А ведь все здорово. И с этой мыслью Феликс посмотрел туда, где сидела Она и спокойно разговаривала с Аннабель и епископом. И для Феликса во всей жизни достаточно было знать одно: Она выживет. Да. Выглядит отлично. Вообще-то, сейчас все именно этим и занимались: выглядели отлично – суетились и болтали в Комнате отдыха, среди стен витражного стекла и прекрасной мебели. В конце концов Феликс отважился спросить о деревянном колышке, который загнали в сердце Карла. – У нас всех такие есть, – пояснил Кот. – Пару лет назад с нами работал парень, бельгиец. Он сызмальства плотничал, вот и сделал всем. – И у тебя тоже? Неужто? Кот настороженно посмотрел на Феликса. – Ну да. Рядом поморщился Кирк, загоняющий патроны с серебряной пулей в револьвер. Кот заметил гримасу и ухмыльнулся. – Ребята, хотите такой? – спросил он. – Пожалуй, я в другой раз, – ответил помощник шерифа. – И на них всех написано одно и то же? – благодушно осведомился Феликс. – Нет. У всех разные. Мой так плоский, вроде весла. – И что там написано? – Мое имя. – И все? – Там кое-что на другой стороне, – сообщил Кот. – И что? – Мне кажется, парни, вы еще не готовы это услышать. – Попробуй – узнаешь. Кот ухмыльнулся от уха до уха. – Ладно. Там ответ на вопрос: где вам больше всего нравится кол? – Э-э? – произнес Кирк. – Скажи, что там написано, – буркнул Феликс. Глаза Кота дьявольски заблестели. – В слове «подколка»! – объявил он. Они рассмеялись – и тут рассыпалось брызгами первое витражное окно, осколки шрапнелью полетели в мебель, в стены. В ноздри ударила знакомая гнилая вонь. О Боже правый, они здесь. Они пришли! Он вскочил, развернулся к звуку и вытащил браунинг. На мгновение повисла жуткая тишина. Невозможно. Немыслимо. Ведь они просто сидят здесь и смеются, и разговаривают, и уже готовы ехать и убраться отсюда, и оставить за спиной… Все застыли от изумления и внезапного страха, с открытыми ртами, ошарашенные, не верящие в происходящее и такие усталые. Тварь, проломившая окно так, будто ее зашвырнули, потрясла лохматой головой, встала на четвереньки под окном, вытаращила кроваво-алые глаза, раззявила черную клыкастую пасть и зашипела. Феликс поднял пистолет, чтобы выстрелить, но тут грохнуло снова и разлетелось второе окно, закричали люди, бухнуло еще раз и еще, вся витражная стена обвалилась в зал. Твари в мертвой гниющей шкуре полезли сквозь обломки стекла и разваленные рамы. Шшшшшшшшшипение наполнило дом Божий, вонь отравила его воздух. Шею Феликса обожгло болью. Потекла кровь. А, разлетающиеся куски стекла. Он выстрелил во что-то, пробирающееся сквозь нагромоздившиеся обломки, и тут закричали снова. Кто? Кажется, человек епископа… Брайан, что ли? Так его звали? Монстр приземлился прямо на него и теперь стоял над ним на четвереньках, будто слюнявый доисторический медведь, а Брайан визжал, кричал и пытался выбраться из-под твари. Но та крепко держала его гниющей лапой, придавила грудь, а Брайан вопил и пытался отползти назад, суматошно размахивал руками, дрыгал ногами, но не мог уцепиться за толстый мохнатый ковер, а тварь над ним… Та ничего не делала. Твари не двигались! Они казались оглушенными, ошеломленными, почти парализованными, двое-трое стискивали морды распухшими руками. Монстров терзала лютая боль. Но их так много! – Святое место гнетет их! – вскричал епископ. Он поднялся и пошел, прямо в литургическом облачении, взялся за большой висевший на шее крест и высоко его поднял. – Это место! – торжествующе вскричал он. – Им не вынести Божьего дома! – Уведи их! – заревел Джек. О чем он? Феликс обернулся и увидел женщин, увидел ее! Боже мой, она здесь, рядом с чудовищами! – Уведи их! – снова заревел Джек. – Кот, Адам, уведите их! – Куда? Наружу? – Нет! – крикнул Феликс. – Отведите… в прихожую, да, и закройте дверь. – Да, на ключ! – крикнул Джек. – Кот, подгони «блейзер»! Скорее! И как раз тогда Брайан неудачно дернулся, приникшие к его горлу черные ногти прорвали кожу и хлынула кровь. Мертвый медведь пробудился, растянул серые губы и оскалил клыки. Феликс с Кирком выстрелили одновременно. Монстр опрокинулся, дико визжа и завывая. Но остальные, вся орава – и как же их много! – тоже пробудились. Они кинулись на людей, а епископ заорал на тварей: – Прочь, прочь, дети Сатаны! Изыдьте! Сгиньте! Он шел на них, выставив перед собой крест будто чертов пистолет. Епископу кричали остановиться, вернуться, отойти вместе с другими… Его схватила воистину огромная тварь с длинными черными волосами, в засаленном рабочем комбинезоне. Епископ ее не заметил – она подскочила сбоку, огромные мертвые лапищи упали будто стволы деревьев, охватили, стиснули… А Феликс не мог выстрелить! Епископ заслонял цель! Епископ не завизжал, нет. Он зарычал от злости, вывернулся из мертвой хватки и заревел в мертвые красные глаза, в липкие скользкие клыки, в шелушащееся разлагающееся лицо: – Во имя Христа!!! И сунул в лицо крест. О, как горела тварь! Поднялось облако пара, разнеслась вонь горелой плоти. А откуда взялось мощное сияние в том месте, где крест врезался в плоть? Упырь завыл от боли, затряс косматой головой, попятился, пытаясь отстраниться от неистового синего пламени – но епископа при этом не выпустил. Зато упырь его стиснул – дергаясь, то расслабляя хватку, то сдавливая сильней чудовищными лапами. Епископ закричал – его внутренности превращались в кровавое месиво – но не выпустил крест, не прекратил вдавливать его в горящую морду твари, не перестал очищать нечистое. Даже умирая. – Нет! – яростно заорал Кирк, прыгнул к чудовищу. – Отпусти его, грязная тварь… – Кирк, нет! – крикнул Феликс. – Уже слишком поздно! Но помощник шерифа не слушал. Он бежал вперед, а когда оказался за ярд от упыря, еще воющего от пылающего креста уже мертвого епископа, чудовище вдруг решило, что с него хватит. Тварь отшвырнула обмякшее тело, толстые как сучья лапы рванулись вперед, правое предплечье врезалось Кирку в лоб. И раздробило череп. И сломало шею. Кирк повернулся, изумленно посмотрел на Феликса, и тот увидел в его взгляде, или, скорее, почувствовал, как гаснет жизнь. То, что секунды назад было силой и молодостью, свалилось на пол будто дырявый мешок. Феликс глядел разинув рот, не веря своим глазам, и тут сбоку в него врезалось шипящее, клацающее зубами. Он покатился вместе с тварью, поломал ножки стоящего рядом стола, тот покосился и Феликса придавило к уткнувшейся в пол столешнице, но стрелок почти не заметил, потому что едва не сомлел от гнилостной вони. Тварь зашипела, схватила, но стрелок умудрился вывернуться, ткнуть левой рукой в глотку точно под клацающими челюстями, посмотреть прямо в глаза чудовищу. Те пылали багровым огнем, и в них была только первобытная, неистовая жажда – его, Феликса, крови. Склизкие серые клыки клацали все ближе, рука соскользнула с шелушащейся глотки, монстр ухватил за голову с обеих сторон, наклонился, чтобы воткнуть клыки в горло, в щеки, в глаза. Зрачки чудовища почти расплющились, стали щелями, и в них светилась кровь. Ведь говорил Джек Ворон, что эти твари – не от мира сего.