— Ну, раз так… — начал комендант, которому в столь ранний час тоже, видимо, претило разбираться в этой истории. — Инструменты вот. — Тут он совершил пасс кистью руки, и на пол грохнулся ящик, из которого торчали рубанок, долото, молоток и еще много чего. — До побудки будь добр все починить. И впредь не шляйся по женскому этажу в поисках подозрительных шумов. А тем паче не создавай оные. И да: обоим три наряда на кухне! Ворча себе под нос: «Шум ему послышался… Вот не нужно баб в порубежники. Один разврат от них», комендант удалился. — Он ректору доложит? — задала я вопрос, мучивший меня. В абсолютной тишине он прозвучал особенно громко. — Нет. Не думаю. Применения магии не было. И… спасибо… Благодарность от светлого прозвучала так неожиданно, что я поперхнулась вдохом. А Риг между тем счел своим долгом пояснить: — Могла бы и не выгораживать. Вот теперь я могла наблюдать, как выглядит мужское раскаяние во всей красе. Суровое такое раскаяние. Когда он сам на себя злится от осознания промаха. Просвещать же Рига, что мне самой нужно было избавиться от коменданта побыстрее, не стала. Вместо этого аккуратно, вроде бы невзначай, подхватила с пола форму и заю вместе с ней и прижала охапку к груди. Риг поморщился и отвернулся. Я не удержалась и хихикнула. Нет, с широкими плечами, со спиной все было как надо. А вот ниже… Все же зая не зря была такой острозубой. Она не просто прокусила штаны, она разодрала их, оставив кровавые следы резцов на бедре. Кара, словно почуяв, что я любуюсь делами зубов ее, закопошилась. Я ласково прижала ее, мол, подожди немного, подруга. — Пожалуй, пока ты ремонтируешь дверь, я схожу в душ. Полотенце, которое шло в комплекте с постельным бельем, было хоть и старым (аж с тремя оттисками магической печати общежития), зато большим. Его я сняла со спинки кровати и положила на руку, в которой держала форму и Кару. А затем поспешила ретироваться. Уже в душевой аккуратно развернула форму. Зая была живой. Правда, слегка контуженной. Выяснилось, что она цела. Во всяком случае, ничего не сломала. — Что это вообще было? — спросила она, осоловело мотая башкой. — Мое невезение. В памяти тут же всплыл образ Ригнара, и я коротко пересказала Каре, что, собственно, произошло. Она как потерпевшая имела право знать, за что пострадала. — Хм… Какое оно у тебя импульсивное, однако, это невезение. Хотя на вкус вроде ничего… Мелькнула крамольная мысль: дать Каре сожрать этого светлого. А что? В конце концов, может каждый уважающий себя демон за свою жизнь сжечь дракона, принять подношение в виде девственницы или девственника (тут уж по предпочтениям) и сожрать хотя бы одного светлого мага? Кажется, размечтавшись, последнее я произнесла вслух. Иначе отчего зая замерла на месте, потрясенно глядя на меня. — Знаешь, я в бездне ничего подобного не слышала, но лозунг очень соблазнительный… — восхитилась она. — А я еще сомневалась, темная ли ты… Но сейчас поняла — ты настоящая черная пожирательница душ. Жаль, что твой план по поеданию провальный. Этого Ригнара сразу же хватятся. Он тут это… подучетный. — Она издевательски протянула последнее слово, будто светлый был полотенцем для душа: проштампованным и принадлежащим академии. — А жаль, — подытожила я. — А мне-то как жаль, — пригорюнилась Кара. Впрочем, она была не из тех, кто долго предается унынию. Миг — и ее усы зашевелились, а ушки встали торчком. — Который удар колокола? Я зевнула и, прислушавшись к себе, уверенно ответила: — Пятый. Отец всегда поражался и говорил, что у меня внутри живет элементаль хронос, который обычно подселяли в колокола, чтобы те звонили всегда вовремя и не сбивались с ритма. Мне не нужно было дожидаться набата, я всегда знала точное время. А иногда в моем мозгу словно зажигалась лучина, что отсчитывала мгновения, которые оставались, например, до момента, когда заглушка выпадет и сработает охранное заклятие… — Пятый?! — ахнула зая, подскочив на месте. — Я тут с тобой прохлаждаюсь, а мой возлюбленный вот-вот проснется. А вдруг вокруг его постели эта рыжая хвостатая зараза уже вертится? — Какая зараза? — не поняла я. — Такая. Эйта! Она тоже на него глаз положила. И ладно бы этот… профессиональный, — презрительно выплюнула пушистая, — так нет, она его, видишь ли, влюбить в себя вздумала, чучело плешивое! — С этими словами Кара спрыгнула с подоконника и шустро поскакала. — Ты куда? — Я ринулась вслед за ней. — Куда-куда… Убегаю от тебя. Не видишь, что ли… — буркнула Кара и скрылась за дверью. Мне стало искренне жаль Эла. Ушастый ловелас, судя по всему, допрыгался: на него глаз положили сразу и демонесса, и дарящая безумие Эйта — дева, которая приходила к спятившим в образе рыжей белки. Из коридора раздавался ритмичный стук и аккомпанемент ругательств. И вроде бы они были тихими, но… я бы предпочла не высовывать носа из комнаты, дабы попросить не шуметь в столь ранний час. Кадеты, судя по всему, были со мной солидарны. Потому весь этаж усердно спал. Во всяком случае, недовольных тем, что кто-то столярит в такую рань, не нашлось. А я подумала, что раз все равно оказалась в душевой — грех не умыться. В комнату вернулась в почти благодушном настроении. Даже не хотелось никого убить. Ну, почти. Удивительно, но дверь Риг починил так, что она стала даже лучше, чем была: больше не скрипела и открывалась легко. То ли у светлого был талант столяра, то ли большой опыт установки дверей. Судя по тому, как он лихо их выбивает, — второе. — Все. — Риг указал на дело рук своих. — Спасибо. — Я пару раз закрыла и открыла дверь. — Неплохо. — Ну раз работу ты приняла, то… — Риг зачем-то потянулся к ремню, а потом и вовсе начал снимать штаны. — Я жду ответной благодарности. — Э-э… Я пас. — Я выставила ладони в предупреждающем жесте. — Могу оплатить тебе ночь в доме терпимости… Светлый так и замер, недосняв штаны. — Что? — Две ночи, — решила я поторговаться за свою честь. — Крис, — буквально прорычал маг, справившись со штанами, — просто зашей! Я до ужаса не любила краснеть. Да и заставить меня чувствовать себя неловко — это надо было постараться. Но Ригнару это удалось. Я ощущала себя идиоткой. Полной. — Угу, удар колокола назад был в такой же роли… Только тут я поняла, что он сделал это нарочно! Глаза светлого откровенно надо мной смеялись, в то время как лицо было абсолютно серьезным. Что же, видимо, в этой комнате не я одна была язвой. — А если нет? — Я изогнула бровь, глядя на рослого Рига, гордо стоявшего в подштанниках. — Так. Та пакость, которая покусала меня, — твоя. И тебе за нее отвечать. Я хранила предгрозовое молчание. — Кстати, если найдут твоего зверька, то согласно уставу его тут же убьют. Животных на территории академии быть не должно. Только в тренировочных катакомбах. И только твари мрака. Но я о той милой зверушке, которую ты старательно спрятала под одеждой при появлении коменданта, заметь, промолчал… — Сволочь. — Я выхватила штаны из руки Рига. — Дохлый пошлинник и шантажист! Светлый закашлялся. — Знаешь, так на меня еще не ругались… Дохлый светлый и то привычнее. Но я уже не слышала Рига. Я инспектировала магический ящик с инструментами. Если в нем было все для ремонта, то, может, и швейные принадлежности найдутся? Я оказалась права. Вытащила иголку, вдела в нее нитку веселенького желтого цвета и так шустро залатала дыру, прогрызенную заей, что Риг опомниться не успел. — А быстро ты. — Он развернул штаны и… И переменился в лице. Ай-ай-ай, вышивка не по вкусу? Ну подумаешь, петушок… Это, между прочем, свадебная вышивка у приморцев, обережная. Не пропадать же навыкам золотошвейки? Не зря же я в помощницах у госпожи Морон ходила, изображая порядочную горожанку. — Ведьма, — выдохнул светлый, поняв, что шантаж удался, но вот результат оного — не очень. И тут раздался набат. Побудка. Через четверть удара колокола — построение на плацу и пробежка. В расписание академии меня посвятил Рейзи, когда мы еще сидели в карцере. Риг впрыгнул в штаны и, подхватив ящик, поспешил из комнаты. Видимо, хотел успеть отдать инструменты коменданту до утренней переклички. Я тоже не стала задерживаться. Оделась — и вон из комнаты. На плацу я оказалась далеко не первой. Эл, увидев меня, радостно помахал рукой. А дальше была перекличка и пробежка. Легкая, не чета тренировке. За ней — завтрак, а потом я познала всю пропасть своей магической безграмотности: в моей биографии случилось первое занятие по атакующим заклинаниям. И началось все, когда, едва отзвучал последний удар колокола, в аудиторию вошел преподаватель — магистр Джурс. Высокий, светловолосый, с загорелой кожей и серыми глазами — в общем, типичной светлый. Но, как выяснилось, внешность — штука обманчивая. Такой паскудный характер и у темных нужно было еще поискать. Занятие он начал с того, что с издевкой осведомился, не ошиблась ли я аудиторией. А точнее, академией. Дескать, таким субтильным барышням самое место на факультете искусников, что в столичной магистерии. Иллюзорных бабочек создавать да в притирания для лица розовой воды добавлять. В общем, оскорбил, как мог. Я стерпела.