В его голосе прозвучало столько скорби и горечи, что помощник, к своему удивлению, не смог вымолвить и слова. Он приблизился, поцеловал кольцо, пошел прочь – но остановился у двери. Человек понял, что его помощник – в крайней степени отчаяния и растерянности. – Пожалуйста, Ваше Святейшество, осторожней с мистером Вороном. В его душе много гнева. И… он ведь ненавидит вас. Человек подождал, пока останется один, затем встал и, мягко ступая, прошел к боковому входу, но заколебался перед тем, как открыть дверь личной столовой. – Да, конечно. С чего бы нет? – пробормотал под нос. С тем он и вошел. Широкий сводчатый потолок. Гобелены. Ковер, которому три века. Длинный узкий стол, у каждого края – по тяжелому деревянному креслу. В дальнем сидел Джек Ворон, с ногой на подлокотнике, с бокалом вина в одной руке и сигаретой – в другой. Человек ответил кивком на приветствия слуг – пара у каждой стены, спокойных и незаметных, без малого сливающихся с интерьером – и молча прошел к середине зала. – А, вот и он наконец, – буркнул Ворон, медленно, тяжело встал и пошел навстречу вошедшему. Человек подождал, пока Ворон приблизится, затем произнес: – Джек, я рад снова видеть тебя. И протянул руку с кольцом. Ворон посмотрел на кольцо в очевидном замешательстве, потом улыбнулся, сунул сигарету в рот, переместил бокал из правой руки в левую, пожал руку с кольцом и сквозь облако сигаретного дыма осведомился: – А ты как, черт возьми? Несмотря на неоднократно повторенный и разъясненный приказ, слуги чуть сдержались. Человек и не дрогнул, спокойно встретил взгляд Ворона и улыбнулся. – Джек, мы – неплохо. Но, как мы видим, ты ранен? Он указал на толстый слой бинтов под брезентовой курткой Джека. Тот рассеянно махнул рукой. – А-а, священник, учитывая обстоятельства, это сущие мелочи. Все остальные, кроме Кота и меня, трупы. Все. Команда мертва. Ее больше нет. – Да, Джек. Мы знаем. Они несколько секунд глядели друг другу в глаза. Ворон вдруг отвернулся, стряхнул пепел на ковер и взялся за графин с вином. – Все умерли. Всех убили, – сообщил Ворон и долил себе вина. Затем он шлепнулся назад, в кресло, и обиженно осведомился: – Ну, и как прошла ваша рабочая неделя? Дальше – больше. Слова и тон делались все оскорбительней и презрительней. Он обращался к Человеку: «Ваше Ослейшество». Он гасил сигареты о ближайшее, что оказывалось под рукой: о тарелки, бокалы, столешницу. Он был развязным и шумным, злым, непристойным – и отвратительным. Человек мало говорил, но его скорбное молчание, казалось, облаком висело у его края стола. Человек все больше боялся того, что слуги, впавшие от изумления в почти коматозное состояние, могут не выдержать, и встреча закончится насилием. Он обвел их взглядом и приказал: – Вы все – покиньте нас! Они отреагировали не сразу, но в конце концов вышли – с каменными лицами, медленно, нехотя. Луиджи остановился у двери и оглянулся. – Мы позовем вас, если понадобится. Луиджи по-прежнему стоял и смотрел. – Мой старый друг, все будет в порядке, – тихо заверил Человек. И тогда остался наедине с Вороном. – Вот это другое дело, – хихикнул тот. – Сейчас можно и по-хорошему тяпнуть. Он схватил кресло у стены, подвинул, чтобы поставить рядом с Человеком, но закачался и чуть не упал. И было нелегко таскать тяжелое кресло одной правой. И оттого в Вороне проснулось что-то, помимо ярости и злости – что-то глубже. И хуже. Он наконец подвинул кресло к Человеку, плюхнулся на сиденье и понял, что остался почти без вина. Он тоскливо посмотрел на почти пустой графин у себя на коленях. – Джек, у нас есть еще, – по-прежнему спокойно и негромко сообщил Человек и потянулся к графину рядом со своей тарелкой. – Мать твою, нет!!! – вдруг взревел Джек. Он привстал, попытался перехватить правой рукой графин, а левой, раненой, отшвырнул Человека к спинке кресла. Мертвая тишина. Оба, пораженные, глядели друг на друга. Ворон вздрогнул и выронил графин, и тот вдребезги разбился о стол. Красное вино потекло вокруг тарелки, хлынуло к краю стола. Ворон пытался, честно. Он старался изо всех сил. Он кинулся, стараясь остановить поток, и даже оперся предплечьем об стол, чтобы преградить путь вину. Увы, ничто не смогло помешать багровой реке. Она забрызгала, запятнала багрянцем молочно-белую, снежно-чистую мантию. И оба снова застыли, но глядели уже не друг на друга, а на пятна. Ворон взорвался. Он вскочил, завопил, заголосил, снова и снова плескал вином со стола на мантию и ревел притом все громче и громче, надсаживая голос: – Вот тебе, черт возьми! Вот тебе, святошливый ублюдок! Сейчас тебе самое время попробовать кровушки!!! Человек застыл, вжавшись в кресло, закрыв глаза, а ему в лицо, на мантию, на голову летели багровые капли, а над ним ревел и бесновался Ворон. Внезапно все стихло. Человек открыл глаза и увидел над собой гиганта с руками, одеждой и лицом, залитыми вином. Гигант дрожал от ярости. И от страшной неизбывной муки. – Ох, сын мой, – прошептал Человек. Его сострадание было неподдельным и живым. А искаженное яростью лицо Ворона будто раскололось пополам – и начало таять. Хлынули слезы, побежали по щекам. Он жалко, потерянно застонал – и упал на колени. Огромными дрожащими руками он обнял Человека за талию, прильнул, сотрясаясь от рыданий, будто ребенок, ищущий спасения и утешения, а старик держал его голову на коленях, и качал, и утешал. Ворон плакал и плакал. – Отец, это так ужасно! – хныкал гигант, а потом, всхлипывая, говорил о том, как ему жаль и как он виноват. Оба знали, что речь не о сегодняшнем дне и ужине. А потом, когда гигант почти уже заснул, он хрипло шептал и бормотал: «Господи, прости меня, прости меня, Боже…» А Человек снова и снова прощал его. Несколько часов спустя слуги так и не смогли уговорить Человека встать и потревожить спящего гиганта. Слуги подумали, что дело в бесконечном милосердии и сострадании Человека, бесконечной любви, побудившей всю ночь молиться о душе огромного хнычущего верзилы. Но дело было не в милосердии и любви, а в страхе. Человек не сомневался в том, что Джеку Ворону простятся его грехи. Но кто простит его, Человека, за то, что он снова посылает беднягу к чудовищам? Глава 4 Джек Ворон проснулся от невнятного кошмара на рейсе из Рима и взглянул на ангельское личико нового члена команды, отца Адама, спящего на соседнем сиденье. «Милый парнишка, – подумал Джек. – Наверное, я погублю и его». Затем Джек отправился спать, потому что какие угодно кошмары лучше, чем эта мысль. – Мне нужен вампир, – в сотый раз объявил Карл Джоплин. Кот сочно рыгнул. Аннабель положила мягкую белую ладонь на большое жирное плечо Карла и сообщила: – Дорогой, я знаю. Остатки Команды Ворона уже четвертый час сидели в баре аэропорта Монтеррея. Они пришли за час, чтобы разогреться перед встречей, и проторчали еще три, потому что опоздал самолет. Они представляли собой не совсем приятное зрелище.