– Пообещай, по-настоящему пообещай, что все, что ты сейчас говоришь, – правда, – произнес он отчетливо. – На карту поставлена вся моя жизнь. – Я говорю правду, – сказала Блум. Бергер выдохнул. Было заметно, как целые килограммы страха сваливаются с его плеч. Спина выпрямилась, голова поднялась. – Но зачем ты похитила собственного отца? – спросил он. – Тут еще многое предстоит распутать, – уклончиво ответила Блум. – И что с ним теперь? – спросил Бергер. – Его все СЭПО разыскивает. – Он так там и сидит, – спокойно ответила Блум. Бергер вопросительно развел руками. – Что-то тут не так, – заметил он. – Зачем ты похитила собственного отца? Зачем ты похитила одного из главных начальников СЭПО? – Он был насквозь прогнившим человеком, – мрачно сказала Блум. – Был? – И есть. Он весь прогнил. Я похитила его по личным причинам. Больше ты из меня не вытянешь. По крайней мере, сейчас. – Ну, тогда не буду больше расспрашивать. Хотя, должен сказать, ты вывела семейную драму на новый уровень. Блум глухо рассмеялась. И тут же снова стала серьезной. – А мне кажется, это ты выводишь семейную драму на еще более высокий уровень. После того как Пачачи назвал имя. Жан Бабино. Бергер молчал, мрачно глядя перед собой. Блум продолжала настаивать: – Значит, в фильмах есть еще что-то о Бабино? – В этих фильмах есть все, – ответил Бергер. Блум указала взглядом на лежащий на столе телефон и сказала: – Все то, что мне смотреть нельзя. Потому что там какая-то тайна. – Я просто хотел избавить тебя от… – пробормотал Бергер. – Я… похитила собственного приемного отца. Какая тайна может быть хуже? – Ты уверена, что хочешь это знать? – спросил Бергер, пристально глядя на Блум. – Да, – ответила та. – Уверена. – Ты беременна, – сказал Бергер. В комнате воцарилось молчание. Ветер за окном завывал с новой силой, вьюга точно просилась в дом, как будто ей уже было тесно снаружи. Она желала проникнуть внутрь. В их сердца. Молли Блум смотрела в пустоту. – У меня очень смутные воспоминания о том, что происходило там, в глуши, – начал рассказывать Бергер. – О тех неделях, когда я лежал без сознания. Это все как сон, безумные сны, которых я видел множество. В одном из них я отчетливо видел родинку в форме звезды под твоей правой грудью. И мы занимались любовью. – Ты просто видел меня голой, когда я принимала душ, – отозвалась Блум. Бергер внимательно посмотрела на нее, заметил ее потухший взгляд, попытался понять, что он может означать. – То есть ты отрицаешь произошедшее? В таком случае, кто же отец? Блум положила руку на живот поверх нелепой пижамы. Она молчала. – Нет, я никогда не видел тебя в душе, – сказал Бергер. – Я видел тебя полуобнаженной в доме на полюсе недоступности. Но тогда на тебе был спортивный топ. Который как раз закрывал то место. Я ничего не видел. Тогда. Блум сидела с закрытыми глазами. Она расстегнула верхнюю пуговицу пижамной рубашки. Потом следующую, и еще одну. Бергер сидел не двигаясь. Наблюдал. Блум расстегнула рубашку до конца. Раздвинула половинки ткани. Сэм поймал ее взгляд, попытался уловить все, что в нем было. Затем посмотрела на родинку под правой грудью. Внутри его что-то оборвалось. Он придвинулся ближе, положил голову ей на грудь, ухом прямо к сердцу. Оно стучало с бешеной скоростью. А потом начало замедляться, успокаиваться. Молли положила руку ему на щеку, и он почувствовал, как она уткнулась лицом в его волосы. Потом начала всхлипывать. А вьюга осталась снаружи. 36 Понедельник, 7 декабря, 9:26 Он лежал на своей половине кровати и смотрел на нее. Она сидела, прислонившись к стене, в наушниках, и, кажется, уже в третий раз пересматривала фильмы Августа Стена. Это было захватывающее зрелище. Видеть, как мельчайшие синхронизированные механизмы тела и сознания превращаются в нечто волшебное. Наконец Блум вынула наушники и несколько раз моргнула. Встретилась взглядом с Бергером, грустно улыбнулась, покачала головой. – Да уж, – сказала она. – Да уж, – повторил он. Молли поправила подложенную под спину подушку. Он сделал то же самое. Они посмотрели друг на друга. – Спасибо за ночь, – произнес Бергер. – И тебе спасибо, – отозвалась Блум. Она впервые улыбалась ему такой улыбкой. Через несколько секунд улыбка скривилась, стала похожа на ее обычную усмешку. Указывая на лежащий на коленях ноутбук, Молли сказала: – Я знаю, что отрицала родство между нами. Между Августом и мной. На то были причины. К тому же мы не родные. Когда мне было пятнадцать, я узнала, что живу в приемной семье. Август не сильно участвовал в моем воспитании. – Это правда, что твои племянники пару лет приезжали на виллу на острове Мёя? – Думаю, да. – Ты там бывала гораздо реже, но бывала же? – Да, бывала. – И сколько примерно оно стоит? – Стоит? – Не прикидывайся дурочкой. Сколько стоили эти чертовы хоромы? – Он говорил про какое-то наследство. И мама что-то там унаследовала. В сумме набралось достаточно. – Нет. Я имею в виду, сколько стоила вилла? Примерная оценка? – Понятия не имею.