То, что Федор такой подробный расклад дал, меня не удивило. Атаман бойцовской артели, что довольно большую территорию под своей защитой держит, не только руками и ногами валить противника умеет. Он головой работает, решения принимает, а для этого информация требуется. Причем полная и свежая. Кто его не знает, посмотрит — мужик и мужик, на вид — не богатырь даже. На свадьбе срамные частушки бабьим голосом поет. Это — для чужих. Свои к нему — по имени и отчеству, с полным уважением. Меня сам Федор не расспрашивал. Знал, придёт время — сам расскажу. Пока он меня в тутошнюю жизнь вводил, коль уж я сюда вернулся. — В волости как дела? — дошла у меня очередь и до этого вопроса. — Никак. Дальние мы, не догребли до нас руки у новой власти. Флаг — повесили. Вот как… Тогда, по сути, бузники в волости за порядком следят. Само-собой, без всякого мандата. Где-то там революции одна за одной, брат с братом в бой роковой вступают, вихри враждебные веют, а в волости Федор Терентьевич опять за всё в ответе. — Федор Терентьевич, а Павел Павлович как? — справился я о земском фельдшере. Сейчас — уже не земском. Отменила советская власть земское самоуправление. — Фельдшер-то наш? Жив, чего ему сделается… Медицинский пункт его закрыли, так он из дома лечит. Тут Федор неожиданно соскочил с телеги, залихватски свистнул и сыпанул очередной частушкой. Ах ты! Ох ты! Чаво же я не дохтур? Я бы сам себя лечил Пока бы не подохнул! У Федора на каждый случай частушка припасена. Такой он и есть… — У него и жить будешь — всё старику веселее. Вот, Федор Терентьевич и с жильем для меня вопрос заранее продумал. Не удивлюсь, что уже и с Павлом Павловичем переговорил. — Высоковские как? Когда я из села уезжал, у артели Федора с ними мира не было. — Давно замирились. Волей-неволей. Мужиков-то, что у них, что у нас — почти не осталось. Случись что, друг-другу помогаем. Хорошо, что ты вернулся. Павел Павлович-то, открылся мне, что многому тебя научил, а я вижу — ты, Ваня, ещё где-то добавил. Так, вот почему Федор Терентьевич на меня всё так внимательно поглядывал. Крупная и мелкая моторика у бузника — не как у обычного человека. Артельные несколько иначе движутся, да и не только. Чужому, несведущему, это и, может, не заметно, но не Федору же. — Покажу, — не стал скрывать я. — Век живи, век учись, — озвучил непреложную истину Федор Терентьевич. — А, всё дураком помрешь. — подмигнул я вознице. Федор рассмеялся. — Так, давай по чуть-чуть, дорога-то долгая, а всё короче будет. Не дожидаясь моего согласия, Федор Терентьевич потянул к себе холщевый мешок с гостинцами кума. Там — было. Четверть. За неимением питейной посуды мы отхлебнули прямо из горлышка. Тут уж, душа — мера. Глава 20 Люди Лысого Мы выпили и по пирожку с грибами умяли. Хорошо… Травка зеленеет, солнышко блестит… Мир как-то просветлел даже. С версту проехали и Федор Терентьевич снова руку к мешку с гостинцами кума протянул. — Ручки зябнут, ножки зябнут… — залихватски подмигивая мне начал возница. Кстати, этому стишку я его в своё время и научил. Правда, стишок — зимний, но — какая разница… В текущую ситуацию укладывается. — Не пора ли нам дирябнуть, — закончил я начатое Федором Терентьевичем. — Во, правильное предложение! В руках атамана уже красовалась четверть. — Ну, по чуть-чуть, — обозначил дозу Федор Терентьевич. Четверть была протянута мне. Я сделал глоточек. Атаман приложился гораздо солиднее. Ну, всё, попала вожжа Федору под хвост… В мешке, что дал кум, на два пирожка стало меньше. Так мы и ехали. После ещё одного причащения Федор Терентьевич частушки запел. В большинстве своем, для меня новые. — А, не вернуться ли нам? — вдруг получил я заманчивое предложение. — Агапит просил скорее вернуться, — напомнил я возжелавшему продолжения банкета. — Точно, точно! — нахмурился Федор Терентьевич. — Просил Агапит. Знает он что-то. Знает. В Вятке его электрической машиной лечили, вот после этого он знать начал… Скажет — обязательно сбудется. Вот оно как… При мне, когда я в психиатрическом отделении работал, там никакой электрической машины ещё не было. Значит — купили. Молодцы… Растет материально-техническое обеспечение медицинской помощи в Вятской губернской больнице. После моего напоминания об Агапите Федор Терентьевич начал стимулировать увеличение скорости лошадиной силы, что тащила нашу телегу. Результативностью его действия не отличались. Лошадка, как шла, так и продолжала двигаться. Только один раз голову к нам повернула и посмотрела укоризненно. Забыл, видно, её хозяин, что тише едешь — дальше будешь. Пирожки у нас кончились, но как ни странно, нас это не огорчило. Закуска, она градус крадет. К полудню, что я, что Федор Терентьевич были уже хороши, поэтому не заметили, как из кустов на дорогу человек вышел. Лошадка Федора в него чуть не мордой уткнулась и встала. Тут на него мы внимание и обратили. — Давай, слазь с телеги, — сказал непонятный мужик и ещё ручкой своей нам небрежно помахал. Куда-то на землю, чуть не под копыта лошадки. — Чо надо? — добродушно спросил его Федор. — Слезайте, кому сказано! — повысил голос мужик. Тут на тракт ещё двое вышли. — Во, подвалило… — мотнул головой Федор Терентьевич. Что подвалило, мне оставалось только догадываться. Сам возница с места не сдвинулся, а мне на дорогу пальцем указал. — Слазь. Покажи, чему научился. Мля… Он, что сейчас увидеть возжелал, как я свои умения в боевых искусствах увеличил? Одурел? Один против троих, ещё и вооруженных? — Давай, давай, — поторопил меня атаман бузников. — Не робей. Легко сказать… Не ему сейчас шкуру продырявят… Я спрыгнул с телеги.