Глава 10 «Сириус» Мое тело на секунду застыло, одновременно сознание работало всю катушку: я спешно активировал «Витру Борем». Для использования этой магии руки не слишком нужны, можно просто проецироваться точку выброса энергии, лишь концентрируя внимание на ней. Однако с руками быстрее и удобнее — они помогают наметить эту точку и быстрее передать нужный импульс. Счет шел на мгновения, если робот раньше меня разрядит эрминговый поражатель, то скорее всего из нас троих не выживет никто. Не знаю, как Ольга, но князь наверняка это понимал. Тем временем гудение разрядника робота почти достигло пика. Быстро вскинув руки, я как бы создавал треугольник, острой вершиной которого стала точка в корпусе взбесившейся машины — точка выхода всей энергии «Витру Борем». Всю собранную энергию я передал коротким импульсом, ощущая на тонком плане, как за бронированными плитами робота из крошечной точки вырывается огромная сила. В следующий миг раздался грохот, глаза на секунду ослепли от яркой вспышки, верхнюю часть корпуса «Кребба» разнесло на куски. Я едва успел прикрыть себя и Ковалевских мгновенно развернутым щитом. Стальные обломки разлетелись метров на двадцать-тридцать, вспахивая землю, гулко ударяя в корпус «Ориона». С приложением силы я несколько переборщил, но слишком был велик риск, хотелось бить наверняка. От робота осталось лишь нижняя часть платформы и четыре ноги, которые тут же подогнулись, и металлическое чудовище с грохотом упало наземь. — Все целы? — я обернулся к Ковалевским, остановив взгляд на Ольге. Все еще сохраняя бледность, она приходила в себя. Глаза княгини метались между мной и дымящимися обломками робота. — Целы! — наконец определилась она. — Я же за тобой стояла! Как ты сам⁈ — теперь ее глаза оглядывали меня более придирчиво. — Вот это встреча! — хрипло выдохнул Борис Егорович. — Ничего не скажешь, пламенно нас принимает «Сириус»! Как ты с «Креббом» справился, Сань⁈ Это у тебя магия такая, что стальную машину на куски⁈ — Да, этакий фокус с энергетическим выбросом, — я шумно выдохнул, чувствуя, как колени подгибаются от навалившейся слабости — «Внутренний Взрыв» всегда дается непросто. — Честно говоря, мы были на волосок от вечности. Если бы он накачал эрминговый поражатель на несколько секунд раньше, я бы не успел снести оружейную надстройку. — Скажу тебе, эту модель при мне на полигоне из гранатобоя били очень долго. 12 выстрелов «Ярость-БТ» выдерживает, и пулемет его практически не берет, правда датчики слепнут, — Ковалевский повернул голову к изгибу дороги — по ней на полной скорости неслось к нам два армейских эрмика. Оба шестиколесных с открытыми кузовами. В одном виднелось несколько военных в полевой зелено-бурой форме. И со стороны ряда виман тоже бежало четверо или пятеро: кто с винтовкой, кто с пехотным остробоем — видимо ребята из охранения. — Ваше сиятельство! Живы-здоровы⁈ — необычно громко заорал крупный мужчина с погонами полковника, выскочивший с правой стороны кабины. Он в сердцах хлопнул дверью и через несколько длинных шагов оказался возле нас. Второй эрмимобиль, пыхнув густым облаком пара, остановился в десятке метров от остатков «Кребба». Два младших офицера и два курсанта лихо перемахнули через борт, остановившись позади полковника в полной готовности. Поручик с ранцем технического обеспечения сразу поспешил к останкам робота. — Живы, Григорий Сократович. Как говорит граф Елецкий, были на волосок от вечности. Но волосок оказался очень прочным — выдержал нас. А может дело в том, что вечности мы пока не нужны, — отозвался Ковалевский, затем, сделав шаг назад, представил меня и дочь полковнику и другим офицерам: — Знакомьтесь, господа: граф Елецкий Александр Петрович и княгиня Ковалевская Ольга Борисовна. Ну а перед вами, — князь повернулся ко мне и Ольге, и многозначительно повел рукой в сторону рослого полковника и сообщил: — Виконт Стародольцев Григорий Сократович — полковник механизированных войск, со своей бравой командой. Григорий Сократович при штабе занимается организационными вопросами, попутно курирует новоприбывших в расположение полевого лагеря. В общем, для вас он человек крайне важный и полезный, потому как многие вопросы будете решать через него. — Не такой я важный, Борис Егорович. Говорите так, что вашими словами моя скромная фигура начинает выглядеть выше Трубецкого, — рассмеялся полковник. — Так ты, Гриш, и есть повыше. Я имею в виду ростом, — Ковалевский неожиданно перешел на «ты» — видно по всему они были друзьями. — Вы же за нами ехали? А то у меня имелись опасения, что до самого штаба придется двигать пешком, как прошлый раз, когда мы к вам Жоржем Павловичем заглядывали. — Так точно — за вами. Как я понял, вы на подлете были, когда Сергей Семенович меня сразу сюда. Мол, давай скорее, встречай важных гостей, — сказав это, Стародольцев со скрытым любопытством поглядывал на меня, и мне оставалось гадать, что же такое обо мне наговорил здесь, в «Сириусе» Ковалевский. Или помимо Ковалевского какая-то информация просочилась, и моя персона привлекает особое внимание? — Важные гости вон, — князь кивнул на крейсер «Ахилл», сверкавший плавными обводами в лучах майского солнца. Потом повернулся, глянув на свой «Орион», в боку которого зияла огромная дыра — след взрыва гранаты. — Надеюсь, Гриш, больше подобных сюрпризов не предвидится? — Так и этот не входил в наши планы, — Стародольцев подошел ближе к поручику и корнету, которые с оживленным разговором разбирали останки робота. — Вижу модуль управления не слишком пострадал, — заметил он, наблюдая как из сплетения проводов, извлекают большой стальной цилиндр, примятый с одного бока. — Это срочно нашим молодцам в отдел умных систем. Пусть разбираются, что случилось с «Креббом» после их гениальных модернизаций. Такого никогда не было, если не считать первых испытаний на полигоне! — Пап, а можно мне тоже поразбираться с этим? — подала голос Ольга, внимательно наблюдавшая за тем, как военные отсоединяют модуль управления от платформы. — Обязательно, Оль. Белкин вроде здесь, уже неделю как. Тебя, как и договаривались, отведут к профессору. Сначала собеседование, и там уже сможешь проявить себя. Сергей Семенович, — обратился князь к полковнику. — Можно устроить так, чтобы Оля моя тоже поучаствовала в разбирательстве? Нам всем интересно, что стряслось с этим стальным бандитом, — Ковалевский указал на останки робота. — Все-таки мы здесь едва ли не самые заинтересованные лица. — Тимофей, ты слышал? Скажи, чтоб модуль не разбирали, пока ее сиятельство Ольга Борисовна не пожалует в лабораторию, — распорядился полковник, и поднял взгляд к Ковалевскому. — Ну так что, не будем тянуть времени — к штабу? Пока Стародольцев отдавал какие-то распоряжения двум офицерам с нашивками технического обеспечения, мы устроились в кузове второго грузовика. Хотя Ольге предлагали занять место в кабине, княгиня предпочла сесть рядом со мной. Эрмимобиль, устаревшей, но очень надежной модели «Тунгуска», запыхтел, выбрасывая струи пара, и двинулся по грунтовке в обратный путь. Бетонку до посадочной площадки еще не дотянули, и нас немного потрясло. Зато потом дорога пошла гладкой — ехали точно по московской улице. — Только сейчас всецело понимаю, что там произошло и чем могло кончиться, — сказал Ковалевский, сидевший по другую сторону от Ольги. Он обнял дочь и прижал к себе. — Ну, пап, что за нежности, — Ольга Борисовна даже засмущалась, тихонько освобождаясь от его объятий. — «Орион» твой смогут отремонтировать здесь? — Не знаю, что там с «Орионом». И это совсем не важно. Важно, что мы живы, хотя на самом деле были на волосок. Бывают такие моменты в жизни, что не угадаешь, что ждет тебя в следующую минуту, — говоря это, Борис Егорович поглядывал на меня, словно я мог понять его переживания лучше, чем сидевшая рядом дочь. — Я даже за Ольгу испугаться не успел, а ты, Сань, молодец. Реакция у тебя завидная. И способности твои… В общем не даром к тебе такой интерес. Наш грузовик уже катил по небольшому поселку, состоявшему из двух пересекающихся улиц. Вторая, несколько изгибаясь возле неглубокого овражка, тянулась до начала палаточного лагеря. Справа несколько двухэтажек вероятно были казармами: между них располагался плац и там в этот момент происходило построение курсантов. А вот справа возле ворот ангара я увидел кое-что поинтереснее роботов-пауков по типу тех, что мне попались на глаза в Директории Перспективных Исследований. Только те паучки, которыми занимались люди Голицына были размером со стол, а эти никак не меньше среднего грузовика. На одном из них сверху виднелся боевой модуль отчасти похожий на тот, что стоял на «Креббе», на втором неизвестная мне конструкция с торчащими в разные стороны бронзовыми трубами. — Здесь не столько реакция, сколько интуиция мага, — объяснил я, с небольшой задержкой отвечая Борису Егоровичу. — Ничего необычного в ней нет, если этот навык практиковать. А это все, называется «полевой лагерь»? — поинтересовался я, глядя на вполне основательные кирпичные здания, некоторые из которых возвышались в три этажа, не считая мансард. Как-то не вязалось увиденное с понятием «полевой лагерь». — База «Сириуса». Назвалось это место изначально «полевой лагерь», потому как начиналось все с палаток, двух ангаров возле полигона. Так и прилипло, мол, «полевой лагерь», — объяснил князь. — Вообще все это построено на три с небольшим года. С того момента, как стало ясно, что наши разногласия с западными «друзьями» должны кончится войной, и что в нашем государстве не все ладно в самых верхах. За вышкой с шарами эрминговых концентраторов, мы выехали на площадь, вероятно бывшую центром поселка. Здесь и располагался Штаб «Сириуса» — длинное двухэтажное здание с примыкавшей к нему парковкой. Ее наполовину заполнили эрмимобили, почти все армейских моделей, за исключением двух: черного «Гепарда» и «Буцефала», наверное, принадлежавших кому-то из высшего руководства. В центре площади на высоком флагштоке развевалось имперское знамя, а над входом в штаб сиял на солнце позолотой державный герб с двуглавым орлом. В штабе, в зале Перуна, куда нас проводил полковник Стародольцев, собралось человек тридцать, большей частью парней от двадцати до тридцати лет с виду, были и девушки. Как я понял позже, все они, так же как и мы с Ольгой, должны были пройти собеседование, принести клятву на Камне Перуна и подписать несколько обязующих документов. После этой процедуры все мы станем причастны к группе «Сириус» самым прямым и необратимым образом, о чем нам сообщил господин майор в темно-бардовой форме службы армейской безопасности. Мы вышли из зала Перуна лишь к обеду. Я чувствовал, Ольга утомлена и, наверное, раздражена затянувшейся процедурой. Понятия не имею, кто выдумал этот ритуал, но явно этим выдумщиком был человек без особой фантазии с типичным армейским мышлением худшем смысле этого слова. Процедура, через которую нам довелось пройти, требовала ответов на однотипные, иногда очень тупые вопросы. Еще она требовала много терпения, внимания и некоторого самоотречения. Но таковы армейские реалии, которым подчинена некоторая часть жизни в «Сириусе». Раз мы с Ольгой Борисовной решили стать полезными Отечеству именно здесь, то мы обязаны пройти через эти неудобства, принять их без всяких капризов. У дверей зала нас встретил Борис Егорович, коротко, но тепло поздравил, затем обнял дочь и к моему удивлению меня. Вообще-то я не ожидал такого от князя. Прежде он представлялся мне человеком крайне скупым на эмоции, а здесь, видите ли, душа раскрылась во всю ширь. — Теперь к генералу Трубецкому, — сказал Ковалевский. — Он ждет. — Надеюсь, Дениса Филофеевича там не будет? — с настороженностью спросила Ольга. — Не будет. Но встретиться с ним вам двоим придется — это уже оговорено, — князь решительно направился к широкой лестнице. В приемной, просторной, с картиной Багряного Дворца, занимавшей пол стены, нас встретил адъютант его высокопревосходительства, вероятно он был предупрежден о нашем визите, потому как сразу зашел в кабинет и почти без задержки вышел с любезной улыбкой. Пригласил войти. — Приветствую, ваше высокопревосходительство! — разразился Ковалевский с порога. — Ну, встречай пополнение. Сам понимаешь, от души отрываю. Генерал аж первого имперского табеля — статный мужчина лет сорока пяти, с русой шевелюрой и седой бородкой — шагнул к нам. Его глаза придирчивые, строгие вмиг стали добрее, улыбка заиграла на лице. И получилось несколько неловко: князь Трубецкой не дал мне рот открыть, чтобы приветствовать как полагалось — сразу заговорил с Ковалевской: — Оленька! Как же ты выросла! Еще недавно бегала шкодливой девчонкой! — он рассмеялся, подходя к ней, взял обе ее ладони своими, глядя в глаза с отеческим теплом. — Вообще-то, Сергей Семенович, я была не шкодливой, а любознательной. Такой и осталась, — сообщила Ольга, густо порозовев в щеках. — Такие нам очень нужны. Мы твою любознательность направим в очень правильное, всем полезное русло, — он подмигнул ей и повернулся ко мне: — А вы, молодой человек, тот самый граф Елецкий Александр Петрович? — Так точно, ваше высокоблагородие, — я даже каблуками прищелкнул. Может быть это сделал не я, а Саша Елецкий. Мне как Астерию армейские штучки были не милы. — Вот так сразу, по-военному, — князь Трубецкой переглянулся с Ковалевским и продолжил. — Александр Петрович, на вас у нас особые надежды и подразделение, в котором вы будете служить и проходить обучение определено. Название ему отряд отдельного предписания «Грифон». Вас там ждут к началу июня, полагаю, числа с пятого. Конечно, вы, Александр Петрович будете курсантом, но на очень вольных условиях. Сдача экзаменов, зачетов и все виды служебной и воинской аттестации — это дело обязательное, а посещение занятий будет необязательным. И мы очень надеемся, что этот свободный распорядок, который мы предоставляем вам совершенно исключительным образом, поспособствует тому, ради чего вы здесь. Вот в этот момент мне очень хотелось спросить: «А ради чего я здесь?». Нет, я знал ответ на этот вопрос, который так или иначе мне озвучивал Ковалевский: ради нового качества воздушного флота; ради того, чтобы дотянуться до тайны древних виман; ради существенного технического прогресса государства Российского. Но мне хотелось знать, как все это видит князь Трубецкой, поскольку в скором времени он станет для меня главной величиной, а мои вольности во многом придется отодвинуть в сторону. Все же я не стал задавать вертевшийся на языке вопрос — время само ответит на него. При чем ответит более обстоятельно, чем генерал первого имперского табеля. Между тем Трубецкой продолжил: — Вам, Алесандр Петрович, уже выделено жилое помещение, где вы сможете разместиться с сегодняшнего дня и использовать его всякий раз, когда будете в расположении нашей базы. Туда вас проводит мой адъютант — поручик Ремизов. Ну и главное на сегодня: вас с нетерпением ждут маги из Верховной Коллегии. Говорят, у них к вам очень много вопросов. — Полагаю, после того, что случилось с вашим модернизированным «Креббом», вопросов добавится, — усмехнулся Борис Егорович. — И с вас, Сергей Семенович, ремонт моей виманы. При чем так, чтоб до завтрашнего вечера техники справились. — Какой же ты нетерпеливый, Борис. Погостите здесь лишний день, может два. Места у нас, сам знаешь, какие — великолепные. Тем более завтра я все-таки возьму отдых, можно на Зеркальное на рыбалку. А можно и на охоту. Кстати, под Ирстимским кряжем снова тигры появились и зубров там много, — сверкнув аксельбантами на мундире, Трубецкой подошел к окну и посмотрел в сторону близкой тайги, встававшей сразу за восточным краем поселка. После визита к генералу нас с Ольгой разлучили. Она пошла с отцом к эрмимобилю, возле которого дожидался Стародольцев и несколько офицеров с нашивками технического отдела. Меня же молоденький поручик повел через площадь в сторону двух краснокирпичных зданий, стоявших чуть особняком в юго-западной части поселка. Как выразился Трубецкой, там меня ожидало «жилое помещение», а именно комната на втором этаже, обставленные по-спартански скромно: ни тебе штор, ни гардероба, ни широкой кровати с балдахином — вместо нее узкая, жесткая рядом с тумбочкой. У другой стены стол, два стула и небольшой шифоньер. Вот такие суровые условия дворянину. Но персональный туалет с душевой к этой нищете прилагался — и на том спасибо. А вот что особо не порадовало, так это отсутствие коммуникатора, который мне очень бы пригодился для учебы и работы. Но ладно, все эти мелкие недостатки очень даже решаемы: как возникнет потребность, сам все сюда привезу и обставлю это «жилое помещение» по своему вкусу. Поручик Ремизов дождался пока я осмотрюсь, объяснил кое-какие правила проживания в этом месте, называемом второй дом спец состава, а затем сопроводил к месту, где должна была состояться встреча с магами из Верховной Коллегии. И я, конечно, предвкушал очень горячие вопросы от этих господ. Глава 11 Не по протоколу Не такой представляла Софку Талия Евклидовна. Баронесса ожидала увидеть даму хотя бы отчасти приятной наружности. Не мог же Родерик прожить долгое время с какой-то жалкой дурнушкой. Но как бы она не думала, перед Принцессой Ночи стояла невзрачная худая сучка со слипшимися волосами и злыми глазками. Шею ее отягощала бронзовая цепь с амулетом, свисавшая до самой груди. Хотя груди-то у нее не имелось — нельзя назвать грудью эти приплюснутые холмики, на которые вряд ли бы отважилась лечь мужская рука. А если опустить взгляд, то можно было увидеть тонкие кривые ножки, будто в насмешку обтянутые черными джанами, — вот и весь натюрморт. — Ты кто, чудовище? Та самая Софка? — едва не рассмеявшись, спросила Принцесса Ночи. — Что ты, дрянь, делаешь в моей квартире? Воруешь вещи? — Софья явно чувствовала присутствие в комнате еще кого-то кроме жирной и наглой девки. Каким-то образом она смогла открыть сейф, ключи к которому Софья так и не нашла⁈ Желябина нервно повертела головой: явно же кто-то был здесь еще! Он прятался где-то здесь! При чем этот кто-то был ей знаком. Она обратила внимание на штору, будто колыхнувшуюся от ветра. Конечно, Желябина чувствовала не просто кого-то, а Родерика. Чувствовала, как прирожденная ведьма, но пока не видела. А серый маг, едва его бывшая подруга вошла квартиру, сразу вошел в фазу невидимости для людских глаз. Он рассчитывал, что Талия внемлет его наставлениям и не будет вступать в споры с госпожой Желябиной. Ожидал, что баронесса возьмет медальон и быстро проскользнет к выходу. — Прелесть моя! Беги! Беги! Не надо с ней скандалить! — серый маг почти кричал ей — кричал ментально. Но к его огорчению, Талия не собирались внять разумным советам. Она даже не стала прятать мешочек с медальоном Каукет, вместо этого, потрясая им, сказала: — Во-первых, это моя квартира, и все здесь принадлежит мне и моему жениху — Родерику, — сунув свободную руку в сейф, для убедительности баронесса вытащила древний фолиант с золотым теснением. — А, во-вторых, пошла на хуй отсюда, а то я расцарапаю твою мерзкую рожу и переломлю твое худое тельце — будешь калекой.