Человек простой закваски, Что в бою не чужд опаски, Коль не пьян. А он не пьян. Но покуда вздох в запасе, Толку нет о смертном часе. В муках твёрд и в горе горд, Тёркин жив и весел, чёрт! Праздник близок, мать-Россия, Оберни на запад взгляд: Далеко ушёл Василий, Вася Тёркин, твой солдат. То серьёзный, то потешный, Нипочём, что дождь, что снег, — В бой, вперёд, в огонь кромешный Он идёт, святой и грешный, Русский чудо-человек. Разносись, молва, по свету: Объявился старый друг… – Ну-ка, к свету. – Ну-ка, вслух. Дед и баба Третье лето. Третья осень. Третья озимь ждёт весны. О своих нет-нет и спросим Или вспомним средь войны. Вспомним с нами отступавших, Воевавших год иль час, Павших, без вести пропавших, С кем видались мы хоть раз, Провожавших, вновь встречавших, Нам попить воды подавших, Помолившихся за нас. Вспомним вьюгу-завируху Прифронтовой полосы, Хату с дедом и старухой, Где наш друг чинил часы. Им бы не было износу Впредь до будущей войны, Но, как водится, без спросу Снял их немец со стены: То ли вещью драгоценной Те куранты посчитал, То ль решил с нужды военной, — Как-никак цветной металл. Шла зима, весна и лето. Немец жить велел живым. Шла война далёко где-то Чередом глухим своим. И в твоей родимой речке Мылся немец тыловой. На твоём сидел крылечке С непокрытой головой. И кругом его порядки, И немецкий, привозной На смоленской узкой грядке