– Чолакоглу. Немного притих после разгрома Росси и взятия Тепелены. – Да, разговоры о собственной исключительности почти прекратились, теперь он рассказывает о недостаточности имеющихся в его распоряжении сил и аккуратно внушает окружающим мысль о командовании, не способном правильно выбрать направление главного удара. Выражал сомнения в надежности советских «наемников». Несколько раз, невзначай, с разными людьми. – Возможен саботаж? Карандаш несколько раз замысловато провернулся в толстых и неуклюжих с виду пальцах. – Трудно сказать. Последние распоряжения можно оценить как достаточно рискованные. Операция в районе верхнего Шкумбрина завершилась успешно, но потеряна треть танков, имевшихся в распоряжении генерала. – Не думаю, что наш подопечный способен управлять погодой. Начальник управления достал из пачки сигарету, посмотрел на полную пепельницу, на некурящего советника и убрал ее обратно. Советник перелистнул несколько документов в папке. – Командиры первого и второго корпусов отмечают попытки итальянцев организовать противотанковую оборону. Что характерно, именно на направлениях главного удара. Отмечена совершенно нехарактерная для них ранее концентрация противотанковых средств на танкоопасных направлениях, попытки сооружения препятствий, непроходимых для танков. Еще одна особенность – автоматические зенитки и противотанковые ружья размещаются для стрельбы сверху вниз. Пленные на допросах показывают, что такое распоряжение получено из Рима. – Это не помешало разгрому их правого фланга, пленные начинают превращаться в серьезную проблему – их слишком много. – Итальянцам не хватило времени и ресурсов. Банально не успели. То, что команда об усилении противотанковой обороны пришла из Рима, а не из Тираны, говорит о том, что немцы поделились с союзниками полученной информацией. – Кто бы сомневался. – Коллега, – советник потянулся – мощно, со вкусом, до хруста в суставах – распорядитесь принести чаю, пожалуйста. Грек улыбнулся – его советский помощник никогда не командует в управлении сам, даже в мелочах. Удивительное чувство такта у бывшего грузчика и карателя. Когда советник отхлебнул из чашки и откинулся на спинку стула, продолжил: – Сам генерал безвылазно находится в Корче. – Не слишком ли далеко от фронта? – Ему виднее, командир он все-таки хороший. Жаль, что с гнильцой. Вчера его адъютант был в столице, навещал родственников. День ангела двоюродной сестры. Торжество скромное, в кругу семьи, никого лишнего – братья, сестры, дядья и один из секретарей германской миссии. – Опять радио и самолет за почтой? Грек отрицательно покачал головой: – Нет. Видимо, информацию не сочли срочной. – Пора бы уже отработать вариант «Герой». Начальник управления все-таки закурил. – Наши парни уже сработались с вашими специалистами. Осталось дождаться появления генерала на передовой. * * * Воздух задрожал, предупреждая о приближении очередного итальянского «гостинца». Сто сорок девять миллиметров – серьезный калибр. Грохот разрыва, клубы дыма, визг разлетающихся осколков и выбитого из скальной породы щебня. На излете часть этого добра цокает по броне. Сначала экипаж вздрагивал, но обстрел, теперь ленивый и неспешный, длится уже третий час. Привыкли. А начиналось все неплохо… Впервые на памяти Фунтикова танки ввели в бой после прорыва обороны противника. Пехотные дивизии и артиллерия разгромили подавленных постоянными неудачами итальянцев, перемололи последние боеспособные полки и создали огромную прореху в защите. Роль кинжала, который должен поразить противника в сердце досталась коннице. Танковый батальон – закаленное острие клинка, его задача – на ходу давить любые попытки задержать идущую к цели кавалерию. В использовании танков греческие штабисты решили позаимствовать тактику вермахта. Рывок трех батальонов БТ вдогонку отступающим дивизиям одиннадцатой итальянской армии, когда почти без потерь взяли Гирокастру, Клисуру и Тепелену, подтвердил правильность этой тактики. Танкисты легко обогнали плетущихся по горным дорогам фашистов, заняли стратегически важные пункты и сумели их удержать до подхода пехоты. Увы, первому батальону такой прыти не показать – техника не та, на редких участках удается разогнаться до двадцати километров в час. Зато расстояние невелико – меньше восьмидесяти километров. Шли, как на обычном марше – с мелкими группами итальянцев скачущие впереди разъезды расправлялись еще до подхода основных сил. Ползли навстречу поросшие лесом склоны, время от времени нависали над дорогой скалы. Горы и вода со всех сторон. Бушевавший несколько дней снегопад сменился холодным дождем. Потоки водопадами срывались со скал, пересекали дорогу, в низинах разливались озерами – к счастью, неглубокими. Шкумбин, по правому берегу которого проложена дорога, превратился в мутный поток, с ревом бился о скалистые берега, со скоростью курьерского поезда летел к далекому еще морю. Стихия с одинаковой легкостью несла мусор и стволы деревьев. Утром мимо колонны проплыл, раскачиваясь на волнах, большой бревенчатый сарай, – похоже, река в этот раз поднялась много выше обычного. На крыше сарая сидела рыжая курица, мокрая и несчастная. Дождь продолжался, снега таяли – Михаил уже прикидывал, поместится ли вся эта масса воды в речном русле? Связи со второй ротой нет, информации о ней – тоже. Низкие тучи не дают возможности поднять в воздух авиацию. Неужели парни Котовского попали в такой вот поток? После полудня танки и передовой полк миновали Либражд, не заходя в небольшой городок, и по захваченному мосту перешли на левый берег реки. Для Михаила город остался подписью на карте и россыпью крыш, мелькнувших на склоне с правого борта. Немногочисленный итальянский гарнизон – комендатура, охрана складов – оставлены для разогрева замыкающему полку дивизии. Только скорость движения могла обеспечить успех операции. Гусеницы, лязгая, проматывают очередной километр пути. Цель совсем рядом, остался десяток километров, а противник до сих пор никак себя не проявил. Порядок движения изменился, теперь танки вышли в голову колонны, оставив позади уставших всадников на притомившихся лошадях. Путь идет под уклон, и броневички ФАИ, которые вначале пришлось тащить за танками на тросах, приободрились и ушли вперед, на метров триста оторвались от головы колонны. Впереди показался последний перед Эльбасаном мост – двухпролетное сооружение над правым притоком Шкумбина. После него несколько километров вдоль реки и колонна вырвется на широкую, хоть и холмистую равнину. Там их итальянцам не остановить, даже если будут очень стараться. Фунтиков было решил – обошлось, обмануло мерзкое предчувствие, появившееся сразу после того, как оценил поставленную задачу и посмотрел карту. Зря. Черти вынесли навстречу длинную колонну грузовиков. К мосту громоздкие «лянчи» и «фиаты» вышли одновременно с парой броневиков разведки. Пропусти греки колонну, может и обошлось бы – итальянцы, похоже, не ожидали встретить врага в своем глубоком тылу, они даже не снизили скорость. Не выдержали нервы у экипажей бронеавтомобилей. Парень, сжимавший рукоятку ДТ, несколько часов ждал, когда в него начнут стрелять. При виде противника, он не раздумывал ни секунды – пулеметная очередь хлестнула по стеклам головного грузовика. Резко вывернутый руль, удар по тормозам, и тяжелый грузовик заносит на мокрой дороге. Огромный угловатый автомобиль утыкается в ограждения моста и останавливается. Из кузова начинают выпрыгивать солдаты, они разбегаются в стороны и падают под огнем уже двух пулеметов. Погибают не все, по броневикам открывают огонь из винтовок и автоматов. Фунтиков разворачивает роту в боевой порядок, огонь танковых пушек заставляет врага попятиться, уцелевшие грузовики пытаются развернуться. Один из ФАИ чихает мотором, выпускает из выхлопной трубы клуб сизого дыма и медленно идет вперед, на мост. Подъезжает к первому грузовику. Из пробитого радиатора аутокаро песанте6 вырываются клубы пара, водитель броневика осторожно объезжает лужу вытекающего из простреленного бака «лянчи» бензина. Цилиндрическая, с характерным куполом башня рывками поворачивается из стороны в сторону, пулеметчик нервничает, пытается целиться во все сразу. Удар, грохот – и дальний пролет моста разлетается в дыму и пламени. Его остатки рушатся вниз, следом сползают загоревшиеся останки грузовика. ФАИ отлетает в сторону, как отброшенная пинком прохожего консервная банка. Броня лопнула, смялась, из остатков машины никто не пытается выбраться. Тяжелые итальянские гаубицы переходят на беглый огонь. Переправиться через речку до темноты не удалось – танки увязли в размокших берегах, спешенная кавалерия не смогла перебраться через ледяной поток под огнем. Бросаться в воду ночью тем более не стоит. На том берегу ворчат дизелями грузовики, хлопают откидывающиеся борта – противник подвозит подкрепления. Достаточно взглянуть на карту, чтобы понять – захватить Эльбасан с налета не вышло. Даже если получится форсировать водную преграду, дальше идти по узенькой полоске берега, шириной в полсотни метров, зажатой между горными склонами – весьма крутыми, надо заметить, и рекой. Под огнем артиллерии и расположившихся наверху стрелков. Переправить стрелков и пулеметчиков на другой берег Шкумбина итальянцы могут легко – в городе несколько мостов. А эскадроны, отправленные генерал-майором Станотасом, должны сначала вернуться почти на десять километров, а потом по бездорожью пробираться по горам, волоча за собой вязнущих в грязи по бабки лошадей. Дерьмо! Майор Барышев сложил карту и вышел из штабной машины. Порывистый ветер попытался вырвать дверь из рук, заставил пригнуть голову. Показалось или?.. Майор зашел за машину, укрылся от ветра и посмотрел вверх. Не показалось. На западе, над городом, который нужно взять, видны звезды. Ветер разгоняет тучи. Только этого и не хватало до полного счастья. Майор дернул из кабины угревшегося посыльного: – Боец, через десять минут ротные, командиры батареи и отдельных взводов должны быть здесь. Пять уже прошло. Лейтенант Клитин со свистом втягивает воздух уголком рта. В темноте выражение лица командира роты разобрать трудно, стоящий по стойке «смирно» механик командирского танка оценивает настроение по голосу. Дело дрянь, такие звуки мог бы издавать ползущий внутри жестяной трубы кирпич. – Что? Это? Такое? В кулаке ротного зажат здоровый кусок войлока. – Это плащ, товарищ лейтенант, у пастуха сменял, на трофейные часы. Непромокаемый он. – Так, – кирпич снова скребанул по жести. – Еще и мародерствуем. На левой руке лейтенанта точно такие же часы, как те, что достались старому албанцу. В правом кармане – трофейный пистолет, и портсигар у ротного новый, не из Союза привезен. Боец знает, но молчит. Об этом лучше молчать, иначе хуже будет. – Я им моторное укрываю, когда двигатель обслуживаю, если снег или дождь, товарищ лейтенант! Снова звук всасываемого воздуха. – Для этих целей танк укомплектован брезентовым чехлом, товарищ боец! – Товарищ лейтенант, быстрее так получается! То, что раскатывать и скатывать брезент нужно дольше, чем возиться с мотором, командира не интересует. – Вы считаете, – голос Клитина утрачивает последнее сходство с человеческим, – что инструкцию по эксплуатации танка писали дураки? У вас нет мозгов, боец! Рядовой Жуков семилетку окончил с отличием и такого обращения не выдерживает: – Товарищ лейтенант, у меня есть мозги! Удивительно, но в голосе ротного появились человеческие интонации, лейтенант явно обрадовался: – Вы пререкаетесь! Три наряда на работы вне очереди! – Есть! – угрюмо подтверждает Жуков, но процедура еще не окончена. – За ответ не по уставу еще два наряда! – Есть еще два наряда, товарищ лейтенант! Закутанный в плащ-палатку посыльный, отец родной, спаситель, появляется из темноты и громким шепотом орет: – Командира роты к комбату! – Иду, – не оборачиваясь, бросает Клитин – и снова механику: – Вонючую тряпку убрать, чтоб я ее больше не видел! Ротный, скрипя сапогами, растворяется в темноте. Жуков подбирает брошенный в грязь пастуший плащ, встряхивает и аккуратно сворачивает. – Глаза бы тебе достать, чтобы видел меньше, – фраза гораздо длиннее и эмоционально насыщеннее, но большая ее часть записи не поддается. Из-за танка выходит заряжающий, помогает запрятать ценный предмет под брезентовым чехлом на корме машины.