– Да ладно, – сказал Суонн, – вы же не станете спорить, что ситуация сложилась необычная и для вас, и для полиции. – Может и так, но больно шустро они сгоняли за сраным Ван Хельсингом. Значит, у них есть какие-то соображения. Суонн наклонился ближе к стеклу. – Ладно, допустим. Но скажите, Майкл… Простите, как вас лучше называть, Майклом или мистером Фэйном? – Как хочешь. Лучше «Майкл». – Майкл, не Майк? – Майкл. – Ну тогда Майкл. Скажите, Майкл, как бы вы поступили на их месте, если бы расследовали подобное дело? – Пожалуй, на такие вопросы мне лучше не отвечать. – Почему? – Это же подстава, да? – Вовсе нет. По крайней мере, я не собирался вас подставлять, и не забывайте, что я не коп, я здесь, чтобы помочь, посоветовать что-то. Хочу понять, что происходит. – Зачем? – Потому что это необходимо понять. Полиции, да и вам, думаю, тоже. Если случаются провалы в памяти, вас это наверняка сильно пугает. Я бы боялся. Фэйн пожевал губу, потом кивнул. – Майкл, – сказал Суонн, – расскажите мне о последнем. Последнем провале в памяти. Когда вас арестовали. – 13 – Трайбека, Нью-Йорк, 8 октября, 7:16. За пять дней до события В. В следующий раз все было хуже. Гораздо хуже. Он проснулся в переулке. Голый, грязный. Весь в крови. Майкл Фэйн лежал на земле, переполненный странными ощущениями во всем теле. Он ожидал боли, каких-то травм. Но ощущения были просто… удивительные. Поначалу. Даже не открывая глаз, он понял, что не в постели. Не в своей, и… не в чужой. Он попытался собраться с мыслями. Он вспомнил несколько последних дней, вспомнил стыд и ужас. Сокрушительное чувство вины и лютую ненависть к самому себе. Вспомнил, что заходил в церкви. Четыре или пять. Он даже не обратил внимания, к какой конфессии они принадлежали, какие были открыты – лишь бы можно было поставить свечи. Вспомнил, как сидел на церковных скамьях, самых дальних от статуй Христа и святых, склонив голову, сцепив руки до хруста костей. Молился. Молился. Умолял. В тишине этих безлюдных святилищ. Вспомнил, как вчера вечером выходил из одной церкви. Кажется, католической. Величественное, просторное, гулкое сооружение, из тех, где за спиной мерещится шепот духов. Он положил деньги в коробку пожертвований для бедных и зажег дюжину свечек. Молился несколько часов, хотя не мог припомнить ни одной молитвы, которые учил в детстве. Тогда он не придавал им такого значения, чтобы зубрить наизусть. За спинками скамей нашлось несколько книг, и он перелистывал их все подряд в поисках ключевых слов. Милосердие. Прощение. Отпущение грехов. Искупление. Фэйн вспомнил, как оставил одну из этих книг открытой на холодной деревянной скамье. Или… может, уронил ее на пол? Он не мог точно припомнить, потому что потом начало твориться что-то странное. Словно стало темнее. Не вокруг. Наоборот, зрение у Фэйна даже обострилось. Он мог разглядеть любую мелочь, услышать любой шорох, учуять любой запах. Даже воздух приобрел какой-то вкус, а прикосновение к полированной скамье вызвало целую гамму новых ощущений. Нет, зрение его не покидало. Это был свет его разума. Он изменялся, то слабел, то затухал. Его место заполняла бесформенная, беспросветная тьма, непроницаемая для любого звука, запаха, вкуса или прикосновения. На какое-то мгновения он даже запаниковал, решив, что умирает. «Не дай бог умереть с таким грузом на сердце», – подумал он. Или взмолился вслух? Потом он почувствовал, будто покидает свое тело. Такое бывало, когда он проваливался в сон сидя в кресле. Ощущение падения, словно душа выскальзывает из привычной оболочки. При этом он обычно вздрагивал, просыпаясь, и душа бросалась обратно, становясь единым целым с очнувшимся телом. Но не в этот раз. Поскольку тьма все активнее захватывала разум, он понимал, что сам ускользает. Теперь он сам исчезал во мраке, заволакивающем разум. В какой-то переходный момент возникло странное ощущение, будто его тело встает на ноги. Но в то же время это было не его тело. Оно двигалось само по себе, без его ведома. Он пытался крикнуть: «Нет!» Но его поглотила тьма. Теперь он оказался непонятно где спустя неизвестно сколько времени. Тьма уходила, спадая с него, словно брезентовый чехол со старой машины, оставленной на хранение. Разум пробудился, пыльный и заброшенный. Он проснулся в переулке. Открыв глаза, он увидел над собой высокую серо-зеленую стену мусорного контейнера. За ним возвышалось грязное кирпичное здание с десяток этажей. На черных зигзагах пожарной лестницы мерцали капли утренней росы. Кругом стояла жуткая вонь. Воняло гниющим мусором, испражнениями людей и животных, потом, мочой и… В голове что-то щелкнуло, и разум Фэйна со всеми чувствами вернулся на место. Он вытаращил глаза. Стенка контейнера была не просто серо-зеленой, кирпичи были не просто грязно-красными. Все было заляпано кровью. Чужой, это Фэйн понял сразу же. Он с трудом поднялся на ноги. Он был голым. Длинный переулок выходил на оживленную улицу, где виднелись машины, даже в такую рань здесь были люди. От одного их вида его захлестнула паника. Как ему теперь попасть домой? Голому, в крови… И тут он что-то заметил. Торчащее из-под крышки контейнера, словно какой-то мусор. Согнутое, перекошенное, изломанное под неестественным углом. Едва похожее на женскую руку. Она явно была оторвана, просто прижата металлической крышкой контейнера. Фэйн не хотел к ней прикасаться. Ему хотелось завопить и убежать оттуда подальше. Он ощущал, как из горла рвется дикий вопль. Но дотронуться все же придется. Не до руки, до крышки. Фэйн дрожащей рукой поднял крышку контейнера, огромную, тяжелую, но она сдвинулась под его рукой, словно пушинка.