Он оставил за гобой… От глухой лесной опушки До невидимой реки — Встали танки, кухни, пушки, Тягачи, грузовики, Легковые – криво, косо, В ряд, не вряд, вперёд-назад, Гусеницы и колёса На снегу ещё визжат. На просторе ветер резок, Зол мороз вблизи железа, Дует в душу, входит в грудь — Не дотронься как-нибудь. – Вот беда: во всей колонне Завалящей нет гармони, А мороз – ни стать, ни сесть… Снял перчатки, трёт ладони, Слышит вдруг: – Гармонь-то есть. Уминая снег зернистый, Впеременку – пляс не пляс — Возле танка два танкиста Греют ноги про запас. – У кого гармонь, ребята? – Да она-то здесь, браток… — Оглянулся виновато На водителя стрелок. – Так сыграть бы на дорожку? – Да сыграть – оно не вред. – В чём же дело? Чья гармошка? – Чья была, того, брат, нет… И сказал уже водитель Вместо друга своего: – Командир наш был любитель… Схоронили мы его. – Так… – С неловкою улыбкой Поглядел боец вокруг, Словно он кого ошибкой, Нехотя обидел вдруг. Поясняет осторожно, Чтоб на том покончить речь: – Я считал, сыграть-то можно, Думал, что ж её беречь. А стрелок: – Вот в этой башне Он сидел в бою вчерашнем… Трое – были мы друзья. – Да нельзя так уж нельзя. Я ведь сам понять умею, Я вторую, брат, войну… И ранение имею, И контузию одну. И опять же – посудите — Может, завтра – с места в бой… – Знаешь что, – сказал водитель, — Ну, сыграй ты, шут с тобой.