— Ты знаешь, кто может помешать? — ФСБ? Санта вздохнул, закатил глаза — глуповатый подручный его раздражал. Но он был предан делу, а потому полезен. Значит, раздражение нужно держать при себе. — Представь, он за несколько месяцев наладил производство вакцины в промышленных масштабах. Это сделали не его ученые, а он сам. — Но он ведь не разрабатывал вакцину, — хохотнул Франко. — Он не разрабатывал. — Санта терпеливо кивнул: — Но создал условия и организовал. И это иногда важнее, чем деятельность самых талантливых исполнителей… «Я тоже никого не убиваю, это делаешь ты. Моя работа — все талантливо и нешаблонно организовать», — отметил он про себя. Кто-то поумнее заметил бы в его словах сарказм, но не Франко. Этот бывший футболист так и не научился мыслить критически. Зато был обаятельным и мог очаровать любую женщину. Именно его очарование и галантность вывели на Ирину. Сотрудница банка, которую обхаживал Франко, сообщила о появлении владелицы ячейки номер 241 тут же, стоило той предъявить свои права. А дальше оказалось делом техники «довести» Ирину до места, где она пряталась. Ловкость рук и никакого мошенничества[11], как говорят в одном старом фильме. Санта пересмотрел их сотни, чтобы понять логику тех, с кем ему придется иметь дело. Эти люди простоваты и добродушны, падки на лесть и дешевые побрякушки, доверчивы ко всему, что подается с улыбкой. А такие, как Санта могли улыбаться очень хорошо. И вот теперь нужно было решить вопрос еще с одним из них. Правда, другого сорта. Этот оказался себе на уме. Неуступчив, замкнут и подозрителен. Санта даже почувствовал интерес к нему как к равному. И сейчас ему было жаль говорить то, что приходилось говорить. Но дело превыше всего. — Его нужно убрать, — озвучил он свое решение. — Окей, Оливер. — Франко лениво кивнул. — Ты хочешь, чтобы этим занялся я? — Нет, используй мальчишку, он уже засветился, так что от него надо избавляться. Пусть отработает те деньги, которые на него потрачены. — Ты имеешь ввиду Тони? Он может быть еще полезен: через архивы сестры, которые он у нее ворует, мы узнаём много полезного. И получаем хорошие рычаги. Санта понимал, что Франко прав — русские еще и очень щепетильны в отношении своей репутации, зачастую боятся огласки весьма невинных, с точки зрения Санты, забав, вроде поездки на Мальдивы с любовницей. — Мы найдем и другие рычаги, — отозвался он. — Не стоит долго доить одну и ту же корову, она может начать лягаться… Франко кивнул. Чем он нравился Санте, так это тем, что не спорил. Санта выдохнул с облегчением и прикрыл глаза. Он завершит эту операцию очень скоро. День Страха эта страна запомнит надолго, а спецслужбы будут разбирать ее в учебниках. Потому что она будет сыграна как по нотам. И музыка будет сочинена им. * * * Ему стоило невероятного труда отвлечь Анну, чтобы передать скрин кода программы Натана Алексиевича Ване Самохину. «Перешли Мезенцевой, что она скажет», — попросил Алексей. И сейчас сидел в машине, как на иголках — дергался из-за каждого звука, то и дело хватался за сотовый. Анна смотрела на него с удивлением и любопытством. — Мы кого-то ждем? — Она кивнула на зеленый сигнал светофора, который Долин по рассеянности проигнорировал. Водители за ним уже голосили, поторапливая. Долин стартанул, ловко набрал скорость. — В лабораторию заедем, хорошо? — Он не спросил, а поставил в известность. Хотел переговорить с Мезенцевой лично. Анна пожала плечами: можно и в офис, ей требовалось оставаться в дороге. Дорога отвлекала и помогала перебирать разрозненные пока детали. Мерлин сказал, что в доме Ирины что-то искали. Он предполагал, что это записи, сделанные ею по левому заказу и сокрытые от заказчика. За это женщину могли и убить, если дело было достаточно серьезное. А выходило, что серьезное. — Как все-таки случилось, что вы пошли в ФСБ? — спросил Долин, снова переходя на «вы». — А что такого? Закончила юрфак, подала документы, прошла отбор… Ничего интересного. — Анна была не в настроении болтать. Чего не скажешь о Долине. — И чем вы обычно занимаетесь? Шпионов ловите? — И шпионов тоже… — Анна покосилась на него: — Вы ведь этот разговор для чего-то завели? Долин не мог отказать своей новой знакомой в проницательности. Кивнул. — За мной следили? — Он постарался, чтобы голос прозвучал не слишком жестко и требовательно. — Как долго? Зачем? Анна отозвалась уклончиво, словно давно заготовленной фразой: — Скажем так: мы приглядываем за всеми, у кого есть доступ к секретным сведениям, составляющим гостайну. — Получается, вы никому не доверяете… Паршиво, наверно, жить в таком мире. Анна посмотрела на него, изогнула бровь. Ее голос прозвучал резко: — Паршиво жить в мире, в котором Родина — просто шесть букв алфавита. — А разве жить и действовать можно только ради идеи? — Долин скривился, да и в его голосе сквозил сарказм. Нет, он не хотел поскандалить. И для себя давно, еще когда встал на защиту НИИ, решил, что в жизни есть вещи поважнее денег. И еще, что честный мир начинается с твоей собственной честности. Он свою правду защищал каждый день. Выплачивая налоги и крутые зарплаты крутым специалистам, пробивая кредиты на перспективные разработки, внедряя новые препараты и формулы, доказывая, что русская фарминдустрия и микробиология — лучшие, самые надежные и достойные восхищения. То, что власть все равно рассматривала его под микроскопом и «приглядывала», коробило Долина и поднимало в душе что-то липкое и холодное. — Разве нельзя просто качественно выполнять свою работу? Анна легко вздохнула, и Долин понял — она не повелась, спора не возникнет. Усмехнулся, чувствуя как в ответ на ее вздох растаяло и его собственное липкое и холодное чувство. — Ради Идеи можно вообще многое. Но мы с вами упремся в содержание этой самой Идеи и в итоге никуда не выйдем, потому что здесь каждый превращается в глухаря и фанатика и обычно не слышит другого. Потому что Идеи, как мы оба с вами знаем, бывают разные. И те люди, против которых мы сегодня роем носом землю, пытаясь помешать им совершить страшное, тоже действуют ради Идеи. И, как вы понимаете, Идеи у нас с ними прямо противоположные… Отвечая на ваш вопрос, пожалуй, признаюсь, что я просто лентяйка: я не стала выбирать какие-то другие идеи, которые сегодня есть, а завтра превратятся в пошлость. Я выбрала главную — безопасность моей страны. Идея очевидная и ясная, как солнечный луч, который пробивает морок ночи. — Она внезапно повернулась к Алексею и снова перешла на «ты». — Тебе приходилось видеть, как наступает утро? Вот только что были синие сумерки, в которых каждая кошка — серая. И вдруг из-за горизонта выглядывает ярко-малиновый диск, и первый же луч, как абсолютная истина, меняет все вокруг. И нет больше серых кошек. — Зато тени становятся длинные-длинные и черные-черные, — отозвался Долин. — Они исчезают под теми же солнечными лучами, в полдень. Долин долго молчал. Заговорил только тогда, когда они уже были почти на месте. Они свернули к зданию лабораторий, чтобы припарковаться. Он остановился, вытащил ключи из замка зажигания и посмотрел на Анну. — То есть я и моя работа — это тени, которые еще предстоит развеять? Анна спокойно выдержала его взгляд. — Вы не поняли. Вы — тот самый луч, который вносит ясность. Долин едва не выронил ключи, те зазвенели в его руках, так неожиданно прозвучало признание Анны. Девушка понимающе посмотрела на Алексея: — Не удивляйтесь. То, что вас так раздражает, — не то, чем кажется. Приглядывать можно не из-за недоверия, а из-за желания защитить. — Мне все еще что-то угрожает? — Долин замер. Анна засмеялась: — Это у меня спрашивает человек, в доме которого найден труп, рыскает грабитель и врывается подкупленная горничная, а преступник все еще не найден? — Она собралась выбираться из машины, бросила через плечо: — Надеюсь, вы не всерьез… Они вышли из автомобиля почти одновременно — на этот раз Анна не играла роль подружки и не ждала, пока Долин проявит галантность. Выпрыгнув на асфальт, она оправила джинсы и привычно потянулась. — Мне кажется, с точки выбора идеи у нас с вами похожая мотивация, разве нет? — Девушка лениво улыбнулась. Холодное уже осеннее солнце играло в ее рыжих волосах, будто поджигало их, отражалось разномастными бликами на белой, почти прозрачной, коже. Алексей поймал себя на мысли, что глупо улыбается и совершенно не помнит, о чем они только что говорили. Дурацкое чувство полного блаженства, когда мысли вроде и есть, но они сосредоточены на кончиках волос девушки-нимфы, поглотило его полностью, оставив лишь шум в ушах и растерянность. Ясно-бирюзовые глаза, эти окрашенные осенью омуты, смотрели со спокойным пониманием и достоинством, без кокетства и игры. Оранжевые лучи скользили по парковке, звуки стихли и будто растворились в этом цвете. Время словно остановилось, замерло, будто пойманное янтарем. Алексей хотел сказать, что Анна очень красива. И еще то, что хотел бы встретиться с ней при других обстоятельствах. И, возможно, поговорить про идеи и цели, про собственное место в большом и сложном мире. Он уже набрал в легкие воздуха, надеясь, что успеет сказать это до того, как девушка отведет взгляд, до того, как связь между ними — почти магическая — растает, оставив после себя пустоту. Но взгляд Анны потерялся, метнулся в сторону, мимо Алексея. Он успел заметить, как безмятежная улыбка соскользнула с губ девушки, рассыпалась невнятным криком — Долин был так увлечен моментом, что не смог даже разобрать ее слова. Просто замер соляным столбом, как последняя высокая нота, выпущенная виртуозом-саксофонистом и повисшая под куполом. Как натянутый нерв. — В сторону! — сквозь пелену солнца донесся до него крик Анны. Золото ее волос рассыпалось по плечам, взмыло огненной пеной. Алексей проследил за ее взглядом — с интересом, не успев испугаться: на парковку ворвался темный внедорожник. Он летел прямо на Долина, не сбавляя скорости и рассекая жирные черные лужи. Удивительно, что в такой момент человек видит и слышит иначе. Доля секунды, отделявшая Алексея от смерти, а он успел заметить, как солнце потускнело, спрятавшись за тучами, словно подтверждая, что сейчас произойдет что-то действительно недоброе и не желая на это смотреть. Успел отметить, как птицы, притихшие на ветках, в одно мгновение взмыли ввысь, потревоженные чем-то значительным и страшным. И еще — как Анна бросилась наперерез его смерти. Ее «в сторону!» еще не оборвалось и продолжало звучать в ушах, а девушка, перепрыгнув через капот его машины, уже рванула к нему. Огненный шлейф ее волос полоснул по щекам, отрезвляя пощечиной, заставляя действовать. Алексей успел лишь набрать в легкие воздух — странный рефлекс, в минуты опасности человек больше всего боится оказаться без воздуха. А может, просто всякий раз надеется, что обманет мироздание и сможет взлететь? Удар последовал почти сразу — мощный и безапелляционный, в грудную клетку. Это Анна, схватив его за грудки, дернула на себя и тут же оттолкнула прочь. Мир опрокинулся и навалился на Алексея ярко-синим небом, окрашенным длинными лучами укрывшегося за облаками солнца. Долин жестко приземлился на асфальт. Визг тормозов оглушил мужчину, слившись с болью ушиба от падения.