— Посмотрите на него. Сразу видно, что он безграмотный. Неужели это было заметно по моему лицу? Или она тоже умела читать в глазах, как моя мама? — Расскажи, как ты учишься, — приказал мне Глагол. — Скажи, что хорошо, — прошептал Кузя, но я как-то постеснялся и ответил, что учусь, как все. — А знаешь ли ты грамматику? — ехидно спросила Запятая. — Скажи, что отлично знаешь, — снова подсказал Кузя. Я толкнул его ногой и ответил, что знаю грамматику не хуже других. После того как я при помощи своих знаний открыл замок, я имел полное право так ответить. И вообще уже хватит задавать вопросы! Но злой старухе до зарезу надо было узнать, какие у меня отметки. Я, конечно, не стал слушать глупые Кузины подсказки и заявил ей, что отметки у меня разные. — Разные? — зашипела Запятая. — А вот это мы сейчас проверим. Интересно, как это она могла сделать, если я не взял с собой дневника? — Давайте документы! — завопила старуха противным голосом. В зал вбежали человечки с одинаковыми круглыми личиками. У одних были вышиты на белых платьицах черные кружочки, а у других — крючочки, у третьих — и крючочки и кружочки. Два человечка внесли какую-то огромную синюю папку. Когда они развернули ее, я увидел, что это была моя тетрадь по русскому языку. Она почему-то стала чуть не с меня ростом. Запятая показала первую страницу, на которой я увидел свой диктант. Теперь, когда тетрадь увеличилась, он выглядел еще безобразней. Ужасно много поправок красным карандашом. А сколько клякс!.. Наверно, тогда у меня было очень плохое перо. Под диктантом стояла двойка, похо-большую красную утку. — Двойка! — злорадно объявила Запятая, как будто и без нее не было ясно, что это двойка, а не пятерка. Глагол приказал перевернуть страницу. Человечки перевернули. Тетрадка жалобно и тихо застонала. На второй странице я написал изложение. Кажется, оно было еще хуже диктанта, потому что под ним стоял кол. — Перевернуть! — приказал Глагол. Тетрадь застонала еще жалобней. Хорошо, что на третьей странице ничего не было написано. Правда, я на ней нарисовал рожицу с длинным носом и косыми глазами. Ошибок здесь, конечно, не было, потому что под рожицей я написал всего два слова: «Эта коля». — Перевернуть? — спросила Запятая, хотя отлично видела, что дальше переворачивать некуда. В тетради насчитывалось всего три страницы. Остальные я вырвал для того, чтобы сделать из них голубей. — Довольно, — приказал старик. — Как же ты, мальчик, говорил, что отметки у тебя разные? — Разрешите мне мяукнуть? — неожиданно вылез Кузя. — Прошу прощения, но мой хозяин не виноват. Ведь в тетрадке не только двойки, но есть и единица. Значит, отметки все-таки разные. Запятая захихикала, а Палка в восторге закричал: — Ах! Ох! Уморил! Потеха! Ой! Умник! Я молчал. Непонятно, что со мной делалось. Уши и щеки горели. Я не мог смотреть старику в глаза. Так, не глядя на него, я и сказал, что не знаю, кто я. Кузя поддержал меня. По его мнению, это была нечестная игра. Глагол внимательно нас выслушал, обещал показать всех своих подданных и познакомить с ними. Он взмахнул линейкой — раздалась музыка, и на средину зала выбежали человечки с кружочками на одежде. Они стали плясать и петь: Мы ребята точные, Мы зовемся точками. Чтобы правильно писать, Где нас ставить, надо знать. Наше место надо знать! Кузя спросил, знаю ли я, где их надо ставить. Я ответил, что иногда ставлю их правильно. Глагол снова взмахнул линейкой, и точек сменили человечки, на платьицах которых были вышиты две запятые. Они взялись за ручки и спели: Мы веселые сестрички, Неразлучные Кавычки. Если я открою фразу, — спела одна, Я ее закрою сразу, — подхватила другая. Кавычки! Знаю я их! Знаю и не люблю. Поставишь их — говорят, не надо; не поставишь — говорят, вот здесь-то и надо было поставить кавычки. Никогда не угадаешь… После Кавычек вышли Крючок и Палка. Ну и смешная же это была парочка! Крючок запел толстым голосом: Меня и брата знает всякий, Мы выразительные знаки. Я самый значительный — В о п р о с и т е л ь н ы й! А Палка спел совсем коротко: Я самый замечательный — В о с к л и ц а т е л ь н ы й! Вопросительный и восклицательный! Старые знакомые! Они были немножко лучше остальных знаков. Их реже надо было ставить, поэтому за них реже и попадало. Они были все же приятней, чем эта злая горбунья Запятая. Но она уже стояла передо мной и пела своим скрипучим голосом: Хоть я лишь точка с хвостиком, Невелика я ростиком. Но я грамматике нужна, И я для чтения важна. У Кузи даже шерсть стала дыбом от такого нахального пения. Он попросил у меня разрешения оторвать у Запятой хвостик и превратить ее в точку. Разумеется, я не разрешил ему хулиганить. Может быть, мне самому хотелось кое-что сказать старухе, но надо, же себя как-то сдерживать. Нагрубишь, а потом они тебя отсюда и не выпустят. А уйти от них давно уже хотелось. С тех самых пор как я увидел свою тетрадь. Я подошел к Глаголу и спросил его, нельзя ли мне уйти. Старик не успел и рта открыть, как Запятая заверещала на весь зал: — Ни за что! Пусть сначала докажет, что знает правописание безударных гласных! Тут же она стала придумывать всякие примеры. На мое счастье, в зал вбежала огромная собака. Кузя, конечно, зашипел и вскочил мне на плечо. Но собака и не собиралась на него кидаться. Она весело махала хвостиком и ласкалась. Я нагнулся и погладил ее по рыжей спинке. — Ах, ты любишь собак! Очень хорошо! — ехидно сказала Запятая и хлопнула в ладоши. Тут же передо мной опять повисла в воздухе черная доска. На ней было написано мелом: «С..бака». Я быстро сообразил, в чем дело. Взял мел и вписал букву «а». Получилось: «Сабака». Запятая расхохоталась. Глагол нахмурил седые брови. Восклицательный заахал и заохал. Собака оскалилась и зарычала на меня. Я испугался ее злой морды и побежал. Она погналась за мной. Кузя отчаянно шипел, вцепившись когтями в мою куртку. Я догадался, что неправильно вставил букву. Вернулся к доске, стер «а» и написал «о». Собака тут же перестала рычать, лизнула мою руку и выбежала из зала. Теперь я никогда не забуду, что собака пишется через «о». — Может быть, только эта собака пишется через «о»? — спросил Кузя, — а все другие через «а»? — Кот такой же невежда, как его хозяин, — хихикнула Запятая, но Кузя ей возразил, что собак он знает лучше, чем она. От них, по его мнению, можно всегда ожидать любой подлости. Пока шел этот разговор, в высокое окно заглянул солнечный луч. В зале сразу посветлело. — Ах! Солнце! Чудесно! Прелестно! — радостно выкрикивал Восклицательный.