Ожидание было непростым, но утешало то, что никогда не бывало такого, чтобы линия всю смену проработала без единого сбоя. Мелкие неполадки возникали с завидной регулярностью, хотя оборудование было импортным. Зато и исправлялись они буквально в течение нескольких минут. А если нет, то включалась резервная линия, и процесс производства не останавливался. И вдруг — случилось. Ровный гул насосов и шелест творожной массы, льющейся из сопел, вдруг нарушились странным хлюпаньем. Из трех сопел творог на пару секунд перестал течь, а потом полетели в разные стороны какие-то ошметки, неопрятными кляксами растекаясь по стенам и полу. — Линия, стоп! — Федор еще не успел понять, что, кажется, его время все-таки пришло, а горло уже выкрикнуло полагающиеся слова. В то же самое время правая рука потянулась к красной кнопке, и насосы смолкли. Федор быстро подбежал к чану, повернул запорные ручки и откинул крышку. Причина неисправности была на виду — два шланга немного сместились, так что образовался узел, через который творог не мог просочиться. Эта работа была минут на пять. Но по сути Смирнову и этого времени было достаточно. Он сноровисто распутал перехлест, снял и продул мундштуки шлангов, проверил, нет ли протечек рабочей смеси из насоса, не забилась ли воздухозаборная решетка. И наконец, убедившись, что все в порядке, Смирнов расстегнул карман и вытащил из нее стальную фляжку. Отвинтил крышку и стал лить прозрачную жидкость в творожную массу. Тонкая струйка вырывалась из горла, разрывалась на множество искристых капелек и падала вниз, оставляя на творожной массе множество быстро затягивающихся язвочек. По металлическому трапу вдруг застучали быстрые шаги. Федор понял: мастер цеха захотел проверить лично, что там произошло на раздаче. Кажется, Смирнов попался, потому что он не успевает спрятать флягу ни при каком раскладе. Мастер — толстый краснолицый усач — взбежал по лестнице к чану. Федор, не слишком-то соображая, что делает, поднес флягу к губам и сделал большой глоток. Жидкость внутри была солоноватая с горчинкой, немного пахла химией и чем-то напоминающим перекисшее тесто. Неприятное питье, но Смирнов даже не поморщился. — Что тут? — спросил мастер. — Да шланги перепутались. Я уже все починил, — ответил Смирнов, опуская крышку чана. Повернул запоры и нажал кнопку. Примерно минуту чан просто гудел — масса перемешивалась. Потом ровные бело-желтоватые потоки хлынули на лотки фасовочной линии. — Ну поглядывай тут, чтобы все нормально, — одобрительно кивнул мастер, хлопнул Федора по плечу и шумно потопал куда-то в цех. Смирнов, двигаясь ровно и спокойно, как машина, положил флягу в карман и застегнул липучку. Странное дело: он только что убил себя, но почему-то не испытывал по этому поводу ровным счетом никаких эмоций. Такое чувство, что это было совершенно закономерно и правильно. А может быть, все именно так и было. В конце концов, месть — такая вещь, которая сама по себе может стать смыслом жизни, а после того, как человек свершит возмездие, иногда и жить не надо. Месть Федора Смирнова свершилась. Он заплатил неблагодарной стране тем, что она заслужила, он сделал так, что она лишится изрядного куска своего будущего, воплощенного в тех детях, которые в ближайшие дни съедят глазированные сырки, выпущенные линией, на которой работал Смирнов. Возможно, Смирнов еще мог бы задуматься над своим поступком, если бы не выпил той же жидкости, которую вылил в творожную массу. Получалось, что его ждет смерть в те же сроки, как и детей. Выходило, что Федор совершил возмездие и над собой. И он думал, что это вполне справедливо… Работа шла своим чередом. Смирнов отрешенным взглядом смотрел вдаль и шептал что-то. Возможно, это была молитва. А может, и нет — он сам не смог бы дать нормального ответа, если бы кто-то спросил. Смирнов решительно ни о чем не жалел. И наверное, это было самым страшным в том, что произошло. Глава 5 О том, чтобы у «спринтеров» была возможность пойти домой, речи не шло. Ситуация требовала постоянного присутствия агентов на месте — работа не прекращалась ни на секунду и в любой момент мог быть получен результат, требующий «низкого старта». В общем, каждый обустраивался кто во что горазд. Хотя новичков в команде не было, все уже успели прочувствовать на себе «прелести» труда в Отделе специальных расследований. Все прекрасно понимали, что в любой момент может поступить команда «залечь на матрасы», и позаботились о минимальном комфорте для себя в сложившейся ситуации. Тот же Неверов, когда от полковника поступил приказ о переходе на постоянный режим дежурства, только вздохнул и достал из стенного шкафа надувной матрас. Через пять минут у него появилось вполне приличное место, на котором он мог подремать. Чайник, большие запасы кофе и заварки, пачка рафинада здесь тоже имелись. Так что в общем и целом жить можно. Тем более что кризисные ситуации из разряда той, что началась вчера, случались не так уж и часто. Собственно, последняя была полтора года назад, когда пришлось основательно поиграть в догонялки с талибами, разжившимися где-то пятью килограммами радиоактивных отходов. По сути — половиной ведра серой невзрачной пыли. Но вот какая штука: если ты вдохнешь эту пыль, то до момента твоей безвременной и очень некрасивой кончины останутся считаные часы. Тогда Неверов и остальные все-таки успели. И москвичи даже не узнали, что были на волосок от очень больших неприятностей! И хорошо, что не узнали. Ибо простой обыватель — это существо, склонное к панике. А паника — штука чрезвычайно заразная. Что такое беспричинная массовая паника в городе с населением в пятнадцать миллионов человек, говорить не надо. Это, собственно, уже и само по себе то же самое, что террористический акт. В два часа ночи Неверов улучил время, чтобы прилечь. Его благодетелем выступил Гизмо, который предложил сменить Клима на допросе Марченко. Из водителя пытались добыть побольше информации. Несчастного цыгана долбали бесконечными вопросами про то, как выглядели, одевались и разговаривали люди, для которых Толик проводил свое расследование. Марченко чуть не плакал — все кричал, что ничего толком не помнит и не знает. Но с него не слезали — спрашивали и спрашивали. Когда Сигизмунд сменил на рабочем месте Клима, цыган наконец-то решил, что сможет поработать с художником, чтобы составить фоторобот злоумышленников. — Смотри мне! Если начнешь фантазировать, я тебя самолично на ремни порежу! — пригрозил Неверов, уходя отдыхать. Марченко ответил бессвязными заверениями в том, что постарается на славу, только пусть Неверов потом позаботится, чтобы ему дали не слишком большой срок. А то соучастие в организации террористического акта, сопротивление при задержании и захват заложников выглядели довольно-таки невеселым набором статей. Придя в кабинет, Неверов упал на матрас и выключился — тренированный организм умел быстро вколачивать себя в сон, чтобы не растрачивать силы по ходу очередного аврала. Обычно подобные моменты забытья были просто провалами. Вот ты закрываешь глаза, потом — темнота, и бац, ты снова приходишь в себя, но уже вполне бодрым и свежим. А вот на этот раз Климу снилось, что он догоняет безликого типа в камуфляже. Погоня происходила, судя по всему, в канализации — вокруг были грязные темные стены, сложенные из больших каменных блоков, обросших темной плесенью, а под ногами гулко хлюпала вода. Неверов бежал следом за своей добычей, которая была очень опасной и в любой момент могла превратиться в охотника. Так, впрочем, и случилось: Клим выскочил на развилку, и оказалось, что беглец куда-то исчез. Неверов осторожно двинулся по одному из коридоров. И тут — Клим увидел себя будто бы со стороны, чужими глазами. Вот он идет с настороженным лицом, держа наготове пистолет. Вот за его спиной из темноты материализуется невнятная, но угрожающая фигура. Клим хочет что-то сделать, но он уже не владеет ситуацией, он может просто наблюдать. А фигура протягивает очень длинную и многосуставчатую руку и кладет ее на плечо Неверову. Клим дернулся и проснулся. Около матраса на корточках сидел Марголин и усмехался. — Чего ты дергаешься? — спросил Сигизмунд. — Да фигня всякая снится, — ответил Неверов. — Что там у тебя произошло? — Художник работу закончил. Две вполне приемлемые рожи получились — я уже отдал копии изображений аналитикам, чтобы они пробили по документам людей, прибывших в последнее время в Москву из-за рубежа. Надежды мало, но вдруг чего найдем. — Правильно сделал, — ответил Клим, рывком сел на матрасе, потянулся и спросил: — Аналитики пока молчат? — Я пятнадцать минут назад отдал. Будем надеяться, что в ближайшее время что-то сыщется. Неверов кивнул, поднялся с матраса и сказал: — Пойду морду умою и приду в офис. Приготовьте мне эти веселые картинки. Клим помочился, потом плеснул в лицо несколько пригоршней холодной воды из-под крана. Прислушался к самочувствию и понял, что для полного счастья не хватает разве что чашки крепкого кофе. Клим решил, что заправку кофеином он осуществит в общем офисе, — не хотелось тратить время. — Ну, показывайте! — сказал Клим, придя в рабочую комнату. На него оглянулись, поздоровались. Неверов ответил вполголоса и подумал, что у мест, где шла круглосуточная напряженная работа, всегда есть особенная аура, как будто бы сама усталость человеческая концентрируется до такой степени, что становится исключительно осязаемой. Ему подали два листа формата АЗ. На них красовались физиономии людей, восстановленные художником по показаниям Анатолия Марченко. Когда в руки опытного человека попадает фоторобот, то, как правило, уже с первого взгляда можно сказать, насколько эта реконструкция человеческого облика будет полезной для следствия. Иногда фоторобот исключительно подробен и может похвастаться большим количеством деталей, но все равно такое ощущение, что человек на нем — это просто кукла, художественный вымысел, никогда не существовавший в реальном мире. И напротив, порой несколько штрихов на листе бумаги — а ты видишь преступника настолько отчетливо, словно прожил с ним бок о бок несколько лет подряд. Эти фотороботы не были ни тем, ни другим. Но Неверову они все-таки показались достаточно достоверными, чтобы можно было на них нормально опираться. На обоих рисунках были мужчины около тридцати пяти — сорока лет. Один старше, второй заметно моложе. Оба коротко, по-военному, стрижены, гладко выбриты. Оба лица довольно обыкновенные, ничем не примечательные. Такому человеку никогда не оглянешься вслед, такое лицо не западет тебе в память даже после нескольких случайных встреч. Неверов поморщился — эти ребята просто обязаны быть профессионалами своего дела, с такими-то физиономиями. Первый мужчина был отчетливо славянской наружности, светловолос, а может, даже и белобрыс. Лицо у него было одутловатым, скуластым, и, кажется, он был скорее плотного телосложения, чем среднего. Клим глянул в словесный портрет и увидел, что не ошибается: «Рост около 190 сантиметров, плотного телосложения, отзывался на прозвище Хабар». — Хабар… Это ты у нас с Дальнего Востока, что ли? — пробормотал Неверов и подписал рисунок странным прозвищем. Второй персонаж был заметно старше. Его лицо напоминало физиономию рядового младшего научного сотрудника — такое же невзрачное, напрочь лишенное какой-то угрозы, украшенное глубокими лобными залысинами. Приметной деталью, пожалуй, все-таки могли считаться его глаза — слишком маленькие, как будто бы уменьшенные невидимыми дальнозоркими очками. Очков вообще не хватало как обязательной детали его облика. Неверов усмехнулся — и подписал фотографию: Лаборант. Итак, теперь у них были лица, пусть и созданные по воспоминаниям человека. С одной стороны, это достижение. Но с другой… что такое знание лица в многомиллионном городе? Да ровным счетом ни черта! Невозможно устроить мало-мальски пристальный поиск человека по лицу — для этого нет возможности даже у ФСБ. Нет, понятно, что, если этот портрет есть хотя бы в какой-нибудь базе данных, его можно будет сопоставить и выяснить, кто этот человек. А если нет? Тогда лицо — это практически ничего. И надо искать новую информацию. — Что-нибудь всплывает в памяти? — спросил Марголин, подсаживаясь к Климу. — Ровным счетом ничего, — ответил Неверов. — Думаю, мне раньше эти ребята не попадались. Правда, всех подонков мира я тоже в лицо не знаю. — Согласись, было бы не так уж и плохо, — усмехнулся Сигизмунд. — А вот мне что интересно: это не горячие южные парни. Значит, скорее всего, наемники? Или какие-нибудь борцы за чистоту славянской нации? Но те вроде не склонны устраивать массового избиения представителей этой самой нации. — Я думаю, наемники, — покачал головой Клим. — После грузинского конфликта в Москве стало труднее жить лицам кавказской и вообще неславянской внешности. Поэтому я так думаю, что наемники… — Если наемники, то чьи? — Думать надо. Вполне возможно, что и Грузия могла поспособствовать. У них после той взбучки, что наши им дали, национальная обида. И в принципе, может статься, что таким методом наши соседи решили отыграться на стране. — Погоди… — медленно проговорил Сигизмунд. — А при чем тут грузины? Ты вспомни, какая каша поднялась у нас, когда началась драка на Кавказе! И за рубежом кричали, что Россия вконец оборзела, и у нас тут тоже… пятая колонна поднялась. — Я понимаю, про что ты. Думаешь, кто-то из российских важных персон решил повлиять на государственный курс? Сигизмунд развел руками, как бы показывая, что мысли Клима Неверова идут в очень верном направлении. — Не всем выгодна сильная страна, — медленно проговорил Неверов. — Потому что она может не только сопротивляться внешней угрозе, но и бороться с внутренними врагами. А у нас еще есть те, кто боится сильной власти. — Мы уже работаем по верхним эшелонам правительства, — напомнил Сигизмунд. — Да я помню, — махнул рукой Клим. К столу Неверова подошла Ольга Крамник. Судя по осунувшемуся лицу, глава аналитического отдела пахала вместе со всеми своими подчиненными. Впрочем, Ольга не была исключением: в подразделении никто не имел склонности к перекладыванию работы на чужие плечи и вообще к отлыниванию от дел. — Президент будет с нами разговаривать через полчаса, — сказала она. — Он ведь уже в курсе, что происходит? — уточнил Клим. Хотя другого объяснения столь ранней активности президента просто-напросто не было. — Да, в курсе — еще со вчерашнего дня. И хочет держать ситуацию под личным контролем. Наверное, если бы сейчас у России был другой президент, не Алексей Дмитриевич Волков, Клим пришел бы в ужас от одной мысли, что он будет пристально следить за расследованием. Как и любой профессионал, Неверов понимал, что вторжение облеченного властью дилетанта, пусть и талантливого, в дела «знающих людей» почти всегда заканчивается катастрофой. Президент мало того что сам недурно разбирался в специфике работы спецслужб, так еще не имел склонности лезть в каждую дырку. Он говорил: «Не мое дело — копаться в комбайнах, нырять в шахты и учить сыщиков ловить бандитов! Для этого есть специально обученные люди. Мое дело — задать им цель. И посмотреть, насколько хорошо получится ее достигнуть!» — Поговорим, — вздохнул Неверов. Ольга взяла у него из руки рисунок с лицом Хабара. — Мы сумели накопать немного информации про этого типа, — сказала она. — Блин! Так ты бы не с президента начинала! — возмутился майор Неверов. — Новость про президента — короче, — усмехнулась майор Крамник. — А тут работа предстоит. Пошли к нам? — Пойдем, — кивнул Неверов. Они с Сигизмундом встали из-за стола и направились следом за женщиной в кабинет аналитиков.