— Ваше величество, солнце, — шепнула Запятая Глаголу. — Спросите невежду… — Хорошо, — согласился Глагол и махнул рукой. На черной доске исчезло слово «Собака» и появилось слово «Со…нце». — Какая буква пропущена? — спросил Вопросительный. Я прочел еще раз: «Со...нце». По-моему, тут ничего не пропущено. Если все буквы на месте, зачем же вставлять лишние? Что было, когда я об этом сказал! Запятая хохотала как сумасшедшая. Восклицательный плакал и ломал ручки. Глагол хмурился все больше и больше. Луч солнца скрылся. В зале стало темно и очень холодно. — Ах! Увы! Ох! Солнце! Умираю! — вопил Восклицательный. — Где солнце? Где тепло? Где свет? — беспрерывно как заведенный спрашивал Вопросительный. — Мальчишка рассердил солнце! — гневно гремел Глагол. — Я замерзаю, — плакал Кузя и жался ко мне. — Отвечай, как пишется слово «солнце»! — приказал Глагол. В самом деле, как пишется слово «солнце»? Зоя Филипповна всегда советовала нам изменять слово так, чтобы все сомнительные и скрытые буквы вылезали наружу. Быть может, попробовать? И я начал выкрикивать: «Солнце! Солнышко! Солнечный!» Ага! Вылезла буква «л». Я схватил мел и быстро вписал ее. В эту же минуту солнце снова заглянуло в зал. Стало светло, тепло и очень весело. В первый раз я понял, как сильно люблю солнце. — Да здравствует солнце через букву «л»! — весело запел я. — Ура! Солнце! Свет! Радость! Жизнь! — кричал Вопросительный. Я завертелся на одной ножке и тоже стал выкрикивать: — Солнышку веселому школьный наш привет! Нам без солнца милого просто жизни нет. — Замолчать! — рявкнул Глагол. Я так и замер на одной ножке. Веселье сразу пропало. Даже стало как-то неприятно и страшновато. — Прибывший к нам ученик четвертого класса Виктор Перестукин, — сурово говорил старик, — обнаружил редкое, безобразное невежество. Проявил презрение и нелюбовь к родному языку. За это он будет сурово наказан. Я удаляюсь для вынесения приговора. Заключить Перестукина в квадратные скобки! Глагол ушел. Запятая побежала за ним и все время приговаривала на ходу: — Никакой пощады! Только никакой пощады, ваше величество! Человечки принесли большие железные скобки и поставили их слева и справа от меня. — Все это очень плохо, хозяин, — сказал Кузя и стал махать хвостом. Он всегда так делал, когда бывал чем-нибудь недоволен. — Нельзя ли улизнуть отсюда? — Это было бы очень здорово, — ответил я, — но ты же видишь, что я арестован, заключен в скобки и нас сторожат. Кроме того, и мяч лежит неподвижно. — Бедный! Несчастный! — застонал Восклицательный. — Ох! Ой! Увы! Увы! Увы! — Тебе страшно, мальчик? — спросил Вопросительный. Вот чудаки! Почему мне должно быть страшно? Почему меня нужно жалеть? — Не надо злить сильных, — серьезно сказал Кузя. — Одна моя знакомая кошка имела привычку злить цепного пса. Каких только гадостей она ему не говорила! И вот однажды пес сорвался с цепи и навсегда отучил ее от этой привычки. Добрые знаки волновались все больше и больше. Восклицательный твердил, что я не понимаю опасности, которая надо мной нависла. Вопросительный задал мне кучу вопросов и под конец поинтересовался, нет ли у меня какой-нибудь просьбы. Чего бы это попросить? Мы с Кузей посоветовались и решили, что сейчас самое время позавтракать. Знаки объяснили мне: я получу все, что пожелаю, если правильно напишу свое желание. Конечно, тут же выскочила доска и повисла передо мной. Чтобы не ошибиться, мы с Кузей обсудили этот вопрос еще раз. Кот не мог придумать ничего более вкусного, чем любительская колбаса. Я больше люблю полтавскую. Но в словах «любительская» и «полтавская» можно наделать пропасть ошибок. Поэтому я решил написать просто «колбаса». Но есть колбасу без хлеба не очень-то вкусно. И поэтому для начала я написал на доске: «Хлеп». Но никакого хлеба мы с Кузей не увидели. Нас обманули. — Где же ваш хлеб? — Написано неправильно! — хором ответили знаки. — Не знать, как пишется такое важное слово! — проворчал кот. Я взял мел и крупно вывел: «Калбаса». — Неправильно! — закричали знаки. Я стер и написал: «Калбоса». — Неправильно! — завопили знаки. Я опять стер и написал: «Колбоса». — Неправильно! — заорали знаки. Я разозлился и швырнул мел. Они просто издевались надо мной. — Поели и хлеба и колбасы, — вздохнул Кузя. — Непонятно, зачем мальчики ходят в школу. Неужели тебя там не научили правильно написать хоть одно съедобное слово. Одно съедобное слово я, пожалуй, мог бы написать правильно. Я стер «колбасу» и написал «лук». Тотчас же явились точки и внесли на блюде очищенный лук. Кот обиделся и зафыркал. Он не ел лука. Я его тоже не любил. А есть хотелось ужасно. Мы начали жевать лук. Из глаз потекли слезы. Вдруг раздался гонг. — Не плачь! — крикнул Восклицательный. — Еще есть надежда! Как ты относишься к Запятой, мальчик? — спросил Вопросительный. — По мне, она вовсе не нужна, — ответил я откровенно. — Читать можно и без нее. Ведь когда читаешь, то не обращаешь на запятые никакого внимания. А вот когда пишешь и забудешь ее поставить, тебе непременно попадет. Восклицательный еще больше расстроился и стал охать на все лады. — А ты знаешь, что запятая может решить судьбу человека? — спросил Вопросительный. — Хватит рассказывать сказки, я не маленький. — Мы с хозяином уже давно не котята, — поддержал меня Кузя. В залу вошли Запятая и несколько Точек, которые несли большой свернутый лист бумаги. — Это приговор, — объявила Запятая. Точки развернули лист. Я прочел : ПРИГОВОР по делу невежды Виктора Перестукина: КАЗНИТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ. — Казнить нельзя! Помиловать! Ура! Помиловать! — радовался Восклицательный. — Казнить нельзя! Ура! Прекрасно! Великодушно! Ура! Чудесно! — Вы думаете, казнить нельзя? — серьезно спросил Вопросительный. Видно, он сильно сомневался. О чем они говорят? Кого казнить? Меня? Да какое они имеют право? Нет, нет, это какая-то ошибка! Но Запятая ехидно посмотрела на меня и сказала: — Знаки неверно понимают приговор, Казнить тебя надо, помиловать нельзя. Вот так надо и понимать. — За что казнить? — закричал я. — За что? — За невежество, лень и незнание родного языка. — Но ведь тут ясно написано: казнить нельзя. Это нечестно! Мы будем жаловаться, — вопил Кузя, хватая Запятую за хвостик. — Ах! Ох! Увы! Ужасно! Не переживу! — стонал Восклицательный. Мне стало страшно. Хорошо же расправились со мной мои учебники! Вот как начались обещанные опасности. Просто не дали человеку оглядеться как следует и, пожалуйста, сразу вынесли смертный приговор. Тут уж хочешь или не хочешь, а справляйся сам. Пожаловаться некому. Здесь никто не защитит. Ни родители, ни учителя. Милиции и суда здесь тоже, конечно, нет. Прямо как в старое время. Что царь захотел, то и делает. Вообще этого царя, его величество Глагола Повелительного Наклонения следовало бы тоже ликвидировать как класс. Распоряжается тут всей грамматикой!..