— Тьфу на тебя! — возмутилась Варвара, на ноги подскакивая. Лешачихой ей становиться не с руки как-то. — А может, ты и сам леший, просто Тихоном прикинулся! — А может, — согласился вдруг парень. И разглядела Варя улыбку его. Не привычную хитрую, а будто со звериной тенью какой-то — когда веселье на лице не совсем доброе проступает, опасное будто. Куражистое зато. Отшатнулась от него Варвара. Не то, прям испугалась — девка-то боевая. Вот только боевичить с Тихоном не хочется очень. А лицо у Тихона уж поменялось — обычное стало. Оглянулся он по сторонам, Варю в плечо легонько подтолкнул: — Пошли уже, не всю же ночь здесь куковать. Мамка конечно дома не обрадовалась — бранить начала было. А вот бабка наоборот — не сказала ничего. Только хитровато на Варвару глянула. *** Легко и быстро у Варвары забор получилось перескочить. Чуть к поташне[2] взять, из-за угла у неё выглянуть. Да Тихона опять завидев, на крышу в один миг и забраться. Колотится у Варвары сердце, пока она к настилу прижимается да ниже стать старается. Чего за угол просто не спряталась? Да Варвара и сама не знает. Просто разум что-то отключаться стал, когда вдруг Тихона завидит. Сразу и настрой боевой куда девается. И слово умное молвить сложно становится. И вообще смотреть только на него хочется. И когда красивым таким стать успел? Вот ото всех парней отличается. И этот не такой, и тот неправильный. У Тихона только и лицо мужеское, и голос глубокий, и плечи широкие. И волосы так, как надо вьются. А у всех остальных — недоразумение сплошное. И чего-то стесняться его Варвара начала. После той ночи, что в лесу они сидели. И сама себя даже ругать начала, что следом увязалась. И что ругалась с ним ране. И вообще… Да только всё равно не без радости думает, что так ведь и не пришёл к Тихону на встречу тогда никто. Так шибко Варя головою вниз далась, что аж подбородок заломило — это Тихон обернулся неожиданно и зачем-то. Одни глаза у Вари над крышею торчат. Видят, как снова в чуть ли не в припрыжку Тихон дальше зашагал. Чему только обрадовался, непонятный? *** Как пожар тот начался, никто в разумение взять никак не мог. Тучи сгустились. Тяжёлые, чёрные, будто дым апосля костерища в небо повалил. Тяжёлые, мрачные. Того и гляди к земле притянуться норовят. Замерла земля та. Цветы головки малые попрятали, точками капельными прикинувшись. Будто просили безмолвно — не нужно дождя насылать, уже есть тут влага небесная. Да маленькие они больно, чтоб боги высокие их расслышали. Свет сначала село озарил. Яркий, того и гляди ослепит всех. Холодный, не от солнца. А потом удар такой раздался, словно молот огромный Перунов по середине треснул. Покачнулась земля, кажется. Ветер жестокий завыл — того и гляди мёртвые из-под земли вылезать начнут. Крик тогда раздался чей-то. И дым цветом с небом грозовым сливаться начал, кверху пополз. И огонь как раз пожирать поташню начал. Сильный, огромный — лапищами своими размахивать стал, словно людей страшно подзывая. Да на окрестные дома метить начиная. Из поташни повыбегал народ. Шум, сумятица поднялись. Скот голосами мощными загрохотал, волнение людское подниматься стало. За вёдра хвататься стали — тушить. Ведь ветром сейчас разнесёт пламень яркий, все дома деревянные и поглотит. Сильный огонь получился, злобный. Не хочет люду подчиняться, сопротивляется. Опалить всё пытается, зачернить всех. А сам так и пожирает построение деревянное. Хватает Тихон у Вари ведро с водою да прямо в пасть горячую выбрасывает. Вроде и приструнится пасть, а потом будто вторую открывает. Будто как у змея, много у огня голов смертоносных. Вторым ведром уж Стоян борется, а Варя за новыми бежит. Никогда так резво ноги её не носили, как сейчас — всё мысли подгоняли, что ежели сейчас не справятся… Староста командует — зычно, громко. Сурово даже. Будто поспорить с богами пытается, что на поселение напасть такую наслали. Словно даже ростом Владимир выше стал. На себя что ли хочет внимание Перуново перевлечь? Чтоб дал уж пламени стихнуть. Которое мужиков всех уж в чёрный перекрасило. А они всё равно- зубы постиснут, пот со лба смахнут, и обратно. У баб вёдра дёргают. Ругаются, на чём свет стоит. Да дело своё туго знают. Вот уж пламень загоняется потихоньку, чёрными струпьями покрывается. Задушить уж думает, а не сжечь. А на него только сильнее навалились дружно, уж победу предчувствуя. Будто огонь жуткий и сердца чужие зажечь смог, что в едином порыве биться стали. Покуда голос испуганный, Дарьин, вроде, воздух не прорезал: — АНИСЬЯ-ТО ГДЕ?! Как обухом по голове Варю ударило. А все и припомнили разом, что бабка-то её внутри, в поташне была. А теперь её и нету нигде… Вывалились у Вари вёдра её, уж все руки оттянувшие. Полилась по земле влага спасительная. А Варя и не заметила. Ток поскользнулась на ней, когда к двери, прогоревшей насквозь полетела. Чего делать собиралась? Сама не знает. Только мысль перепуганная в голове стучит: «Бабушка…» Да слезы глаза щипать начинают. А по всему телу тоска набивается. Больно Варе стало — в плечо её толкнули, чуть с ног не сшибли. А покуда Варя равновесие удержать старалась, Тихон мимо промелькнул да внутри дома горящего и скрылся. Хотела Варя следом дёрнуться, да уж держат её женщины местные. Увещевают что-то. Только не слышит их Варвара. Для неё весь мир будто остановился. Замер. Только сердца стук его сотрясает. Да мысли в голове роятся перемешанные. Бабушка улыбающаяся перед глазами стоит. А в горле замораживает будто чего — не смотри, что жар стоит. Да где же она… И Тихон… Мысли сами собою путаются. Будто отрывается внутри чего. Нет их… Как саму Варю молнией поразило. Мысль пришла, а тело закаменело всё. Будто исчезнуть пытается. На части развалиться. Вдруг… Не верит Варя, что среди дыма едкого рубашка мелькнула. Да передник, цветастый раньше. Вывалились они, будто не всерьёз. Понарошку. Может, кажется это Варваре, разума лишающейся? Как бабка её лицо отирает, на земле сидючи. Как Тихон дыхание перевести пытается да зубами белыми вроде как улыбается. Как лица их дождём омывает, что наконец с неба выливаться стал. Что жива и бабка, и Тихон. Выпустили её, наконец. Смогла Варя, шатаясь, около бабки бухнуться. Пальцем в щёку впалую тыкнулась. Вроде настоящая. И глаза такие же — светлые, живые, чумные только. А Тихон-то здесь? Вот он. Стоит, пошатываясь. Поднялась Варя на ноги. Глазами она с Тихоном встретилась. Вроде дрогнуло у него что-то внутри. Губы как-то странно искривились. Тут у Вари все силы и закончились. Потянуло её вперёд сильно. Прям на грудь Тихону. Запах гари в нос ударил. Лицо к груди чужой прижалось. А руки — за спиной сцепились. Дрожь у Вари по телу пошла. И радость, и страх будто её на части тянут. А руки Тихоновы кольцом сзади касаются. И тепло по-человечески очень стало. [1]Травница — кукла, славянский оберег. [2] Поташня — пекарня. Глава 9. Венок Свет солнечный на поляне переливается, в листьях медовых да среди ягод созревших кружит. Бочки у них налились уже, точками сладкими на прохожих поглядывают. Только нечего ягодам бояться — не за ними Варя с Тихоном пришли. Да и вообще — всё равно им, где ходить. Лишь бы поближе друг к другу идти. Смеётся Тихон весело, отчего лучики солнечные будто в уголках глаз его собираются. Брови тёмные на лице играют. Руки крепкие в бока упираются, будто больше себя показать Тихон хочет, чем на деле есть. А Варе и радостно, и волнительно от того. И на каждый смешок Тихонов, что грудь ему могучую поднимает, в щёки будто теплом стучится. И потому, дабы не заметил красноты такой Тихон, шлёпает его Варвара по локтю: — Чего расхохотался? Всех птиц в округе перепугал… — Да просто зачем ты чёрта мучила? Вот правду говорят: коса длинная — ум короткий. — У меня и не длинная коса, — с гордостью Варвара отозвалась, ладонью по волосам в доказательство проводя. А уж когда Тихон то же самое сделал — по волосам её ненавязчиво коснулся… Кольнуло у Вари в груди. И радость сердце скрытую по телу погнало. А заодно и Варю — побежала она по тропинке вперёд. Легко бежать ей, ноги сами от земли-матушки отрываются. Тень по ковру травяному переливается. А сзади чуток ещё одна её нагоняет. Да быстро как — нет у Вари никакой возможности убежать-то. Да разве ж она хочет? Но в раж уж вошла, так что больше ещё скорости набрала. Радуется. Счастьем Варвару захлёстывает. Чувство такое, будто за тридевять земель сейчас убежать сможет да не запыхается. Сила внутри какая-то бьётся, захлёстывает. Смехом наружу выходит. На поворот тропа пошла. Тут вроде Тихон её обгонять собрался? Нет уж — дело чести теперь для Варвары первой прибежать. Так что втопила она посильнее, даже зубы от натуги сжала. Язык бы не прикусить. Аж все мысли из головы вместе с ветром вылетели. — Ты чего делаешь?! — слова у Вари поперёк мыслей вылетели. Потому что руки чужие её как раз поперёк тела схватили. Сильно так, аж тряхнуло. Не сразу она сообразила, что тропа под ногами куцая какая-то стала. И сейчас только, в возмущении захлёбываясь, припомнила, что за поворотом этим всегда овраг был. И сейчас есть. Как раз около него Варя и стоит. К Тихону прижатая. А то б и вниз, глядишь, полетела. Не ответил ей ничего Тихон. Не засмеялся даже привычно. И так всё понятно. А Варя только из рук его выпуталась. Огнём вся горящая. И на Тихона не глядящая. Дальше уж чинно по дорожке пошла. Тишиною только маясь. Как на зло молчит Тихон. А Варе только руки его на теле вспоминаются. — А я в Нави была, — сама Варвара не поняла, зачем такое ляпнула. Да слово — не воробей. Видно, чтоб внимание Тихоновское чем отвлечь. — Так и про Агнешу узнала. Не удивился только чего-то Тихон. — Да понял я уж, что такого не наворожишь особенно. Опять тишина повисла. Дальше Варя с Тихоном пошли. А Варе и смешно уже — надо же, чуть с обрыва не улететь. Это на неё так Тихон влияет, видать. Оглупляюще. А тот вдруг на неё хитровато глянул — глаза прищурил до щёлочек, брови густые сами собой приподнялись. И улыбка белозубая мелькнула. — Ты секреты хранить умеешь? — спросил. Да Варя и не знает — умеет али нет. Вроде и не доверяли ей никаких секретов до этого. Но когда так спрашивают, остаётся только кивать согласительно. А у самой в груди всё затрепетало — интересно очень стало, чего ей Тихон говорить хочет. Даже потянулась к нему вся Варвара, того не замечая. — Ай! — это не Тихон. Это Варвара же и прокричала. От неожиданности. Потому что прям на темечко ей что-то бухнулось. Тяжёлое такое. Злобное. Да когтистое. Покуда Варя поняла, чего делать надобно — оно уже на Тихона перескочило. Хвостом рыжим мелькая, кисточками ушными шевеля недобро. Чуть ли зубами не стуча. Не понравилась белке этой Варя. А Тихон — ничего, вроде по душе пришёлся. Сидит у него белка дурацкая на плече, лапками мелкими рубаху перебирает. Глазками острыми по сторонам пуляет. — Это что ещё? — вопросила Варя Тихона, на белку в упор глядя. — Подружайка твоя? А белка отвечать гордо не стала. Только спиной выгнулась да обратно не дерево прыгнула, в ветвях скрываясь, будто и не было её. Тихон же задумчиво как-то — печально почти — её проводил. Аж сердце у Вари сжалось отчего-то. Коснулась тогда она руки его. Вздрогнул Тихон. С удивлением на Варю поглядел, будто в первый раз и увидел. А потом пальцы его на Варвариной руке и сцепились.