— Ира, давай-ка наденем на тебя мой парик, — предложила Надежда, — мы должны измениться до неузнаваемости, — правда, меня с таким цветом кожи вряд ли можно узнать! — снова засмеялась она. — А потом и попьем, и перекусим. Она сняла с себя парик и закрепила его на голове Ирины, спрятав ее светлые волосы. Расчески не было, и Надежда кое-как расправляла свои слежавшиеся под париком кудряшки, смачивая их водой. — Теперь зайди в туалетную кабинку и жди меня там, — скомандовала Устинова, — а я пойду куплю нам одежду… и еще чего-нибудь… — Хорошо, только вы не очень долго… Я боюсь… Надежда зашла в ближайший магазин одежды, выбрала для себя длинное бледно-зеленое платье из тонкого льна, шелковый шарф цвета майской листвы и широкополую белую шляпу с бантом. Для Ирины нашла ситцевую тунику с длинными рукавами, джинсы, кроссовки и бейсболку. А еще — цветной зонтик и вместительную сумку. Расплатилась долларами, переоделась здесь же, в примерочной кабине. Теперь в ней трудно было узнать дамочку, сбежавшую из плена. Только красный цвет кожи ее смущал… «Пудрой, что ли, замазать? — подумала она. — А, и так сойдет! Пусть думают, что сгорела на солнце». Сдачу она получила в турецкой валюте, которая сейчас очень могла пригодиться. Пройдя дальше по улице, обнаружила небольшой магазинчик косметики, где обзавелась необходимыми принадлежностями. В соседнем киоске приобрела две пары солнцезащитных очков, даже не подумав о том, что темные очки в вечернее время могут вызвать подозрение. В продуктовой лавочке Надя купила литровую бутылку минералки и пару пластиковых стаканов. Едва выйдя на улицу, утолила жажду, после чего вернулась в зал KFC, скрылась за перегородкой, ведущей в их импровизированное укрытие. — Иринка, я тут! — Ой, — воскликнула девушка, выходя из туалетной кабины и с трудом узнавая Надежду, — как вам идет! — Ну, давай маскироваться. Сейчас тебя родная мама не узнает! На вот, попей водички, — сказала Устинова, отдавая Ирине бутылку с водой. Она с жадностью выпила почти половину. — Бедная моя девочка, как пить захотела! — Надежда обняла подопечную, погладила по голове, и та внезапно разрыдалась. — Ира, прекращай! Потом поплачешь! Нам сейчас нельзя расклеиваться! Надо быть начеку. — Хорошо, я не буду, — пролепетала девушка, вытирая слезы. Надя заставила Ирину надеть джинсы, тунику и кроссовки, на парик натянула бейсболку. В таком одеянии она стала похожа на мальчика-подростка. В довершение всего Надежда замазала маскирующим карандашом синяк под глазом Иринки, попыталась, как могла, заретушировать разбитую губу, густо накрасила ее светлые ресницы, подвела глаза, завершив макияж легкими мазками розовой помады. Свои же брови и ресницы она отмыла от краски специальным средством, губы сделала ярко-коралловыми и более полными. — Ну что, не узнают нас теперь? — спросила Надя. — Не узнают, не узнают! — ликовала Ира. Надежда заглянула в пакет с валютой: пачки купюр теснились в перемазанном клубникой целлофане. На дне лежал прозрачный сверток с красными стопочками купюр по пятьсот евро. «Вот это сумма!» — восхитилась Устинова. — Ну что, Ирина, готовы мы к дальнейшим приключениям? — бодро спросила она. — Готовы! Готовы! Ой, Надежда Владимировна! Какая вы классная! С вами ничего не страшно! — принялась нахваливать наставницу девушка. «Если бы ты знала, как мне страшно! Дурочка маленькая!» — подумала Надя, но осеклась, вспомнив, через какие ужасы пришлось пройти этой девочке. — Да ладно тебе! Не страшно… пойдем покушаем!.. Ирина, про деньги — молчок! Никому! Даже если спрашивать будут. Ничего не видели и не знаем! Мы вполне имеем на них право за все наши унижения, побои и… прочие неприятности… И те девчонки, которых должны освободить — тоже!.. Бедняжки, за красивой жизнью сюда ехали… наивные! Но с такими деньжищами им не придется на кусок хлеба зарабатывать… подобным образом. На первое время хватит. А там уж… определятся как-нибудь… — Я поняла, — кивнула Ирина. Бросив оценивающий взгляд на свое отражение в большом зеркале над раковиной, беглянки остались довольны. Вышли в зал. Выбрали столик в укромном уголочке — на случай, если зайдут преследователи. В то же время с их места можно было наблюдать за входом. С аппетитом поели хрустящих жареных кусочков куриного мяса с картошкой фри, выпили горячего кофе, съели по пирожному. Потом несколько минут посидели, сытые и слегка расслабленные, на диванчике за пластиковым столиком, не до конца еще веря в свое чудесное освобождение. — Как сладок дух свободы! — изрекла Надежда умную мысль. — Да, Иринка? — Ага, — согласилась та. — Только успокаиваться рано. Мы должны где-то спрятать деньги и добраться до гостиницы. И не надо забывать, что нас ищут… Вышли на шумную улицу, ощущая непередаваемый «дух свободы». Минут через десять — пятнадцать были на уже знакомой площади с памятником, вокруг которого все еще кружил веселый музыкальный трамвайчик. Обошли шумную публику стороной, на фуникулере спустились с холма. До Галатского моста шли пешком, любуясь огнями ночного Стамбула, затем сели в трамвай. Молча смотрели на проплывающие за окном огни судов, бороздящих Босфор, а дальше — на светящиеся витрины и силуэты зданий… Они держали путь в аэропорт Ататюрка: Надежда решила спрятать деньги в камере хранения. Ей везде чудилась слежка, и она постоянно озиралась по сторонам, однако никого похожего на своих преследователей так и не заметила. Уже позже она узнала, что от площади Таксим до аэропорта Ататюрка можно было добраться на автобусе, правда, это заняло бы гораздо больше времени. В аэропорту Надежда оставила Ирину в маленьком кафе, заказав ей сладостей, а сама отправилась искать автоматическую камеру хранения, где в одну из ячеек положила пакет с деньгами, прихватив из него начатую пачку стодолларовых купюр… на мелкие… и другие расходы. Номер выбранного сейфа соответствовал дате рождения любимого поэта, код цифрового замка — дню его смерти. Надя всегда так делала: для кодов и паролей выбирала числа, которые она не могла забыть, а посторонние люди о них не смогли бы догадаться… На обратном пути, глядя сквозь трамвайное окно на освещенные улицы Стамбула, Надежда постепенно выходила из состояния нервного напряжения. В ней пробуждалось чувство эйфории… и страха одновременно. Руки и ноги мелко дрожали. — Ира, как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Хорошо, — ответила девушка. — Да? А меня трясет!.. Ну ладно. Сейчас еще прогуляемся, успокоимся. Винца купим… Или лучше — валерьянки!.. Как-то мне не по себе… Надежда подумала о том, что хорошо бы завтра хоть немного изменить Иринкин облик: перекрасить волосы, сделать новую стрижку. Выйдя из скоростного трамвая на остановке «Султанахмет», не спеша шли по старинным улицам, любуясь вечерними видами древнего Стамбула, современными его звуками и вновь обретенной свободой. В маленьком продуктовом магазинчике приобрели бутылку турецкого ежевичного вина, фруктов и минеральной воды. Многие лавочки уже закрылись, но некоторые еще работали. Проходя мимо сверкающей витрины ювелирного, Надежда спросила: — Иринка, а ты знаешь, какое кольцо сделал султан Сулейман для своей Хюррем? — Нет, — ответила она. — Пойдем, покажу. Сулейман ведь был не только султаном, государственным деятелем и полководцем. Он был еще поэтом и ювелирным мастером!.. Сам создавал ювелирные украшения для своих женщин. И это кольцо, которое стало для Хюррем символом его любви, тоже сделал сам. Зашли в ювелирный магазин. Услужливый продавец предложил свои товары. — А покажите нам, пожалуйста, копию кольца Хюррем Султан, — попросила Надежда. Она уже не сомневалась в том, что все торговцы говорят здесь по-русски. — А-а, Хюррем, — улыбаясь, произнес торговец. Он вынул из стеклянной витрины массивный серебряный перстень с зеленым, похожим на диковинную каплю, прозрачным камнем, обрамленным более мелкими, бесцветными, и положил перед посетительницами. — Какое-то оно слишком большое… а поизящнее нет? Поменьше? — Да-а, есть, — мужчина достал более изящное колечко. — Зеленый камень — это что? — Здэс агат, — ответил торговец. — А прозрачные? — Циркон… — В настоящем кольце Хюррем, конечно, были изумруд и бриллианты? — спросила Надежда. — Брыллиа-анты, да-а, — улыбаясь, пропел продавец. — Красиво, — оценила Ирина. — Иринка, а давай купим тебе такое колечко? И сережки — для комплекта! Мерь давай! Девушка не стала спорить и примерила колечко, которое оказалось ей велико. Торговец достал другое, и оно село на тонкий Иринкин пальчик просто идеально. — Сережки? — предложил мужчина. — Да, и сережки, пожалуйста, — кивнула Надежда. Иринка надела украшения, и личико ее засветилось от радости… По пути в гостиницу, проходя мимо крепостной стены, возвышавшейся на противоположной стороне улицы, Надя сказала: — А вот это — внешняя крепостная стена султанского дворца Топкапы. Там внутри три ряда таких стен. За ними ты хотела бы жить? Для женщины же это тюрьма! — За этими стенами — сказка! — мечтательно произнесла Ирина. — Дурочка маленькая! — засмеялась Надежда. — Это только для султана была сказка! А для остальных, даже близких ему людей, такая сказка часто заканчивалась трагически. Попал в опалу — голова с плеч! Но мы с тобой обязательно пойдем в Топкапы на экскурсию! Хочешь? — Вот здорово! Конечно, хочу! — радостно воскликнула девушка. Она, казалось бы, уже начала забывать о событиях последних дней. — А, кстати, я читала, что в Алании над морем сохранилась до нашего времени скала, с которой некоторые владельцы гаремов приказывали сбрасывать своих надоевших жен и наложниц, даже если они ни в чем не провинились! Женщины разбивались о камни, не успев долететь до воды. Как тебе такая перспектива? — не сдавалась Надежда. — Кошмар, — искренне удивилась Иринка. — А в султанском дворце Топкапы провинившихся наложниц бросали в мешках прямо с внешней крепостной стены в пролив Босфор. Вот тебе и сказка!