— Пока что вы находитесь на той линии времени, где я их еще не починил. Но вскоре окажетесь на той, где все уже готово. — А буду ли это все еще я? Теперь улыбнулся мастер, довольный, что я поддержал его шутку. — Шансы ваши зависят от того, как многое вы успеете сделать за это время, но вот если покажете квитанцию — других доказательств я не попрошу. Взяв бумажку, я с усмешкой кивнул и вышел на улицу. Пока пересказывал этот диалог, мы дошли до лотка с алкогольным мороженым. Я взял рожок с ромом, она решила попробовать лимончелло. Чуть позже было принято единогласное решение, что мороженое с ромом вкуснее. Вокруг было на что посмотреть. Сегодня на улице проходил фестиваль стрит-арта, и стены зданий прямо на глазах покрывались слоями краски. Артисты, подпоясанные сумками с кучей баллончиков, сновали повсюду. Здесь можно было увидеть и леопарда на ветвях дерева, и многоруких богов, похожих на индуистских, и даже ящерицу в скафандре, дрейфующем в открытом космосе. Хотя на самом деле, конечно же, всего лишь на кирпичной стене старой пивоварни. Рядом с одним из таких расписанных зданий было на удивление людно. Мы подошли поближе и увидели небольшую стихийную выставку картин. Художники продавали свои произведения прямо здесь, поэтому полки импровизированных стендов были уже наполовину пустые. Чуть поодаль от остальных сидела на складном стуле татуированная девушка, которую я видел сегодня в кафе, и со скучающим видом залипала в телефон. Рядом с ней на стойке была только одна картина, выполненная углем на совсем небольшом холсте. На ней была изображена сама художница, сидящая за офисным столом и печатающая на ноутбуке. Контуры ее силуэта были четкими, но лицо словно утекало в экран, размываясь и рассеиваясь по пути. Да, она действительно подходила к творчеству весьма интроспективно. Девушка подняла взгляд и спросила, заинтересовала ли нас работа, не узнав меня — ну или не подав виду. Я подавил желание подколоть ее на тему зацикленности на личности автора и просто спросил, будущее тут изображено или прошлое. Мне казалось, что запечатлена была та работа, которую она променяла на изобразительное искусство. Она задумчиво почесала матово-черным ногтем кончик носа. — Прошлое. Но кто его знает, иногда мне снятся сны, в которых я продолжаю ходить в офис и распадаться на цифровую пыль… В ее ответе было что-то важное, но пока я думал над этим, девушки нашли какую-то другую тему для разговора, и момент был упущен. Я сказал, что схожу за часами, и направился к торговому центру. Похоже, мастер решил продолжать свою шутку до последнего, и приветствовал меня так, словно мы сегодня не виделись. Я с улыбкой протянул ему квитанцию и деньги, одел ожившие часы на запястье и вышел из мастерской. — Уже слишком поздно, чтобы исправить неизбежное прошлое, — прежде чем дверь за мной закрылась, он бросил мне в спину странную реплику. Повернувшись, я успел увидеть его грустные глаза. *** По пути домой нам встретилась не слишком приятная картина: в траве рядом с дорогой большая рыжая лиса терзала еще живого, но уже бессильного зайца. Мы понимали, что помочь ему уже нельзя, и нет никакого смысла отбирать у лисы ее добычу, но ненадолго в машине воцарилась тишина, которую моя спутница вскоре разрядила слезами. Съехав с дороги, я остановился, заглушил мотор и обнял ее, и мы так и просидели какое-то время, разделяя печаль от увиденного. Внутри мне было стыдно, что ее заставляет плакать созданное мной, но в то же время я понимал — попытайся я избавить этот мир от любого насилия вообще, даже того, что создала сама природа, он не был бы тем чудесным местом, которым является. Но думать о верности этой мысли и для моего родного мира не было никакого желания. Когда этот случай был забыт, мы включили радио и начали играть в музыкальный квиз. Правила были простые: нужно угадать название песни и ее исполнителя. Тот, кто угадает первым, должен давать подсказки другому, до тех пор, пока оба не дойдут до одного и то же ответа. Поскольку вкусы в музыке у нас практически идеально совпадали, почти все песни мы или знали оба, или не знал никто, и в первом случае игра превращалась в тренировку памяти и соревнование по придумыванию самой неочевидной подсказки. Музыка была тем, что я не мог не взять с собой из родного мира, хотя и пришлось постараться, чтобы подчистить все несостыковки в текстах песен — к счастью, программа Филакио была в этом плане очень адаптивной. Уже вечерело, и закатное солнце превращало облака над головой в какое-то невероятное соцветие из багряных, алых и оранжевых тонов, подсвечивая их объем и сложные формы. Окна дома на холме вдалеке казались огромными фонарями, впитывающими этот торжественный свет. Когда трек в очередной раз сменился, нам даже не понадобилось ничего говорить вслух. Я снова остановил машину у обочины и опустил крышу. И пусть в небе еще не было видно звезд, и в нем, быть может, даже не было Ориона, и пусть сейчас не зима, а лето — мы все равно завороженно смотрели на убывающее солнце, тихо подпевая о том, кто, быть может, наблюдает за нами откуда-то сверху. Песня так хорошо подходила к моменту, и вокруг было так красиво, что мы просто не могли ждать, пока доберемся до дома. Иначе магия была бы упущена. *** Днем, пока мы шатались по гипермаркету, кому-то из нас пришла мысль, что этот вечер будет неполноценным, если в нем не будет пиццы. Я предлагал купить готовую и разогреть, но был поднят на смех и назван «ленивой неотесанной задницей», поэтому мы купили все необходимые ингредиенты. Теперь часть из них уже нашла свое место на огромном круге из теста, и остальные должны были скоро к ним присоединиться. Но человек, который часами может раздумывать над положением глаз-бусинок на лице куклы, не в силах избегать такого же подхода в дизайне еды, поэтому процесс должен был занять еще какое-то время. Я сидел на стуле в углу кухни, иногда уточняя, не забыли ли мы купить чипсы или перец. Но по большей части я просто смотрел в потолок и думал. Времени у нас было достаточно. Она могла жить здесь тысячи лет, прежде чем ее лица коснется тень ушедших веков. Я, наверное, мог бы прожить здесь столько же, если бы ускорил течение времени относительно базовой реальности. Но проблема никуда не пропадала — в любой момент в том мире могло произойти что-то чудовищное, что разрушит эту идиллию, и вырвет меня отсюда. Очередной полоумный ублюдок мог начать завоевательную войну, топча грязным сапогом жизни и судьбы людей. Группа террористов, радикальных противников «ложного мира», могла уничтожить основные сервера по всему миру. Сами создатели программы могли, почувствовав наконец свою власть над людьми, выдвинуть какие-нибудь меркантильные условия для возврата сюда. Могла взорваться какая-нибудь атомная станция, или началась бы смертельная эпидемия. Так или иначе, большинство этих причин связаны с людьми — с теми, из-за кого нас и называют «беглецами». Иногда я думал так: если мой родной мир был рожден тем же способом, что и миллионы локальных миров внутри Филакио — должно быть, его создал или сумасшедший садист, или… ребенок, который просто не мог предугадать, какие последствия возымеют его решения. В открытое окно влетела бабочка необычной расцветки — она была почти полностью черная. Мы замерли, какое-то время синхронно наблюдая за ней. Затем бабочка вылетела обратно на воздух, не разогретый жаром духовки. И больше всего меня бросало в дрожь от мысли о том, что прямо сейчас тысячи людей пользуются этой виртуальной реальностью вовсе не для того, чтобы создать лучшее общество. Нет, они воплощают свои самые мерзкие и черные, самые подавленные желания, которые не могли воплотить в нашем общем мире. Ведь в нем монополия на насилие всегда принадлежала ограниченному кругу лиц. Нет никаких сомнений, что в некоторых мирах творится настоящий ад. И уже только этот факт должен стать в скором времени одним из главных аргументов для закрытия Филакио. Как только произойдет утечка данных (я даже не сомневался, что у владеющей технологией корпорации имелся доступ как минимум к просмотру всех локальных вселенных), и правда выйдет наружу, мой личный мир тоже будет в опасности. Я думал об этом много и долго, и единственный вывод, который я нашел — найти способ скопировать конфиг системы и воспроизвести работу модулей реализации, чтобы воссоздать ее на полностью локальном, по-настоящему герметично закрытом сервере, который нужно будет окружить огромным количеством слоев защиты. Это напомнило мне тот же инстинкт, из-за которого я окружал похожими стенами свое личное пространство в базовой реальности, не пуская в него ничего в изначальном виде, искажая и преломляя через оптику страха, скепсиса и сравнений. Она попросила меня открыть пиво, и я вспомнил, что собирался закурить. Но так и застыл с зажигалкой в руке, с восторгом разглядывая очередную параноидальную идею. Я избавился от жестяной пробки, и мы со звоном стукнули бутылками, из горлышек которых струился пар. Хоть для рекламы снимай. Конечно, в идеале такой защищенный мир должен существовать вообще без аппаратной поддержки, являясь неотъемлемой частью базового мира, существуя как его дополнительное измерение, невидимое, неслышимое, неосязаемое, но имеющее точку входа. Но это было невозможно — мы даже примерно не представляем, какие существуют измерения помимо нашего, как двумерный человек не может осознать природу трехмерного пальца, что касается рисунка. Поэтому от хранениях данных на физическом и уязвимом носителе пока нельзя отказаться. Нужно просто найти способ защитить этот носитель. И если бы я только знал, как мне самому избавиться от физического тела, загрузив сознание на этот локальный сервер — не так, как сейчас, в виде пусть и длительного, но конечного сеанса, но полностью отказавшись от «человеческой» природы! Я вздрогнул, вспомнив о предложении незнакомца в охотничьей кепке. Возможно, он все же говорил именно об этом. Слишком уж странным было его поведение, как и моя неспособность увидеть его код. За этими размышлениями я не заметил, как прошло время, и вот уже духовка подала сигнал о готовности пиццы. Когда главное блюдо вместе с соусами, орешками, сыром, пивом и вином были перемещены в гостиную, мы улеглись на диване и включили проектор. Ощущения от просмотра в сравнении с экраном даже большого телевизора сильно отличались — было полноценное впечатление, что ты находишься в зрительном зале кинотеатра. Пока что — никаких мыслей о крепостных стенах, войнах и ядерных взрывах. Только очередная история о вражде вампиров и оборотней, тонкие кусочки салями с ароматным тестом и тягучим сыром, бутылка холодного пива и ее голова на моем плече. *** После финальных титров мы еще долго обсуждали избитый сюжет, неплохую актерскую игру и неожиданно достойные спецэффекты, гуляя по саду рядом с домом. Мы выбрали место, где посадим пионы, и вместе с ними гортензии и розы. Она рассказала о работах, которые ей больше всего запомнились на выставке, я поделился впечатлениями о произведениях, которые понравились мне — опустив ту часть, где я сравнивал искусство здесь и в базовой реальности, но подробно описав звездную трагедию. Еще я сказал, что нам нужен поднос для завтрака. Меня тут же убедили: он у нас уже есть, просто кому-то лень открыть пару лишних шкафчиков. — Как тебе день? Она легко улыбнулась, не отвечая сразу. — Было весело. Только ты, кажется, постоянно думал, как сделать его еще более особенным. Сам не забывал на секунду остановиться и насладиться моментом? — А было похоже там, у реки или в лесу, что я не наслаждаюсь моментом? — Даже если нет, я поверила. Хотя ты иногда улетаешь в мыслях куда-то далеко-далеко. Почему бы тебе как-нибудь не взять меня с собой? — от самого этого предложения у меня пробежали мурашки по коже. — Тебе бы там не понравилось. Знаешь же, в сказочных замках бывают комнаты, в которые нельзя заходить? — Там заперты бывшие жены? — Там просто несколько месяцев не убирались. — Ну да, я могу представить себе комнату, в которой ты устроил такой беспорядок, что решил просто навсегда закрыть ее. Я вдруг подумал: «Может, стоит рискнуть и рассказать ей все? Зачем хранить секреты от самого близкого человека? Если я не могу ей полностью довериться, то цена таких чувств невысока». Но пока что я не знал, как правильно начать свой рассказ, поэтому решил зайти издалека. — Если бы ты могла сбежать отсюда в другое место, куда-то вроде рая, ты бы это сделала? Если бы там вообще не было смерти, старения, разложения. Где ягненок мог бы действительно гулять рядом с волком, ничего не страшась, а ветер был мягким и не мог бы причинить вред цветам. Если бы там у нас была не тысяча лет, а целая вечность? Этот вопрос заставил ее задуматься. Она остановилась возле яблони, перебирая тонкими пальцами листья. — Наверное, все же нет. Такого ответа я не ожидал. Хотя было наивно полагать, будто тот ответ, который я нашел истинным для себя, будет таким же для всех остальных. — Рассказать, почему? — я кивнул, и она принялась объяснять, — Да, пусть здесь хватает того, что мне не нравится, и грустно от мысли, что однажды придет наш час, и мы умрем. Но все-таки именно это позволяет мне по-настоящему ценить то, что у меня есть. Разве возможно познать добро, не познав зла? Разве раньше людям не делали прививки, по сути ослабленные формы вирусов, чтобы защитить от полноценной болезни? — удивительным образом эти ее слова перекликались с тем, что мне самому пришло сегодня на ум, когда я разглядывал лишенные тени страдания картины, — Я думаю, всегда стоит пытаться изменить к лучшему то, что ты имеешь, а не сжигать все мосты и убегать. Я не могу бросить этот мир, ведь я всегда была его частью, и я тоже в ответе за него… — И как бы часто и сильно он тебя ни разочаровывал, ты его не бросишь? — Сейчас я бы сказала, что да, но ведь я не могу представить все варианты? Если нас всех начнет затягивать черная дыра, спроси меня еще раз. — Тогда мы просто улетим в другую звездную систему. Где-нибудь в Орионе. Она рассмеялась и поцеловала меня. *** Сегодня ночью сон никак не хотел принимать меня, сколько бы я ни ворочался с бока на бок и не переворачивал подушку другой стороной. Тем более, другая сторона с каждым разом становились все менее прохладной. Когда я засну, сеанс прервется — такие были настройки безопасности, заложенные в Филакио, и обойти их было невозможно. Людям полагалось на ночь возвращаться в стойло, чтобы днем больше ценить чистое небо над головой. Я не хотел снова покидать этот мир и видеть реальность. Я знал, что рано или поздно все равно отключусь от усталости. Но если мог себе позволить еще немного времени провести здесь — почему бы и нет? Тихо встав с кровати, я оделся, спустился вниз и вышел за порог. Закурил и постоял на веранде, глядя на вершины гор, казавшихся такими близкими. На самом деле путь до них долгий, и сегодня его осилить я не успею. Но решение уже было принято. Закрыв гараж (странно, что не сделал этого вечером), я спустился с холма вниз. Способность к мгновенному изменению реальности — 1 из 10. Этого вполне должно хватить, чтобы относительно быстро добраться до истока далеко в горах. Взлетая вверх, одним прыжком я преодолевал десятки метров, затем плавно опускался вниз, и все повторялось. По сути, для моего тела сейчас земная гравитация была снижена. Иногда я позволял себе здесь такие фокусы, ведь если совсем не пользоваться широкими возможностями, которые предоставляла истинная реальность, это было бы сродни высокомерию по отношению к ней.