— Кто? — спрашиваю хотя догадывался о ком речь. — Рыжик, его сегодня не будет, и завтра, и послезавтра. Он мёртв, — я вздрогнул от его ледяного голоса и непроницаемого лица. — Что, бля? — Да, его убили. Так что, я предлагаю тебе его место, — оглушил он меня своим предложением. Не самое умное решение в моей жизни, но оно стало новым этапом. Белый мучал меня, связывал, очищал кровь всеми возможными лекарствами в специальной больнице. — Ты будешь распространять мой товар и возиться с моими деньгами, а торчок не справится. — Почему я? — спрашивал я, корчась от боли. — Не знаю, увидел перспективу в тебе. К наркоте я больше не притронулся, не так как раньше. Мог позволить себе травку курить, больше ничего, как и алкоголь. Год я не пил вообще. Сменил фамилию, продал квартиру и купил за городом двушку, деньги — в копилку. Белый стал мне как отец, семь лет строил из меня человека. Пока его не застрелил один из наших, и я озверел. Стал бешеным и неуправляемым, взял его бизнес в свои руки и убивал всех, кого не попадя. В один день что-то щёлкнуло, и я пошёл к специалисту, когда руки были уже по плечи в крови. Начал принимать таблетки, и потихоньку гнев спал, не видел больше в каждом втором врага. Когда мне исполнилось тридцать, меня знали все в этой сфере. Предлагали свои товары самые известные производители, рвались хоть что-то общее со мной иметь. А я выбирал и морщил нос от невыгодных предложений. Потом мне позвонил Георгий, наш дворецкий и сообщил, что отца не стало. Десять лет я его не видел, не смог попрощаться, поговорить, обнять. Хвастаться мне было нечем, но всё равно. Через сорок дней я получил бизнес отца, все его счета и имущество. Неожиданно, но он оставил всё мне. Так я построил себе имя в честном бизнесе. Днём — владелец ювелирок. Ночью — наркобарон. У меня было всё, кроме душевного спокойствия и счастья. После Тани я больше никого не подпускал так близко к себе, не доверял, не пускал в своё сердце. До Риты. Прошло два месяца, как я в тюрьме. Два месяца, как я её не то, что видел, но даже не слышал. Я думал, что она добьётся хотя бы свидания, но тишина. Ничего. За два грёбаных месяца меня никто не навестил. Когда сидишь в четырёх стенах в комнате метр на метр, где из мебели только пружинистая кровать с потёртым матрасом и ржавый унитаз в углу, в голову приходит всякая хрень. Я знаю… знал, что Рита не та, кто бросит или плюнет на всё, что между нами было. Она говорил, что любит, не бросит никогда… Блять, ною, как девка. Скоро с ума сойду от одиночества, от звенящей тишины, от… боли. Я понимаю, что она рискует, не может взять и навестить меня. Я верил, что ей плохо, что материт меня всеми существующими матами. Нет, я не хочу, чтобы моя жертва оказалась напрасной, чтобы её запихнули в такую же камеру. Я настоял на том, чтобы её выпустили в ту же минуту, и я видел, как она вышла за ворота. Первое время, точнее первые два месяца думал, что Новиков, всё же не сдержал своё слово. Что она за этой стеной сидит и мучается. Мне было жутко от таких мыслей, потому что похрен мне на самого себя. А вот Рита… очень не хотелось, чтобы с ней сделали то же самое, что и со мной, им плевать – мужчина или женщина. А со мной, что только не делали, чтобы выведать информацию о моих поставщиках. Уверен, что слух о моём задержании прошёл быстро, и многие уже попрятались по своим норкам, ждут моего предательства. Хрен им, хватит с меня и Фарида, что разделяет со мной то же крыло. И это — не случайность. — Я ждал тебя, — этот голос я узнаю из сотни. Меня впервые за два месяца вывели на воздух. Солнце слепило глаза, чистый воздух казался вдыхал жизнь в меня. После сырости камеры, после вони и жуткой темноты. Я жадно хватал воздух, радовался лучам солнца и просто наслаждался хоть такой свободой. — Фарид, — кивнул и повернулся к нему. — Неожиданно, — сам себе и своим глазам не верил. — Не скажу тоже самое, — непроницаемое лицо, взгляд холодный. — Мне тут донесли, что ты очень постарался, чтоб погулять ещё, после той облавы. Не расскажешь, как это так получилось? — он присел напротив. За его спиной стояли люди в тюремной робе — его шавки, готовые наброситься при малейшей угрозе. Наверху, по периметру, ходили надзиратели с автоматами, следили за порядком. Я в тюрьме с самыми опасными преступниками этого мира: серийные убийцы, предатели, террористы и так далее. Меня вывезли из страны в ту же ночь, когда я обменял свою свободу ради Ритиной. Ещё один фактор, возможно, Рита не знает, что я уже не в стране. Если бы не письмо… — Ты ведь всё равно знаешь как, — поставил лицо солнцу, думая, что избежать расплаты не выйдет. Он, наверняка, заплатил кому нужно, чтобы сделали вид, что ничего не видят и из меня сейчас сделают фарш. — Знаю, Дёмин, знаю, — он вздохнул, и я краем глаза увидел, как он подал знак рукой. Спиной почувствовал приближение стаи. Почувствовал, как близка моя смерть. А в следующую минуту бок прострелило острой болью, следом удар. Ещё и ещё. Вокруг пошли крики и смех, выстрелы из автомата, но никто не спешил прекращать это всё. Мне удалось ответить парой ударов, но кровь, что так и стекала с моего бока, забирала силы. Удар — и в голове зазвенело, уши заложило, во рту металлический привкус крови… Стою на такой зелёной ровной траве, настолько, что хочется потрогать руками. Звенящая тишина вокруг, никаких запахов, как-то всё… мертво. Я в чёрном идеально отглаженным костюме, белой рубашке и галстуке, никогда их не любил. Чёрные туфли блестят своей новизной на зелёной траве. Делаю шаг и… не чувствую ничего. Ни твёрдую землю под ногами, ни мягкость травы, ни ветра. Ветки, листья на деревьях даже не шевелятся… что за хрень? Замечаю группу людей, смело иду к ним и замираю на месте. Похороны. Мои похороны! Блять! Это шутка такая? Я лежу в гробу, вокруг люди из моей охраны, Серёжа и… Рита. Стоит, улыбается, на лице ни капли грусти или хоть что-то, напоминающее сожаление, боль. — Какого хрена? — кричу я, но никакой реакции. Ни у кого, блять. Подхожу к Рите, дотрагиваюсь до неё, но я её не чувствую. Не слышу, как она дышит, её запаха, тепла её тела. Вижу только её улыбку на лице, и меня распирает. Внутри всё скручивается от жгучей боли и обиды. Как же чувства, обещания, наше будущее? И мне похрен, что я лежу в гробу, бледный и уже не дышу. Похрен на всех вокруг, на то, что кто-то льёт слёзы. Меня волнует только она, Рита, что смотрит на моё бездыханное тело и лыбится. Я не могу на это смотреть, на то, как она радуется моей смерти. Разворачиваюсь и собираюсь уходить, похрен куда, главное, подальше отсюда. Но не могу, ноги будто приросли к земле. Пустили корни и застряли на месте. Рита делает шаг в мою сторону, останавливается в сантиметре от меня. Лицом к лицу. Глаза в глаза. Издевательская усмешка. Разворачивается и уходит, держа руки в карманах. Невольно вспомнились те строчки в переданном мне письме: «Это было глупо с твоей стороны. Но нам это только на руку. В принципе, на это и рассчитывали. План был идеален, так как разработал его я, и ты попался. Втюрился, как мальчишка. Конечно, пришлось подставить своё тело, но ты был хорош, к моему удивлению. Не буду ничего тебе желать, один чёрт не сбудется, такое уж там место. Твоё место». Тогда я не поверил ни в одну строчку, ни в одно слово, запятую. Это невозможно. Бред! Но сейчас… — Жив? — сухо спросил Дэвис. — Ему хорошо досталось, но жить будет, — Уилсон осматривал изувеченное тело пациента. Брюс Уилсон всякое видел за время работы в тюремной больнице. Его ничем не удивить и не напугать. Этот парень, что лежит сейчас на больничной койке, очень хотел жить, боролся. Но вдруг, что-то его заставило передумать, опустить руки и перестать цепляться за жизнь. Уилсон в буквальном смысле вытащил заключённого с того света. — Отлично, может возвращаться в карцер… — бросил Дэвис, у него приказ, и он должен его выполнить. — Шутите? — врач был в шоке. Ещё не случалось такое, чтобы пациента на второй день после операции возвращали не то, что в камеру, а в карцер. — Нет. Дэвис тоже человек, да и этот заключённый не такой, как все. Он просматривал его дело, читал сколько людей убил и сколько лет наркотики продавал. Но он видел преступников и похуже и не мог понять, почему именно к этому заключённому такое предвзятое отношение. — Он там умрёт. Раны глубокие, а там сырость, грязь… —Это не вам решать, — получил грубый ответ врач. Дэвис покинул больничное крыло и направился в кабинет к начальнице тюрьмы. — Вы всё поняли? — собеседник Миллер задал вопрос с нажимом в голосе. — Да, Сэр! — Выполнять! Собеседник отключился, и Миллер выдохнула облегчённо. У неё и так полно дел, держать тюрьму такого уровня в порядке, не так уж и легко, особенно женщине. Но ей скинули на голову русского, да и требуют сделать ему адские условия. Бриана Миллер понимала, что это всё не спроста, скорее всего тому, кто звонил заплатили и хорошо. Было в этом деле что-то странное, точнее его не было, так, только для глаз. После первой же недели, приказали запихнуть русского в карцер. Ни за что. Миллер не могла ослушаться, да и начали всплывать некоторые факторы, что заставляли её испытывать неприязнь к этому, свалившегося на голову, заключённому. Три месяца назад, в её тюрьму привели преступника, с длинным списком преступлений. Если бы в её стране была смертная казнь, то этого человека можно расстрелять несколько раз за всё то, что он совершил. И если поначалу, Миллер смотрела на него с презрением, то постепенно это начинало проходить. Выйдя однажды на дозорную стену, в то время, когда заключённых вывели на улицу, она заметила его. Фарид Тайманов — массовый убийца, что сравнял с землёй маленькую деревушку на востоке. Это то, что Миллер непроизвольно запомнилось лучше всего. Причину, почему он это сделал — так и не выяснили, Тайманов на контакт не шел.