- Я вас понимаю, - произнес следователь, - вы говорите точно. Это все возможно, но не достоверно. Ведь сам Мальцев показал, что он молнии не видел. - А я ее видел, и смазчик ее тоже видел. - Значит, молния ударила ближе к вам, чем к Мальцеву, - рассуждал следователь. - Почему же вы и смазчик не контужены, не ослепли, а машинист Мальцев получил контузию зрительных нервов и ослеп? Как вы думаете? Я стал в тупик, а затем задумался. - Молнию Мальцев увидеть не мог, - сказал я. Следователь удивленно слушал меня. - Он увидеть ее не мог. Он ослеп мгновенно - от удара электромагнитной волны, которая идет впереди света молнии. Свет молнии есть последствие разряда, а не причина молнии. Мальцев был уже слепой, когда молния засветилась, а слепой не мог увидеть света. - Интересно, - улыбнулся следователь. - Я бы прекратил дело Мальцева, если бы он и сейчас был слепым. Но вы же знаете, теперь он видит так же, как мы с вами. - Видит, - подтвердил я. - Был ли он слепым, - продолжал следователь, - когда на огромной скорости вел курьерский поезд в хвост товарному поезду? - Был, - подтвердил я. Следователь внимательно посмотрел на меня. - Почему же он не передал управление паровозом вам или, по крайней мере, не приказал вам остановить состав? - Не знаю, - сказал я. - Вот видите, - говорил следователь. - Взрослый сознательный человек управляет паровозом курьерского поезда, везет на верную гибель сотни людей, случайно избегает катастрофы, а потом оправдывается тем, что он был слеп. Что это такое? - Но ведь он и сам бы погиб! - говорю я. - Вероятно. Однако меня больше интересует жизнь сотен людей, чем жизнь одного человека. Может быть, у него были свои причины погибнуть. - Не было, - сказал я. Следователь стал равнодушен; он уже заскучал от меня, как от глупца. - Вы все знаете, кроме главного, - в медленном размышлении сказал он. - Вы можете идти. От следователя я пошел на квартиру Мальцева. - Александр Васильевич, - сказал я ему, - почему вы не позвали меня на помощь, когда ослепли? - А я видел, - ответил он. - Зачем ты нужен мне был? - Что вы видели? - Все: линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины - я все видел... Я озадачился. - А как же так у вас вышло? Вы проехали все предупреждения, вы шли прямо в хвост другому составу... Бывший механик первого класса грустно задумался и тихо ответил мне, как самому себе: - Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, а я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал. Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался. Теперь я понял Мальцева, но не знал, почему он не скажет о том следователю - о том, что после того, как он ослеп, он еще долго видел мир в своем воображении и верил в его действительность. И я спросил об этом Александра Васильевича. - А я ему говорил, - ответил Мальцев. - А он что? - "Это, говорит, ваше воображение было; может, вы и сейчас воображаете что-нибудь, я не знаю. Мне, говорит, нужно установить факты, а не ваше воображение или мнительность. Ваше воображение - было оно или нет - я проверить не могу, оно было лишь у вас в голове; это ваши слова, а крушение, которое чуть-чуть не произошло, - это действие". - Он прав, - сказал я. - Прав, я сам знаю, - согласился машинист. - И я тоже прав, а не виноват. Что же теперь будет? - В тюрьме сидеть будешь, - сообщил я ему. 4 Мальцева посадили в тюрьму. Я по-прежнему ездил помощником, но только уже с другим машинистом - осторожным стариком, тормозившим состав еще за километр до желтого светофора, а когда мы подъезжали к нему, то сигнал переделывался на зеленый, и старик опять начинал волочить состав вперед. Это была не работа: я скучал по Мальцеву. Зимою я был в областном городе и посетил своего брата, студента, жившего в университетском общежитии. Брат сказал мне среди беседы, что у них, в университете, есть в физической лаборатории установка Тесла для получения искусственной молнии. Мне пришло в голову некоторое соображение, неуверенное и еще не ясное для меня самого. Возвратившись домой, я обдумал свою догадку относительно установки Тесла и решил, что моя мысль правильна. Я написал письмо следователю, ведшему в свое время дело Мальцева, с просьбой испытать заключенного Мальцева на подверженность его действию электрических разрядов. В случае, если будет доказана подверженность психики Мальцева либо его зрительных органов действию близких внезапных электрических разрядов, то дело Мальцева надо пересмотреть. Я указал следователю, где находится установка Тесла и как нужно произвести опыт над человеком. Следователь долго не отвечал мне, но потом сообщил, что областной прокурор согласился произвести предложенную мною экспертизу в университетской физической лаборатории. Через несколько дней следователь вызвал меня повесткой. Я пришел к нему взволнованный, заранее уверенный в счастливом решении дела Мальцева. Следователь поздоровался со мной, но долго молчал, медленно читая какую-то бумагу печальными глазами; я терял надежду. - Вы подвели своего друга, - сказал затем следователь. - А что? Приговор остается прежний? - Нет. Мы освободим Мальцева. Приказ уже дан, - может быть, Мальцев уже дома. - Благодарю вас. - Я встал на ноги перед следователем. - А мы вас благодарить не будем. Вы дали плохой совет: Мальцев опять слепой... Я сел на стул в усталости, во мне мгновенно сгорела душа, и я захотел пить. - Эксперты без предупреждения, в темноте, провели Мальцева под установкой Тесла, - говорил мне следователь. - Включен был ток, произошла молния, и раздался резкий удар. Мальцев прошел спокойно, но теперь он снова не видит света - это установлено объективным путем, судебно-медицинской экспертизой. Следователь попил воды и добавил: - Сейчас он опять видит мир только в одном своем воображении... Вы его товарищ, помогите ему. - Может быть, к нему опять вернется зрение, - высказал я надежду, как было тогда, после паровоза... Следователь подумал. - Едва ли... Тогда была первая травма, теперь вторая. Рана нанесена по раненому месту. И, не сдерживаясь более, следователь встал и в волнении начал ходить по комнате. - Это я виноват... Зачем я послушался вас и, как глупарь, настоял на экспертизе! Я рисковал человеком, а он не вынес риска. - Вы не виноваты, вы ничем не рисковали, - утешил я следователя. Что лучше - свободный слепой человек или зрячий, но невинно заключенный? - Я не знал, что мне придется доказать невиновность человека посредством его несчастья, - сказал следователь. - Это слишком дорогая цена. - Вы следователь, - объяснил я ему. - Вы должны знать про человека все, и даже то, чего он сам про себя не знает... - Я вас понимаю, вы правы, - тихо произнес следователь. - Вы не волнуйтесь, товарищ следователь... Тут действовали факты внутри человека, а вы искали их только снаружи. Но вы сумели понять свой недостаток и поступили с Мальцевым как человек благородный. Я вас уважаю. - Я вас тоже, - сознался следователь. - Знаете, из вас мог бы выйти помощник следователя... - Спасибо, но я занят: я помощник машиниста на курьерском паровозе. Я ушел. Я не был другом Мальцева, и он ко мне всегда относился без внимания и заботы. Но я хотел защитить его от горя судьбы, я был ожесточен против роковых сил, случайно и равнодушно уничтожающих человека; я почувствовал тайный, неуловимый расчет этих сил - в том, что они губили именно Мальцева, а, скажем, не меня. Я понимал, что в природе не существует такого расчета в нашем человеческом, математическом смысле, но я видел, что происходят факты, доказывающие существование враждебных, для человеческой жизни гибельных обстоятельств, и эти гибельные силы сокрушают избранных, возвышенных людей. Я решил не сдаваться, потому что чувствовал в себе нечто такое, чего не могло быть во внешних силах природы и в нашей судьбе, - я чувствовал свою особенность человека. И я пришел в ожесточение и решил воспротивиться, сам еще не зная, как это нужно сделать. 5 На следующее лето я сдал экзамен на звание машиниста и стал ездить самостоятельно на паровозе серии "СУ", работая на пассажирском местном сообщении. И почти всегда, когда я подавал паровоз под состав, стоявший у станционной платформы, я видел Мальцева, сидевшего на крашеной скамейке. Облокотившись рукою на трость, поставленную между ног, он обращал в сторону паровоза свое страстное, чуткое лицо с опустевшими слепыми глазами, и жадно дышал запахом гари и смазочного масла и внимательно слушал ритмичную работу паровоздушного насоса. Утешить его мне было нечем, и я уезжал, а он оставался. Шло лето; я работал на паровозе и часто видел Александра Васильевича - не только на вокзальной платформе, но встречал его и на улице, когда он медленно шел, ощупывая дорогу тростью. Он осунулся и постарел за последнее время; жил он в достатке - ему определили пенсию, жена его работала, детей у них не было, но тоска, безжизненная участь снедали Александра Васильевича, и тело его худело от постоянного горя. Я с ним иногда разговаривал, но видел, что ему скучно было беседовать о пустяках и довольствоваться моим любезным утешением, что и слепой - это тоже вполне полноправный, полноценный человек. - Прочь! - говорил он, выслушав мои доброжелательные слова. Но я тоже был сердитый человек, и, когда, по обычаю, он однажды велел уходить мне прочь, я сказал ему: