Такие вот дела… Иные, всё за булку готовы отдать. Отдам я слепо И бестолково, Сквозь смех и слёзы, Добро моё, — И все совдепы, И исполкомы, И совнархозы, — Всё — за неё! — Всё, Ваня, пришли. Раскладываемся. Илья Ильич кивнул мне на свободное место в ряду, где старыми вещами торговали. Я расстелил прямо на земле видавший виды мешок, а антиквар и выложил на него свой товар. Глава 6 Терехин Илья Ильич занялся своей торговлей, а я в сторонке за его спиной встал. Конечно, рискованно мне с ним на Сухаревке появляться, но тут такой муравейник — попробуй заметь меня. Кстати, милиция здесь особо и не появлялась. Это я в первый приход с антикваром сюда заметил. И в прежние времена полиция на этом рынке порядок навести не могла, а сейчас и подавно. Жила Сухаревка по своим неписаным законам. Тут, главное, рот не разевать и куда не надо не соваться, тогда и при своих интересах останешься… Может, и с прибылью. Что-то даже у Ильи Ильича и покупали. Цены он не ломил, а ещё и у него постоянные покупатели имелись из среды коллекционеров и перекупщиков. Антиквар был давно в деле, ну и репутация у него имелась. Я по лицам проходивших мимо взглядом скользил, так — без всякой цели. Думал, как Илье Ильичу про нужные документы мне правильно сказать. Ещё и о жизни теперешней размышлял, взвешивал плюсы и минусы. Всё как-то пока тут запутанно было, происходящее с моими представлениями не всегда совпадало. Ну, как про эти годы в школе на уроках истории рассказывали. Новая советская власть тут уже скоро как год будет. Однако, обещанные рабочим фабрики и заводы так и не передали. Я, когда про ля-куртинские события рассказывал, часто там бывал. Так вот, на большинстве производств, кому раньше фабрика принадлежала, так тот ей и владел. Некоторые — стали государственными. Те, кто у станков стоял, так и остались наемными работниками. Ещё и покупательная способность их заработных плат снизилась. Рублей они получали теперь больше, а купить на них могли меньше. Впрочем, такое уже не первый год тянулось, с начала войны жизнь рабочих и их семей всё тяжелее и тяжелее становилась. Земля. В этом вопросе тоже пока много непонятного было. Сам я в деревне после фронта и каторги не был, но про массовую передачу земли крестьянам пока не читал и не слышал. Застопорился как-то данный вопрос. Крупная торговля находилась в упадке, зато на Сухаревке и на улицах столицы — тысячи и тысячи торгующих. Работать бы надо, а народ только покупает и продает, покупает и продает, меняет шило на мыло… Мир с германцами заключили… Здесь у меня просто слов нет. В общем, пока у меня отношение к новой власти неоднозначное. Ещё и преследует она меня. За спасение жизни человеческой, пусть и императора. Тут мой взгляд за человека, что перед товаром Ильи Ильича стоял и зацепился. Ему разложенное на мешковине было не интересно, а вот на меня он глаза пялил. Мля… Сидел бы я дома… Нет, а вроде он мне и знаком! Не из карательных органов мужик-то, что меня ищут, а здорово похож на моего сослуживца. — Доктор! Иван Иванович! Точно. По Франции он мне знаком… — Ходит у меня нога-то! Ходит! Как не ходить, всё я ему тогда хорошо и правильно сделал. — Доброго здоровья, Терехин. Запомнил я фамилию этого солдата. Когда он в разряд выздоравливающих перешел, много в лазарете помогал. Я даже подумывал у себя его оставить. — Каждый день я Богу, доктор, за тебя молился. На фронте, а потом и в Африке. Так, в Африке он был. Тоже — ля-куртинец? Что-то я его в лагере не помню. Впрочем, там нас не одна тысяча была, а я из лазарета редко выбирался. Не до того было… Терехин чуть не через голову Ильи Ильича перепрыгнул, тот в этот момент на корточки присел, что-то там со своим товаром занят был. — Вот не думал кого тут встретить… — широко улыбался солдат, показывал всему миру немногие оставшиеся у него зубы. — Сам-то как здесь? — прервал я его словоизлияния. — Спасибо нашей советской власти народной. Не бросила на чужбине. Послали за нами пароходы. Поклон Ленину до земли. Свечки за него буду теперь ставить… Вот, а Терехин новую власть благодарит, за Владимира Ильича свечки будет ставить. Она ему не хуже родной матушки, не бросила, с каторги вызволила. — Домой я сейчас добираюсь. Говорят, скоро в деревне землю делить будут… Опять Терехину подфартило… Его это власть. Из истории, что в школе изучал, я помнил, что земля не очень долго в руках в тех, кто её обрабатывает, останется. Колхозы по всей стране начнут организовывать, станет землица колхозной. Вроде, как и своей, но не своей… На этот счёт у меня опять полного понимания не было. Хотя, в колхозе я работал. Осенью по целому месяцу на первом и втором курсе собирал картошку перед началом занятий. Правда, собирал не долго, почти сразу в бригаду грузчиков пристраивался. Наполняли ведра клубнями всё больше девицы, а немногочисленные парни-студенты медики мешки с картошкой на машины и в тракторные тележки грузили. Долго рядом со мной Терехин не задержался. Всё у него уже было домой куплено и на поезд он торопился. — Бывайте здоровы, Иван Иванович, — попрощался со мной бывший пациент. Всё. Сегодня же вечером про нужные бумаги я Илье Ильичу скажу. Пришла пора мне из первопрестольной убираться. Доберусь до села Федора, а там видно будет. Глава 7 Прощай, Москва! — Пошли, Ваня, домой. Расторговался я. На старом мешке, что лежал на земле, было пусто. Принесенное антикваром на Сухаревку нашло новых хозяев. Илья Ильич выглядел довольным-предовольным. Сегодня он сам может Ивана Ивановича угостить, а то уж, если руку на сердце положить, сколько дней за счёт своего гостя питается. Сам Иван Иванович за столом не сильно зубастен. Поклюет немного и всё. Как будто что-то мучит его постоянно, гнетёт. Как вина какая-то за ним. Кто чует меч над шеей преступною, Тому не в радость яства Сицилии… Так Гораций в своих «Одах» пишет. Там, где про меч сиракузского тирана Дионисия Старшего, что висел над головой Дамокла. — Пойдёмте, Илья Ильич. Я был рад быстрее с Сухаревки убраться. Одного знакомца уже сегодня встретил… Хватит. Так и чекисты, мною в живых оставленные, могут сюда забрести. Кстати, вполне такое вероятно. На Сухаревке одна половина Москвы торгует, а вторая — покупает. По дороге к дому Ильи Ильича мы купили съестного. Антиквар за каждый рубль торговался. Мне показалось, что это ему даже удовольствие доставляло. Не спеша при свете керосинки мы поужинали, а там уж я к разговору про то, что мне поддельные документы нужны, перешел. Начал со спасения Николая Александровича. У Ильи Ильича от удивления даже глаза на лоб полезли. — Вот оно как… Старик несколько раз меня переспрашивал, всё до последней мелочи ему было интересно про моё деяние.