– Мне так показалось. – А что с раной? – подавшись вперед, спросил Феликс. – Да, та, на лбу, – нетерпеливо добавил Кот. – От креста, – закончил Карл. – От святого серебряного креста, – поправил отец Адам. – Да. – О да, его ранило! – с воодушевлением вспомнила Даветт. – По-настоящему, сильно… Он корчился на шелковых простынях в огромной шикарной спальне, сооруженной в подвале, трясся от боли и отчаяния. И как его удержишь? Он же как ожившая бронзовая статуя, мышцы будто металл, и злоба, и ярость… – СДЕЛАЙТЕ ЧТО-НИБУДЬ!! – орал он, и они пытались. Да, Даветт с Пугом отчаянно пытались, но рана не переставала кровоточить. Из нее сочилась вязкая тяжелая вампирская слизь, выливалась толчками, в такт неровному мертвецкому пульсу. Всякий раз, когда в ране собиралась новая порция, монстр выл, охватив голову, раздирал простыни длинными когтями, рвал новенькую, сшитую на заказ шелковую рубаху на груди – или бил все вокруг. И стены, и Даветт, и Пуга, слишком глупого или мазохистичного и потому не уворачивающегося. Первый раз ее сшибло на пол и покатило, когда зацепило всего лишь краем ладони. После Даветт внимательно присматривалась и быстро отходила, когда во лбу показывалась выпуклая линза собирающейся жижи, и вампир корчился от боли. Но затем Даветт проворно шмыгала на постель и собирала жижу, чтобы та не покатилась вниз, к глазам. Если жижа попадала в них, Росс даже визжал в агонии! Через три часа мучений Даветт вконец вымоталась и, хуже того, проголодалась. А еще горше разозлилась: и на несчастного увальня мазохиста Пуга, обожавшего быть битым, и на себя, непонятно зачем торчащую здесь, и на вампира, инфантильного злобного кретина, не понимающего, что всегда приходится платить по счетам. Теперь Даветт видела по-другому терзавшего ее монстра и ликовала в своем презрении. Никакого соблазнения, гипнотического взгляда, Голоса. И кожа больше не идеально гладкая, а пестрая, морщинистая, мучнистая. Кожа гниющего упыря. Она видела столько фильмов, столько читала – и считала все пустыми фантазиями. Но вот он, пример, ярче и не придумаешь. Он не живой. Он – мертвец. Грязная больная гниль. Подонок. Росс дошел до того, что решил выпить аспирина – и это прозревшая Даветт нашла поразительно, смехотворно идиотским. «Бессмысленная свинья, ты же мертв, к чему тебе аспирин?» Но Даветт промолчала. Пуг принес пузырек, Росс, едва шевельнув пальцами, выдрал крышку и засыпал в глотку полдюжины белых сухих таблеток. Даветт отошла подальше, осмотрела комнату. Есть в этой сельской роскоши подходящий сосуд? Вокруг стен болван расставил много аляповатых ваз, но они слишком тяжелые. В конце концов она заметила сбоку на столике жутко изукрашенную дорогущую французскую лохань для умывания, деловито подтолкнула ее к краю, подхватила и понесла к Россу, застывшему, растопырившему в драные простыни когтистые пальцы, уставившемуся в потолок. Страдающий недоумок. Сперва он рыгнул, тело выгнулось, будто от электрического шока, а потом выблевал жутчайшую, смердящую, отвратительную гниль! Вот и сидящая в нем мертвечина, гнилая, тошнотворно сладкая, липкая, омерзительная желчь. Даветт уронила лохань на ковер, отшатнулась, ее повело от вони. – Росс, болван, ты же вампир! Тебе можно одну только кровь! Глаза монстра закатились так, что почти скрылись зрачки, дугой выгнулась спина. Но затем он дернулся, приподнял голову. Глаза налились лютым, багровым, вылезли клыки. Он посмотрел на Даветт и прошипел: – Да-а-а! Она подумала, что сейчас умрет. Рука Росса мелькнула, когтистые пальцы сомкнулись на предплечье Пуга, подтянули к пасти. Когда клыки рассекли артерии и брызнула кровь, Пуг закричал. Даветт тоже чуть не закричала, когда увидела, что вампир направил струю не в пасть, но на рану. Капли барабанили по лбу, растекались. А Пуг закатил глаза – не от боли, от экстаза. И тогда вопль вырвался из са́мой души, и Даветт рухнула на пол, крича. Кровь сработала. Рана не исцелилась целиком, но стянулась до небольшого отверстия. Оно еще источало прозрачную жижу, но вполне могло спрятаться под повязкой. И боль уменьшилась. Не ушла целиком, но умалилась и больше не лишала вампира сил – но добавила жестокости. Росс посмотрел ей в глаза, сказал, что она очень устала, измучилась и хочет спать и не проснется до завтрашней полуночи. Так оно и случилось. Он разбудил ее то ли Голосом, то ли мысленно приказал вставать. Даветт так и не поняла. Он был в дверях, подсвеченный со спины огнями коридора. Внизу смеялись, разговаривали. Их не двое. Больше. Даветт не хотела спускаться. – Росс, – пролепетала она. – Одевайся. Прямо сейчас! Я вернусь за тобой, – приказал Голос. Росс ушел. Она еще немного полежала в постели, сонно выбралась – избитая, изнуренная, вымотанная. Она давно не ела и слишком много спала. Ей хотелось умереть. Она не знала, сможет ли одеться. «Я помогу», – предложил такой знакомый шелковистый голосок. Даже в тусклом звездном свете, льющемся из окна на террасу, Китти казалась ослепительно прекрасной. Она сияла, черты такие четкие – но мягкие, походка ленивая, но грациозная, чувственная. Такая дружелюбная, теплая, так обрадованная видом Даветт… И мертвая. – Я помогу, – чуть ли не воркуя, пообещала она, подошла, коснулась вялых плеч подруги. – Я сделаю тебя прекрасной… И да, она ухаживала за Даветт как за малым ребенком, уложила волосы и макияж и притом ни разу не включила свет. А Даветт стояла, садилась, поднимала руку, как приказано, и не могла плакать, протестовать, думать. Пусть делают что угодно. Туалет закончился, Китти объявила подругу прекрасной, с чем согласился появившийся в дверях Росс. Оба взяли ее под руки и повели вниз по лестнице. Там Даветт наконец сумела заговорить: – Вы… вы собираетесь сделать меня вампиром? Росс сатанински ухмыльнулся: – Нет, моя дорогая. Мы заставим тебя наблюдать. Они спустились вниз, зашли в парадную гостиную, полную веселящихся жертв. Пластик уже был расстелен. Даветт будто из невообразимой дали наблюдала пиршество вампиров. Слишком много жути, исполненные смертного страха крики слишком пронзительны, и столько крови… невероятно, невозможно. Даветт стояла, не в силах двинуться, заговорить. Она реагировала только на Голоса. Она была не здесь. Но заметила, как вампиры раздувались от выпитой крови – будто клещи. Их тела и в самом деле распирало от поглощенных жизней. Глаза затуманивались, голоса, и даже Голоса, теряли ясность. Для двоих слишком много крови, но они выпили почти всю, наслаждались обжорством, хохотали, гадая по одежде и безделушкам, чем занимались и как жили жертвы. Когда вампиры поняли, что всего не выпить, они рассмеялись, втирали кровь друг в дружку. Они выглядели точь-в-точь как змеи, переплетшиеся и слизкие от крови. На следующую ночь – то же самое. Сперва оргия для овечек, завлеченных Голосом и Взглядом. Все было так сексуально, напряженно, зазывно и безоглядно – но заботливо и тщательно управляемо. Одну молодую пару Росс отделил от прочих, мужчину связал и заткнул рот кляпом, а жена каталась по ковру, совокуплялась с одним мужчиной за другим, прекрасно понимала, что делает, рыдала, но не могла противиться, не могла сдержать накатывавшие один за другим экстатические оргазмы, снова и снова корчившие ее тело. Юноша плакал, глядя на то, как его жена превратилась в разнузданную шлюху. Даветт не понимала, как вампиры умудрялись так его мучить, не допускать сексуального возбуждения. Но они явно наслаждались его страданием. Ведь он не представлял, что заставило любящую жену превратиться в животное. Без всяких объяснений Росс отпустил их перед тем, как началась бойня. – Пусть объяснятся друг с дружкой, – смеясь, объявил он, глядя на то, как малолитражка супругов трясется на подъездной дорожке. Даветт беззвучно плакала. Эти двое были женаты меньше трех недель. Она на мгновение даже подумала о том, что милосердней было бы убить их. Но затем началась бойня, и, услышав крики, Даветт поняла, что ошиблась. То, что она видит, и есть самое худшее – конечно, если не считать радости упивающихся кровью чудовищ. Даветт подумала, что больше не вынесет такой жизни. Не сможет вытерпеть. А потом подумала, что и не захочет. И вспомнила, где тетушка держала снотворное. Даветт выжила, потому что заспалась и упустила шанс прошмыгнуть в спальню тетушки. Не успела Даветт проснуться, как в ее комнате оказались Росс с Китти и рыжая особа по имени Вероника, выдернули из постели, чтобы показать свои новые фирменно вампирские костюмы. Все красное, черное, в лоскутах флера, как у вдов, Росс в костюме, с багровым платком на шее – ну точно киношный Дракула. Троице костюмы казались верхом остроумия. Для Даветт приготовили схожее платье. Похоже, сегодняшним вечером намечалась новая кровавая оргия. Даветт оделась, спустилась вниз по лестнице, послушала, как трое шепчутся между собой, и подумала о том, какую именно инфантильную жуть они учинят сегодня. Главную гостиную только что переделали под вкусы Росса, под стать абсурдным киношно-вампирским костюмам. Но если бы только этот абсурд не был настолько жутким и смертоносным! Даветт подумала, что обязательно должна уйти от них. Если добраться до таблеток и принять их на рассвете, троица не успеет ничего поделать. А пока, дурочка, улыбайся и поддакивай. И делай, что велят. А потом оставь все позади. Она глубоко вдохнула, попыталась собрать волю в кулак. Ведь она сможет выдержать? Одну последнюю ночь? Пожалуйста, пусть я выдержу. Но что они собрались показать мне? Однако вампирам пришлось отложить забаву. Огромная восемнадцатифутовая дверь на террасу с лязгом распахнулась, в дом хлынул шум, электрический свет – и внутрь шагнул Белый гигант.