. До троллейбуса добрались без приключений, Беликов шёл покорно, на публику не играл. У обоих на скрепленных руках были приспущены рукава, наручников со стороны не видно было. Как бы просто идут парни рядком, один рослый, плечистый, другой – поменьше калибром, стриженый по молодёжной моде. В троллейбусе до Рязанцева докопалась кондукторша. Болезненного вида, на птицу похожая женщина в великоватой ей голубой форменной куртке начала требовать с Беликова билет. С первых слов стала орать, явная психопатка. – А меня не колышет! Знаю ваши штучки! Берите, мужчина, на него билет! Андрейка взял бы билет этот чёртов, лишь бы отвязалась, но как на грех он, как Буратино, забыл дома свой толстый кошелёк. Ни копейки в карманах! – Я вам русским языком говорю: я доставляю в милицию задержанного, – пытался объяснить. – Задержанных возить у вас машины есть! – форсировала голос кондукторша. – Давайте, берите на дружка вашего билет, мужчина! Что вам, трёх рублей жалко?! Пассажиры подтянулись к задней площадке, интересно им, концерт бесплатный. Не признаваться же Рязанцеву прилюдно, что он пустой, как барабан. – У тебя мелочь есть? – быстро спросил опер у «дружка своего» Белика. Тот помотал реперовским чубчиком. – Не-а, в куртке остались. А куртка – в раздевалке. Андрейка сцепил зубы, исподлобья уставился на кондукторшу. С той, однако, такие штуки не проходили. – Что ты меня гипнотизируешь?! – заорала она. – Плати за проезд! Троллейбус дальше не пойдёт, пока не заплатишь! Клава, останови машину! Ход был тактически грамотный, кондукторша мгновенно заполучила в союзники всех пассажиров; Рязанцев с позором покидал салон. Бортовой номер машины он запомнил. Сорок второй. «Ещё разберёмся!» – кипятился, понимая, что вряд ли сможет выкроить для разбирательств время. В результате в управу они добрались в двенадцать часов, под обед. На воротах остановились, пропуская чёрную «Волгу» заместителя начальника управления по кадрам полковника Коростылёва. Полковник с сурово сведёнными к переносице бровями ехал к домашним щам. Или к наваристому борщу. – Чего как долго? – с укоризной спросил Маштаков. За два часа он полностью пришёл в себя, стал энергичным, приобрёл живой блеск в глазах. – Потом расскажу… – Андрейка возился с замком наручных браслетов, никак открыть не мог. – Как у тебя? – У меня – по масти, – осклабился Маштаков и сильно, с хрустом потянулся. – Помыкалов полный расклад дал. Девять грабежей. Четыре? – Проверяя себя, он заглянул в исписанный листочек. – Ага, четыре кражи из подвалов… Майка какая на тебе, Белик? Старший опер подошёл к парню, расстегнул у него на груди спецовку, двумя пальцами защипнул старую, в прошлом – чёрную футболку. – Не та! Та – фирменная, «Рибок»! Где, Белик, майка «Рибок», которую в центре на Ленина с парня сняли? Приглянулась она тебе… ты ее потом от кровушки отстирал и носил… где она? Ну?! Видишь, мы всё знаем! Да присаживайся ты, в ногах правды нет! Где майка-то? – До-ома, – обессилено выдохнул парень, опускаясь на стул. – Эх ты! – Маштаков потрепал его по стриженой макушке. – Куришь? Закуривай! Рязанцев смотрел на напарника и старался угадать, действительно раскололся Димка Помыкалов или Николаич блефует. Но если блефует, как тогда про майку он в цвет попал? По камере Помыкалов за майку не говорил, Ленка тоже ничего такого не сообщала. – С кем живёшь-то? – Маштаков поднёс Белику зажигалку. – С баушкой и с матерью… – Отца нет? – Сиди-ит… – Беликов вытащил из потухшей сигареты палку, покрутил её в грязных пальцах, разминая. – А дайте ещё зажигалку… – На! Бабушка сейчас дома? – До-ома конечно, она на пенсии… Маштаков движением бровей поднял Андрейку. – Шуруй к Озерову. Скажи ему, чтоб на после обеда готовил постановление на обыск. Давай бегом, а то он умотает в столовку! Рязанцев пошёл на второй этаж, который почти полностью занимало следственное управление. Крохотный кабинет Озерова оказался набитым до отказа. В центре внимания находилась Маша Шишкина. Вертя в пальцах дымящуюся коричневую сигаретку, она увлечённо рассказывала: – …Своими глазами видела… Опера рубоповские ему ласты за спину завернули. Я с ними в прокуратуре на лестнице столкнулась. Глаза у меня вот такие стали! Маша сделала уморительную гримаску, выпучив глаза, хлопнула накрашенными ресницами. – …А он башку опустил, не смо-отрит… Кроме наших «рубоповцев» там ещё из области были. Козырные такие, как ФБР. За что его, интересно, могли хлопнуть? За взятку? – За что же ещё? Конечно за взятку. – Озеров взял с подоконника пепельницу, поставил перед Шишкиной. – Не стряхивай на пол! Худенькая Света Полякова по-бабьи вздохнула: – О-ох, он же к родителям на Украину собирался в отпуск. Билеты взял… Старшая из присутствующих, Юрьева Марина Дмитриевна, ветеран следствия, ссыпала в пепельницу с ладони мокрую семечную шелуху. – Я вам так скажу, молодёжь, обнаглел Игорёк, краёв не видел в последнее время. Думал, что кругом дураки. Дома всё отделал под дуб и под ясень. Жену разрядил. Шуба норковая, плащ кожаный… Такая цаца, не подступись! – Чего случилось? – спросил Андрейка. – Не знаешь?! – Шишкина в очередной раз распахнула до отказа глазищи. – У нас Игоря Проскурина «шестой» отдел повязал! Только что! – А-а-а, – неопределённо протянул Рязанцев. Он знал в лицо Проскурина, пересекался с ним на дежурствах, порой выезжали вместе на происшествия. Проскурин вёл «дорожные» дела, работал исключительно с «гаишниками». На Андрейку он производил впечатление человека высокомерного, даже не всегда с ним здоровался. Рязанцев передал Озерову слова Маштакова насчёт обыска у Белика. Следователь слушал его кисло, потом демонстративно отвернул манжет рубашки, постучал по циферблату электронных часов. – Все вопросы в рабочем порядке после обеденного перерыва! 17 Внезапный звонок дежурного обломал Саше Кораблёву праздник. В результате получасовой возни, сопровождавшейся уговорами: «Сашенька, не надо! Саша, давай не сегодня!», многочисленных проникновений под кофточку к мягким полушариям груди, упакованной в кружевной итальянский бюстгальтер «push-up», заканчивавшихся выталкиванием рук за пределы одежды, затяжных поцелуев, в которых девушка вроде окончательно теряла голову, но потом вдруг некстати спохватывалась, ему почти удалось дойти до цели. Оля лежала на диване топ-лесс. Чрезвычайно тесные джинсики её Саша упорно стаскивал книзу. Открылся крутой, обтянутый беленькими атласными трусиками лобок. Загорелые упругие бедра умопомрачительно контрастировали с импортным бельём… И надо же было телефону в этот самый момент заверещать на всю пустую трёхкомнатную квартиру! – Подожди секунду, – Саша губами коснулся тёплого Олиного виска. Выходя в коридор, краем глаза он видел, что, оставшись одна, девушка немедленно приподняла бедра и натянула обратно джинсы. Выразительно вжикнула молния. Выслушав энергичное, наполовину состоящее из ненормативных выражений сообщение Андреича, дежурного по УВД, Кораблёв понял, что Оля сегодня уйдёт домой неудовлетворённая. Так долго он подбирался к ней, такая девчонка классная! Скромная, что в наше время большая редкость. Три месяца они встречались, и до сих пор она ему не уступила. Родители в деревню с ночёвкой уехали, квартира в кои-то веки осталась свободная. Отдыхай не хочу! Саша дежурил эту неделю, но пронадеялся, что ничего сегодня не произойдет. В понедельник выезжал на самострел в район, не каждый же день… – Что-то случилось? – спросила Оля севшим голоском, когда он вернулся в комнату. Она была полностью одета, закалывала растрепавшиеся каштановые волосы. – Случилось страшное, маленькая! – ответил Кораблёв, закуривая. – Роковые обстоятельства нарушили наше счастливое свидание. Если серьезно, мне на происшествие надо ехать. Выпьешь ещё? Саша поднял с журнального столика ополовиненную бутылку «Хванчкары». – Нет, – Оля поджала губы, расстегнула сумочку, достала косметичку. – Пять минут подождёшь, я себя в порядок приведу? – Конечно, маленькая. Пока девушка рихтовала макияж, Кораблёв открыл «дипломат», проверил, всё ли у него на месте в «дежурной» папке. Принёс из кухни пяток шуршащих мешочков для мусора, в которые очень сподручно упаковывать вещдоки. – Ну я пойду? – Саше показалось, что в голосе подружки больше разочарования, чем облегчения. «Тоже ведь живой человек. Растормошил я её», – подумал понимающе, а вслух сказал: – Да, я отвезу тебя домой. – Ты же выпивал? – А я «Орбитом» зажую. Будешь «Орбит» без сахара? – Давай. Кораблёв с девушкой вышли из квартиры, спустились на лифте на улицу. Сидевшие у подъезда на лавочке пенсионеры, с которыми Саша за сегодня здоровался не меньше трёх раз (чтобы не обижались), с интересом разглядывали его спутницу. Чтобы объективно доложить родителям по их возвращении. Открыв припаркованную под окнами «девятку», Саша на сиденье с собою рядом усадил девушку, а на заднее закинул пошарпанный «дипломат». Оля жила по «пятёрке», в блочной пятиэтажке. На прощание она сама подставила щёчку для поцелуя, и это безусловно было положительной динамикой в их непростых отношениях. Ещё раз чертыхнувшись насчет поломанного кайфа, Кораблёв погнал на место происшествия. Ездил он рисково, два светофора проскочил на мигавший жёлтый, отчаянно сигналил мешкавшим «чайникам», на окружной разогнался до ста двадцати километров. Где-то здесь, у строившихся коттеджей, в районе, прозванном «посёлком нищих», был обнаружен труп девятилетнего мальчика. Саша сбавил скорость, припал к рулю, увеличивая себе обзор. У второго от края двухэтажного кирпичного коттеджа он углядел милицейский «УАЗик», «буханку» дежурной части с продольной синей полосой по периметру кузова и людей в камуфляже. Здесь. К месту Кораблёв подъехал осторожно, кругом – битый кирпич, железки. Не хватало гвоздь поймать! На месте происшествия было уже полно всякого нужного народу. Убийство ребёнка – случай из ряда вон. Лица у всех озабоченные, угрюмые; гогота, шуток не слышно. Милиционеры группы немедленного реагирования в сером камуфляже, с автоматами, курили у своего «УАЗика». К Саше размашисто шёл начальник розыска Борзов в распахнутой короткой кожанке, под мышкой в оперативной кобуре – табельный «Макаров». – Здоров, Александр Михалыч! – Привет.