– Мои соболезнования. – Перестань, он не был моим братом. – Рат затянулся. – Так что тебя интересует? – В каком направлении вы на самом деле ведете расследование. У кого на совести этот мужчина? – Я бы тоже хотел это знать. Тогда бы я раскрыл это дело и получил бы от начальника полиции поощрение за прилежание. – Если только ты предложишь ему коммуниста. Цёргибель пристреливался к тельмановцам. – Я посмотрю, что могу для тебя сделать. Мы пока еще находимся в самом начале расследования. Я могу тебе только сказать, что расследование мы ведем во всех направлениях. Коммунистический след – это только один из многих. – Позвони мне, если что-то узнаешь. – Если ты не будешь вмешивать меня в это дело. И если окажешь мне услугу. – «Бьюик» остался на Кохштрассе. – Речь идет не о машине. Я хотел предложить тебе одну сделку, благодаря которой для тебя может появиться эксклюзивная информация. Ты можешь рассказать мне что-нибудь о человеке, который до меня выехал с Нюрнбергерштрассе? – Об Алексее Кардакове? Рат кивнул. – И обо всем, что тебе известно о «Красной крепости». Глаза Вайнерта на мгновенье дернулись вверх, прежде чем он заговорил. – «Красная крепость»? Почему тебя это интересует? – спросил он. – Это может быть ключом, с помощью которого мы раскусим сенсационное дело. Если ты мне поможешь, то получишь эксклюзивную информацию. – Не говори загадками. Что за сенсационное дело? – То, которое довело Цёргибеля уже до безумия, потому что за этим стоят твои коллеги, а он не знает, что им сказать. Речь идет о трупе из Ландвер-канала. – И это ты называешь сенсационным делом? Это уже все в прошлом. Как минимум со вчерашнего дня. Теперь у нас на повестке дня убитый полицейский. Вот это действительно сенсация! – Еще пару дней тому назад вы чуть было не расплющили начальника полиции, потому что он не хотел предоставить вам новую информацию о трупе из Ландвер-канала. Бертольд рассмеялся. – Мой дорогой Гереон, ничего не поделаешь. Журналистика – это рутинное дело. Здесь все быстро забывается. – Тогда ты должен позаботиться о том, чтобы об этом вспоминали. Ведь свободная пресса всегда самостоятельно принимает решение о том, как преподнести информацию о каком-то деле – в виде жирных заголовков на титульной странице или десяти строк на пятнадцатой полосе. – Как ты себе это представляешь? Я должен писать об этом в противовес всей столичной прессе и взрывать дело, которым больше не интересуется ни один черт? – Разве именно это не является скандалом? Начальник полиции заморозил расследование всех текущих дел об убийствах, чтобы все силы криминальной полиции бросить на раскрытие убийства Йенике. Из канала извлекается мертвое тело неизвестного лица, и ничего не происходит. Но вот застрелен полицейский, и Цёргибель действует совсем в других масштабах. Не пришло ли время посмотреть на это критически? Вайнерт свистнул сквозь зубы. – Тебе надо было стать журналистом. Или политиком. *** Рат знал, что его бывший сосед попадется на удочку. Он знал это уже в тот момент, когда увидел, как журналист отреагировал на ключевое слово «Красная крепость». Они заказали еще кофе. – Итак, Алексей Кардаков, – начал Вайнерт. – Когда я примерно полтора года тому назад въехал на Нюрнбергерштрассе, он там уже жил. Но как соседа я видел его еще реже, чем тебя. У меня всегда было чувство, что он сознательно избегает нас, немцев. Он, собственно говоря, все еще жил в России. Почти каждый вечер у него собиралась небольшая русская компания. Шумели они изрядно. – Да, Эли… фрау Бенке рассказывала. Бертольд запнулся лишь на мгновенье, но потом продолжил: – Если бы она знала, что под ее крышей собирается руководство «Красной крепости», она, наверное, вызвала бы полицию. – Кардаков относится к руководству «Красной крепости»? – Я бы этому юноше тоже не доверял. Я вообще-то всегда считал его прилежным, но неудачливым писателем. Весь день у него стучала пишущая машинка. О том, что он занимается еще и политикой, я узнал только два месяца тому назад. – Перед тем, как он съехал? Вайнерт кивнул. – Тогда мы уже довольно хорошо знали друг друга. Хотя прошло примерно полгода, прежде чем у нас с ним состоялся первый долгий связный разговор. У него закончилась бумага, и он постучал ко мне, чтобы одолжить ее. Здесь мы с ним немного побеседовали, собственно говоря, только о писательской деятельности. Он, кстати, прекрасно говорит по-немецки, но все свои тексты публикует только на русском. – Репортер на мгновение замолчал и сделал большой глоток сельтерской воды. – Н-да, а потом – это было где-то в марте, во всяком случае, стоял трескучий мороз – я что-то случайно услышал. В первый раз с тех пор, как я поселился на Нюрнбергерштрассе, в соседней комнате говорили по-немецки. Не буду скрывать, что мне стало любопытно. – Ты подслушал разговор? – А что мне оставалось? Любопытство – это моя профессиональная болезнь. Кроме того, говорили об интересных вещах. Насколько я понял, речь шла о деньгах и политике. Время от времени они переходили на русский, но по большей части говорили по-немецки, хотя некоторые в этой компании явно имели определенные языковые проблемы. Я подумал, что русские пригласили в гости одного или нескольких немцев и старались говорить по-немецки. Единственными русскими словами, которые то и дело повторялись, были «Красная крепость». – «Красная крепость». И здесь ты неожиданно понял, что это коммунисты? – Нет, тогда я не имел об этом ни малейшего понятия. До всего этого я докопался только позже. Я тогда не слишком об этом задумывался. Кстати, похоже, это была не первая встреча между русскими и немцами. – А что это были за немцы? Политики? – Я тоже задавался этим вопросом. Думаю, это были деловые люди. Во всяком случае, русские говорили с немцами о процентах. Немцы хотели иметь пятьдесят процентов, русские давали только десять. Наконец они сошлись на сорока. – Русские в любом случае не коммерсанты… – Когда они собрались, я подсматривал в замочную скважину, но сумел разглядеть не слишком много. Один из мужчин был, скорее, невысоким и коренастым, и на нем было дорогое меховое пальто. Он действительно не был похож на политика и уж тем более на коммуниста. Скорее он выглядел, как генеральный директор. И странным образом при нем был еще китаец. Этот вечер был в значительной степени интернациональным. «Марлоу», – промелькнуло в голове Рата. Мужчиной в меховом пальто мог быть только Иоганн Марлоу! Доктор М. и его китайская тень на Нюрнбергерштрассе! Но почему корифей преступного мира посещал убогого продавца кокаина, маленькое колесико в его организации? Только если это обещало выгодную сделку. Сорок процентов могли быть выгодны. Сорок процентов от восьмидесяти миллионов марок! – Н-да, – продолжал Вайнерт, – как я уже сказал, любопытство – это моя профессиональная болезнь. Я захотел узнать, что значит «Красная крепость». – И это тебе рассказал Кардаков? – Конечно, нет. Его я сначала вообще не спрашивал. Слишком рискованно, если бы он узнал, что я подслушал разговор во время их встречи! «Красная крепость» работает подпольно! Я спокойно молчал и вел расследование иным образом. Есть еще и другие источники. И здесь обнаружились некоторые вещи. – «Красная крепость» решила свергнуть немецкое правительство? – Нет, скорее советское. – Ты шутишь! – О том, что они не очень хорошо отзывались о Сталине, я знал еще с того мартовского вечера. Тогда они так поносили московское правительство, что я не поверил бы, что это говорили коммунисты. Но тем не менее это были именно они. Да еще какие! Название говорит само за себя. «Красная крепость» считает себя хранителем истинного коммунистического учения после смерти Ленина. – То же самое относится к Сталину и Тельману. – Это делает практически каждый красный. В этом проблема левых: они борются больше сами с собой, чем с их общим политическим противником. «Троцкист» у тельмановцев является еще более крепким ругательным словом, чем «нацист». – Разве Троцкий – тоже член «Красной крепости»? – Трудно сказать. Ходят такие слухи. Но сам он никогда об этом не говорил. Может быть, он просто ждет, когда «Красная крепость» достигнет успеха, и тогда откроется. – А что хочет «Красная крепость»? – Только когда Рат задал этот вопрос, он заметил, что дословно процитировал заголовок статьи Вайнерта. – Их конечной целью, конечно, является мировая революция. Но сначала они снова хотят направить социализм в Советском Союзе по нужным рельсам. И для этого им, естественно, надо свергнуть Сталина. – Разумеется. Я заблуждаюсь или братья страдают манией величия? – У них высокие цели. Очевидно, они совершенно четко понимают, что для государственного переворота необходим не только идеализм, но и приличное количество денег. Только я спрашиваю себя, где они возьмут деньги? Какой бизнесмен поддержит коммунистов? Даже если они захотят выступить против других коммунистов? – Думаю, я могу дать тебе ответ на этот вопрос, – сказал Гереон. Вайнерт рассказал ему много. Насколько это было возможно, он играл открытыми картами, так что Рат тоже поведал ему все, что знал по делу «Водолей»: о связи Кардакова с графиней Сорокиной, о золоте их семьи, которое, скорее всего, доставили контрабандой из Советского Союза в Берлин, а также о Марлоу и об объединении Красного Хуго, которые играли непонятную роль во всем этом деле. Во всяком случае, после рассказа Бертольда Гереон более отчетливо понимал, что это могла быть за роль: Кардаков вместе со своей подругой хотел провезти контрабандой золото Сорокиных в Германию и использовать его в своих высоких политических целях. А Марлоу должен был превратить попавшие в его поле зрения деньги, за которыми, кроме того, охотились и люди Сталина, в обычные рейхсмарки и банковские выписки для «Красной крепости». Кардаков втянул в это дело своего шефа как укрывателя денег. За сорок процентов. – Интересно, интересно, – сказал Вайнерт. – И почему вы тогда не обнародовали это на пресс-конференции? – Потому что это повредило бы текущему расследованию, – солгал Рат, не вдаваясь в подробности. Испытанный убийственный аргумент, который ставил мат любому журналисту. – А почему ты мне это рассказываешь?