Шатци сказал вполголоса: — Гном у тебя, Фатик, по-прежнему не блещет… — Он звучно постучал себя по лбу. — Талиэль обещал заглянуть в голову каждого, прямо сюда, — найти шпиона и вытащить чужие глаза наружу… Так что за штука нужна от тебя магам? Она ведь все еще при тебе? Бог-в-Себе, дорогой Шатци, но вот только зачем она им нужна? — Талиэль — один из твоих эльфов, кто остался жив? — Он. Брат его прыгнул в провал и пропал, хе-хе-хе. Я ведь и сам должен прыгнуть в провал… и пропасть. Или — победить. Добраться до Источника и во всем разобраться на месте. Впрочем, Талаши сказала, что с прыжком в провал у меня не сложится. Да, и сначала я должен буду спровадить туда Квинтариминиэля. Тут я вспомнил, что Талаши поведала мне кое-что еще. Наследник Гордфаэлей погибнет в Зале Оракула. Получается, я не должен брать Шатци с собой? А кто же покажет мне путь в Зал? Но, взяв Шатци с собой, я обрекаю его на смерть? В то же время, не пройдя в Зал, я не выполню то, что до?лжно. Чертова дилемма. Хренов моральный выбор. Да, да, да, я пожертвую сводным братом, лишь бы спасти мир, мир — и свою женщину. И пошли вы все туда, куда не хотите идти! Фатик стал подлецом, так и запишите в книге судеб! И ни черта я Шатци не скажу — во-первых, он все равно пойдет, а во-вторых, у меня нет желания объяснять. С другой стороны — Шатци уже побывал в Зале и не умер, так может быть, его демон удачи сумел обвести смерть вокруг пальца? В любом случае я должен прибыть в Зал. И я надеюсь, что наследник Гордфаэлей не врежет там дуба. — Что еще сказал этот… Талиэль? Шатци вдруг подобрался, двинул плечами, завертел головой. — Хм, хм… Сказал, тебе кровь из носу понадобится узнать ответ Оракула. Он, дескать, это видит … Фатик? — А? — Слышишь шепот? — Что, Шатци? — Шепот! Талиэль сказал, что слышит какой-то шепот, что у нас немного времени. — Не понимаю, о чем ты, но давай торопиться. — Да, завяжем всем глаза. Стойте здесь, я вернусь. — И он направился к трупу Альбо. Последовали протесты. Слабые, вроде писка, со стороны Имоен и Монго, невнятные в виде гудения — со стороны Скареди, и громогласные, гневные — от Крессинды. — Я точно знаю, что я не шпион! — ревела она. — А кто вообще может сказать, что ты — не шпион? Какие твои доказательства? — Она ткнула большим пальцем в Шатци. — Или вот этот — полоумный лысый безбородый гном? Яханный Офур… Да как у тебя язык повернулся сказать такое мне, своей невесте? Ее губы задрожали, и она огласила переход рыданиями, спрятав лицо в ладонях, которые были едва ли меньше моих. На Шатци женские слезы не действовали. — Тем не менее, леди, я завяжу глаза всем, кто вышел из Катрейна, — сказал он и, сдобрив слова ухмылкой, шагнул к Крессинде с полосками ткани, отрезанными от одеяния Альбо. — Кому не по нраву сей аксессуар, — может оставаться здесь или выкатываться наружу к едреной матери. Крессинда вырвала шмат ткани из его руки: — Не сметь трогать меня! Я сама! Я не в хлеву родилась! И никакая я не леди, леди у тебя в штанах вшей ищет! Я — Жрица Рассудка, так и запиши на своем чугунном лбу! Она утерла слезы, завязала себе глаза и гневно топнула ногой. Я еще кое-что поясню вам, ладно? Мой отряд всю дорогу до Оракула служил для отвлечения внимания посланцев Вортигена. Естественно, в число обманного отряда были включены гномы, эльфы и люди — представители разных сословий, — то есть отряд мой был точной копией того отряда, который вел Шатци. Свирондил Альбо представлял культ Атрея, сэр Джонас Скареди — рыцарское сословие, Монго Крэйвен — недобитых дворян, Имоен — свободное крестьянство и охотников с нагорья Тоссара (на самом деле там держали власть друиды, но это не суть важно). Гномша Крессинда Доули являлась посланницей гномской феминократии. Квинтариминиэль и его дочь Виджи Риэль Альтеро выступали от лица эльфов Витриума. Итак, мой отряд был точной копией отряда Шатци, и нам в полной мере удалось обмануть смертоносцев Вортигена. А тем временем отряд Шатци первым дотопал до Оракула, и представители сословий, а также эльфов (на самом деле остался один эльф) и гномов выслушали ответ, о котором вы уже знаете. Теперь дело оставалось за малым — вернуть всех обратно в Фаленор. Там члены настоящего отряда разойдутся по домам и убедят всех, что Шатци Мегарон Джарси — истинный наследник, под знамена которого должен встать рассыпающийся Альянс. А вот мой обманный отряд, состоящий из патриотов и праведников, готовых умереть в любой момент, оказался с гнильцой. Со шпионом. К счастью, шпион был не Вортигена, а магов Талестры, игравших в свои игры. Однако соглядатая необходимо разоблачить и выкорчевать, дабы маги Талестры не совали в дела Альянса свои длинные руки. И в этом разоблачении я — Фатик Мегарон Джарси — должен принять самое деятельное участие. Как-то так. Используя обрезки ткани, мы превратили зубастых праведников в слепых крольчат. Опасно, безусловно, это было опасно, но я положился на удачу новоиспеченного лидера Альянса. — Вперед! Верить можно только мечу… и топору! — хохотнул Шатци и крутанул топор, мой топор. Внезапно брат всхрипнул, схватился за голову свободной рукой и устремил на меня взгляд, в котором застыли осколки льда. — Фа… Фатик… Все, что я тут… Опомнись! — Шатци? — Шепот! Шепот… Проклятие! Да не слышу я шепота! — Голоса в твоей голове? — Нет! Шепот, не голоса!.. — Взгляд брата затуманился, но очистился за какой-то миг. И вот уже Шатци взирает на меня с прежней глумливой ухмылкой. — Шатци? — Хе, Фатик, забудь. Забудь. Нужно идти. Я оглянулся, снедаемый недобрыми предчувствиями. Альбо казался в полумраке статуей из алебастра, статуей, что небрежно прикрыли одеждой… Туша чорона уже начинала издавать знакомое зловоние. Еще пара минут, и она распадется прахом, подобно гшаану. Или чирвалам, или шаграутту, нашедшим успокоение на дне пропасти Дул-Меркарин. Гродар лежал на боку, львиная грива запахнула демонскую морду, сквозь окровавленные слипшиеся пряди блестела крупная бусина глаза. Я подумал, что Охотник Борк, если он встретится мне на пути, вряд ли будет столь же легкой добычей. Да и мешочков с огненной смесью у меня больше нет. Но со мной брат, настоящий пробивной талисман! Сладим, сдюжим, прорвемся! Виджи я понесу, а принц… — Скареди? — Да, мастер Фатик? — Вытяните руки, вот так. — Я осторожно сгрузил на руки паладина Квинтариминиэля. Весил он не то чтобы очень много. — Ваша ноша, Скареди. — Святая Барбарилла! Я слеп, ровно крот! — Это принц. Вы его не уроните. Самантий! Трактирщик, задыхаясь, подковылял ко мне, грохнув сковородкой о стену. — Будешь его сопровождать. Придерживай под локоть. Ты его глаза. Голубые очи. — Ясно, Фатик. Это справедливо! Эк тебя переклинило на справедливости, приятель. — Тулвар! Пойдешь следом за ними. И молчи! Молчи!.. Молчи, я сказал! Крессинда, клади руки на плечи Тулвара. Монго — на плечи Крессинды, Имоен — на плечи Монго. Если кто-то уберет руку — значит, он хочет снять повязку. Если он хочет снять повязку — значит, он и есть предатель. — Так я сказал, разумеется, блефуя: руку можно снять с плеча по десятку причин и поводов. Но припугнуть моих бывших праведников — а ныне вполне сложившихся лжецов — стоило. — Олник — замыкающий. Да, черт подери, я приказываю тебе охранять наш тыл! Если кто-то снимет руку — закричишь! Так мы и двинулись — самый нелепый отряд в истории посещений Оракула. Я шел рядом с братом, Виджи спала на моих руках сном младенца, немного приоткрыв рот. Я мог бы нести ее вечно (и любить — тоже). — Нам долго идти, Шатци? — Нет, Фатик. — Он снова заговорил шепотом: — Будь спок, прорвемся, и всем по черепку настучим, кто захочет, а кто не захочет — тех мы за ноги подвесим. Гритт, что за шепот имел в виду Талиэль? Понятия не имею, Шатци. Я знаю, что иду в Зал Оракула, где тебе обещана смерть. И я рад, что наследником престола оказался ты, мой сводный брат. Я бы не справился. А тебе и справляться не нужно — дуракам сопутствует удача. Мы продвинулись шагов на сто, редкие светильники освещали наш путь. Дважды мы встречали трупы аколитов, некоторые были изрублены с особой жестокостью — это явно постарались посланники Вортигена. Затем впереди показался изгиб коридора, мы повернули и увидели туман, устеливший пол серовато-желтой периной. Тот самый туман. Его просто не могло тут быть. Однако он был. Теперь я понял, о каком шепоте толковал Шатци. Чуждое явилось. Оракулу, как и храмовой горе, осталось недолго. Когда варвар чувствует приближение смерти, ему надлежит убежать. 3 Я охнул. — Туман… — проронил мой брат, шумно потянув носом. — Не дым, нет. Вообще не пахнет. Морок явный. — Всем стоять, — успел сказать я, и тут Виджи изогнулась с протяжным хриплым вздохом. Это случилось так внезапно, что я едва не выронил ее; тень птицы со сломанными крыльями метнулась по гладко отесанной стене. Затем эльфийка обвисла на моих руках, запрокинув голову. Я подставил под ее затылок локоть, взглянул на лицо. Его исказила застывшая гримаса боли, однако в сознание Виджи так и не пришла. Только теперь это был не сон, нет, болезненное забвение с полузакрытыми глазами.