– К счастью! Тогда у меня, по крайней мере, будет пара дней, чтобы психологически подготовиться к новой ситуации. – Это все временно. Пока неизвестно, сколько продлятся мои гастроли в вашей инспекции. – Комиссар не хотел открывать подруге все карты, прежде всего в отношении того, какую роль в этом переходе сыграл его отец. – Если я когда-нибудь привыкну к тому, что ты работаешь у нас, то ты должен остаться. – Риттер сделала глоток рислинга. – Это пошло бы только на пользу нашей инспекции. У нас, в отделе А, так много идиотов, что ты даже представить себе не можешь. – Я верю. Идиотов хватает и в инспекции Е. – Гереон подумал о Ланке. – Видимо, они есть повсюду в «замке». – Да, но хотя бы один из них сейчас уходит. Невероятно тще-славный, мерзкий тип. – Эрвин Рёдер. Стенографистка согласно кивнула. – Ты хорошо информирован! Наверное, теперь ты чаще ходишь в столовую? – История о Рёдере известна и в «Ашингер». – И всем также известно, что он не только покидает инспекцию А, но и вообще увольняется со службы в полиции? – Я уже размышлял, не следует ли мне подать заявление на эту вакансию. – Было бы неплохо, если бы это удалось, но только все это бесполезно. Я слышала, что Сушеный Лук уже кого-то метит на это место. Наверное, какого-нибудь лизоблюда или кого-нибудь со связями. Геннат, во всяком случае, от этого не в восторге. Рат твердо решил для себя, что он на всякий случай попытается официально претендовать на это место. Шарли не должна считать его лизоблюдом или каким-нибудь типом со связями. – Я думал, что Геннат берет только лучших, – сказал он. – Это действительно так. Но он может выбирать только из кандидатов, которых ему навязывает начальник полиции. И Рёдер уже уволен. Нам срочно нужны люди. – Иногда у меня складывается впечатление, что инспекция А пожирает сотрудников по уголовным делам, как Кронос своих детей. Девушка высоко подняла брови. – Ах! Гуманитарное образование дает себя знать! – Жители Кёльна разбираются в античной мифологии. Мы все древние римляне. – Мы сейчас действительно задействовали большое количество сотрудников. В деле «Водолей», о котором я тебе недавно рассказывала, мы постепенно выяснили детально, как машина с трупом попала в канал, нам известна причина смерти этого человека и точки на теле, в которые вводились инъекции… – Много инъекций? – Да, очевидно, его долго накачивали наркотиками. Мы можем почти полностью реконструировать последние часы жизни бедного парня. Все это мы выяснили с помощью невероятно мощной рабочей силы. И тем не менее нам до сих пор неизвестно имя несчастного. Не говоря уже о том, чтобы узнать причину, по которой от него хотели избавиться. – И Цёргибель все еще не дает вам покоя? – Он еще позванивает, правда, реже, чем неделю тому назад. Если пресса забывает о каком-то деле, то и для начальника полиции оно становится не таким важным. – Тогда сдайте его в архив. – Бём уже тоже предлагал это старику. Он считает, что есть более важные нераскрытые дела об убийствах, которыми убойный отдел мог бы заняться. Но Цёргибель ничего не хочет об этом слышать. Поэтому Бём должен продолжать расследование и собирать информацию, которая все равно не продвинет раскрытие дела вперед. – Но вы уже наверняка собрали целую гору материала? – Да. Скоро за ней ничего не будет видно. И по большей части эти материалы совершенно бесполезны, если хочешь знать. Какую массу людей в окрестностях Темпельхофер Уфер мы опросили! Получили бесчисленные показания, но никакие из них не указывают на преступника. Риттер говорила, все больше распаляясь. Когда Гереон увидел эту девушку в ее родной стихии, ему захотелось тут же обрушиться на нее с критикой, но вместо этого он продолжал пить кофе и слушать ее. – И все же у нас есть два свидетеля, которые, независимо друг от друга, видели одно и то же: двоих мужчин, которые запихивали третьего в автомобиль кремового цвета, припаркованный на Мёкернштрассе, недалеко от моста. Рат насторожился. – Двоих мужчин? – переспросил он почти инстинктивно. Его интерес к делу Кардакова еще не иссяк. Он мысленно представил себе картину, как Алексей Кардаков и Светлана Сорокина вместе избавляются от трупа Бориса, после того как отобрали у него деньги Сорокина. – Таковы показания: двое мужчин. Что тебя удивляет? – То, что странным образом всегда почему-то считается, что преступниками обязательно должны быть мужчины. И тут же исключается возможность того, что речь может идти и о женщине. Шарлотта задумалась. – Что-то в этом есть, – сказала она. – Женщин действительно всегда обходят. Во всех сферах, даже в уголовных делах. *** Когда Рат приехал на Нюрнбергерштрассе, дом был погружен в темноту. Перед этим он отвез Шарли на Шпенерштрассе – она настояла на этом. Ночи вдвоем не получилось, но они долго сидели перед домом в машине и целовались. Полицейский мог бы поспорить, что Грета, если бы она случайно посмотрела в окно, увидела бы значительно больше, нежели в том случае, если бы он вместе с Шарлоттой поднялся в ее квартиру. Но если у Риттер были свои принципы, он должен был их уважать. Он припарковал «Бьюик» прямо перед входной дверью, закрыл верх автомобиля и вынул ключ. В последние ночи часто случались грозы, и нельзя было угадать, что будет сегодня. Уже сейчас в воздухе снова ощущалась неприятная духота. В доме все было тихо. Гереон осторожно постучал в дверь Вайнерта, но в ответ не последовало никакой реакции. Неужели сосед до сих пор в редакции? Повторный стук в дверь – и опять тишина. Тогда Рат открыл дверь. Вайнерт сделал бы то же самое. Луч света из коридора упал на пустую кровать. Журналиста и в самом деле еще не было дома. Может быть, у него появилась подруга, у которой он остался на ночь? Комиссар вздохнул, подумав о Шарли, которая сейчас одна лежала в своей постели. Он нащупал выключатель возле двери. Если Вайнерта все равно нет дома, то нет оснований перемещаться в темноте и наткнуться на стул, который, возможно, стоит посреди комнаты. Свет лампы озарил комнату, в которой все было на своих местах. Комната репортера выглядела как обычно. Сбоку пустая кровать, у окна письменный стол со стулом. Платяной шкаф Вайнерта казался таким же чудовищным, как и тот, который стоял в комнате Рата. Самым заметным отличием в обстановке были письменный стол и большой книжный шкаф. Куда положить ключи от машины? Беспорядок на письменном столе показался полицейскому чрезмерным, чтобы класть на него еще что-то. Потом его взгляд упал на пишущую машинку. А что, если положить ключи на клавиатуру? Здесь уж журналист их непременно увидит. В машинке торчал лист бумаги, и когда Рат подошел ближе, он увидел, что лист был почти полностью напечатанным. Было похоже, что Вайнерт забыл о нем после ссоры с Бенке сегодня утром. Возможно, он хватился его в редакции. Гереон хотел уже повернуться, чтобы поискать более подходящее место для ключей, как ему бросились в глаза два слова из заголовка над статьей. «Красная крепость». Ему потребовалось мгновенье, чтобы все вспомнить. Конечно, это было объединение, о котором ему говорил генерал-майор Зеегерс. «Красная крепость». Тайный коммунистический союз. Тайный коммунистический союз Кардакова. «Чего хочет “Красная крепость”?» – так полностью звучал заголовок над статьей в пишущей машинке. Рат был удивлен. Как Вайнерту пришло в голову писать о той самой коммунистической секте, на которую Гереон наткнулся в ходе своих расследований по делу Кардакова? Это была странная случайность. И вдруг до комиссара дошло. Объяснение было настолько очевидным, что он опешил. Бертольд Вайнерт знал Алексея Кардакова. Журналист уже больше года жил на Нюрнбергерштрассе. И все это время он был соседом исчезнувшего русского! Рат готов был поспорить, что Бертольд знал о своем соседе больше, чем Элизабет Бенке о своем квартиранте. Все-таки он был журналистом! 20 И вот он сидел напротив легенды. Потому что именно таковой являлся советник по уголовным делам Эрнст Геннат. Шефа убойного отдела называли Буддой за его стоическое спокойствие, а в большей степени из-за его полноты, которая дала основание его менее учтивым современникам присвоить ему прозвище Полный Эрнст. Страсть Генната к сладкому была известна во всем городе. Раньше он даже часто останавливал у какой-нибудь кондитерской служебную машину-лабораторию, следующую на место проведения операции, и только с достаточным запасом кондитерских изделий в багажнике продолжал путь на место преступления. Это было несколько лет тому назад. Теперь Эрнст крайне редко выезжал с оперативной группой. Да и нужды в этом больше не было, так как убойный отдел по своей структуре, которая была принята на Алексе, был обеспечен специально подобранными сотрудниками и показывал самый лучший процент раскрываемости преступлений во всем «замке». Как правило, Геннат оставался в своем кабинете, обставленном почти как жилая комната, ел сладости и дергал за ниточки. Он был в курсе всех расследований, а наиболее трудные допросы все еще проводил сам. Его психологическая смекалка была печально известна – даже самых прожженных парней он вынуждал изливать перед ним душу. Теперь, сидя напротив человека, которого опережала эта репутация, Рат мог отчетливо представить себе это. Геннат казался добродушным и немного вялым и, похоже, с определенной гордостью носил свой двойной подбородок. Но Гереон не позволил себя обмануть: на мягком лице блестели два зорких глаза, которые с любопытством смотрели на нового комиссара. Они сидели не за письменным столом, а за журнальным столиком, возле которого стояли два зеленых кресла и такой же зеленый продавленный диван. Открылась дверь в приемную, и Гертруда Штайнер, секретарша Эрнста, проработавшая с ним много лет, вошла в кабинет и прошла к столу с подносом, на котором стоял чай и многочисленные кондитерские изделия. Пока она наливала мужчинам чай, Геннат сам стал раскладывать сладости. Рат попросил ореховый пирог – больше он в это время суток не мог съесть. Эрнст же положил себе на тарелку огромный кусок торта с крыжовником. – Спасибо, Трудхен. – Начальник убойного отдела опять опустился в зеленое кресло. – Угощайтесь, господин Рат, – добавил он и сделал глоток чая. – Вы не так давно в Берлине? – Примерно два месяца. – В какой инспекции вы трудитесь? – В инспекции Е. – А до этого работали в Кёльне? – Да. – Вы когда-нибудь участвовали в расследовании убийства? – Множество раз. В Кёльне у нас нет отдельной инспекции по расследованию убийств, как здесь, но есть специалисты. И когда происходили преступления с убийствами, меня в основном всегда привлекали к расследованию. «Продавай себя как можно дороже», – подумал Гереон. Генната это, кажется, не впечатлило. – Мне рассказывали о ваших заслугах, – кивнул он. – Господин начальник полиции знал вас раньше? – Да, я уже работал под началом господина Цёргибеля в Кёльне. Там он мне также поручал руководство расследованиями.