Опрокинутый истомой, Тёркин дремлет на спине, От беседы в стороне. Так ли, сяк ли, Тёркин дома, То есть – снова на войне… Это раненым известно: Воротись ты в полк родной – Всё не то: иное место И народ уже иной. Прибаутки, поговорки Не такие ловит слух… – Где-то наш Василий Тёркин? – Это слышит Тёркин вдруг. Привстаёт, шурша соломой, Что там дальше – подстеречь. Никому он не знакомый – И о нём как будто речь. Но сквозь шум и гам весёлый, Что кипел вокруг огня, Вот он слышит новый голос: – Это кто там про меня?.. – Про тебя? – Без оговорки Тот опять: – Само собой. – Почему? – Так я же Тёркин. Это слышит Тёркин мой. Что-то странное творится, Непонятное уму. Повернулись тотчас лица Молча к Тёркину. К тому. Люди вроде оробели: – Тёркин – лично? – Я и есть. – В самом деле? – В самом деле. – Хлопцы, хлопцы, Тёркин здесь! – Не свернёте ли махорки? – Кто-то вытащил кисет. И не мой, а тот уж Тёркин Говорит: – Махорки? Нет. Тёркин мой – к огню поближе, Отгибает воротник. Поглядит, а он-то рыжий – Тёркин тот, его двойник. Если б попросту махорки Тёркин выкурил второй, И не встрял бы, может, Тёркин, Промолчал бы мой герой. Но, поскольку водит носом, Задаётся человек, Тёркин мой к нему с вопросом: – А у вас небось «Казбек»?