– Похоже на то. По крайней мере, пули выпущены из одного оружия. Вольтер кивнул. – Если бы мы у кого-то нашли оружие, то, вероятно, нашли бы и убийцу, – сказал Рат. Эта фраза была пробным шаром. Но старший комиссар был слишком опытен, чтобы позволить заглянуть в свои карты. – Это совсем непросто – найти оружие в миллионном городе, – ответил он. – Если бы где-то еще нашелся блокнот Йенике, мы бы тоже сделали шаг вперед, – предположил Гереон. – Наверное, его забрал убийца. Ведь в нем мог содержаться мотив. Он знал, что Бруно еще не заглядывал в свой кабинет. Значит, пока хозяин дома не мог обнаружить пропажу. Даже если бы Эмми Вольтер наболтала ему по телефону о том, что Рат во второй половине дня приходил домой и муж попросил бы ее проверить его письменный стол. Но на это не было похоже. Последует ли Эмми вообще их договоренности? Комиссар в этом сомневался. – Если ты хочешь услышать мое мнение, то это был один из этих чертовых коммунистов. – Голос Вольтера, когда он говорил, звучал решительно. – Вильчек ведь тоже был застрелен в таком же коммунистическом квартале. – Если бы это было всегда так просто… Иногда убийцей оказывается тот, на кого уж никак не могло пасть подозрение, – возразил Гереон. – А иногда дела об убийствах просто остаются нераскрытыми, и их делопроизводство прекращают. – Только не у Генната. – И он капитулировал перед некоторыми делами. – Но любопытство всегда заставляет двигаться вперед, ты ведь это знаешь, – сказал Рат. – Вопрос – почему человек умер? – не отпускает тебя. – Иногда бывает лучше просто оставить умерших в покое. Не всегда тот, кто раскрывает убийство, получает собственный кабинет. Иногда он получает только проблемы. – Йенике знал своего убийцу. – Рат наблюдал за лицом Бруно, когда говорил это, но не уловил никакого волнения. – Каким хладнокровием надо обладать, чтобы в упор выстрелить в своего друга? Как ты считаешь? Вольтер пожал плечами: – Жизнь не всегда так проста, как кажется. И что такое дружба? Не каждый знакомый сразу становится другом. Друг – это тот, кто никогда не бросит тебя на произвол судьбы. Это тот, кто поддержит в тяжелые времена. Теперь пожал плечами Рат. – Кстати, я нашел новую комнату, – сказал он через некоторое время. – С завтрашнего дня я больше не буду вас обременять. – О! – Бруно, казалось, был удивлен. – К чему такая спешка? Ты мог бы и подождать покидать нас. Мы уже привыкли к тебе, правда, Эмми? – Конечно, дорогой. – Фрау Вольтер была немного рассеянна. Разговор мужчин привел ее в замешательство, и к тому же ее, видимо, все еще мучили угрызения совести. – Нет, я не могу больше злоупотреблять вашим гостеприимством, – заявил Гереон. Он положил на стол салфетку и встал. – Но, господин Рат, я надеюсь, вы будете нас навещать, – сказала Эмми. Похоже, от нее не ускользнуло, что между мужчинами возникло странное напряжение. Рат не сказал больше ничего, кроме «Спокойной ночи!», после чего пошел наверх и стал собирать свои вещи. 27 Следующим утром, уже в начале восьмого, он стоял в просторном фойе отеля «Эксельсиор», который своей пышной флорой очень напоминал пальмовую оранжерею в Далеме[34]. Днем раньше, перед тем, как ехать во Фриденау, Гереон прямо из Управления забронировал себе по телефону одноместный номер. Лучше заплатить пять марок за ночь, чем еще один день оставаться на Фрегештрассе. Портье у стойки администратора приветливо поздоровался с ним, но, проверив список бронирования, скорчил мину чрезвычайного сожаления. – Господин Рат, я должен признаться, что мы не рассчитывали, что вы удостоите нас своим прибытием в столь ранний час. Номер, который зарезервирован для вас, еще занят. – Могу ли я в таком случае оставить здесь свои вещи? – Разумеется. – Портье бросил неодобрительный косой взгляд на коробку полицейского и жестом подозвал боя. – Спасибо, – поблагодарил Рат, когда мальчик погрузил на тележку тяжелый чемодан и коробку, и снова повернулся к портье: – Я пока пойду завтракать, а вы подумайте, что все-таки можно сделать. – Конечно, – ответил служащий с кислой улыбкой. Чуть позже Гереон уже сидел за завтраком в ресторане отеля «Эксельсиор». Он чувствовал себя в этом отеле почти как дома. Кофе пошел ему на пользу. Минувшей ночью комиссар почти не спал. Причем это не сознание того, что он спит под одной крышей с убийцей, не давало ему сомкнуть глаз. Скорее это были беспрестанные мысли, которые его беспокоили, и постоянный вопрос, на который не было ответа: почему? Он должен был бы уйти еще накануне вечером. Сразу после ужина встать и уйти. Но по непостижимым причинам Гереон хотел сохранить видимость того, что в их отношениях не произошло открытого разрыва. Возможно, чтобы получить последнюю надежду на то, что все еще может оказаться всего лишь большим заблуждением. Чтобы потом ранним утром тихонько улизнуть из дома. Рат оставил на обеденном столе записку прохладного, но дружеского содержания, в которой еще раз благодарил Вольтеров и объяснил свой ранний уход тем, что он должен въехать в свою новую комнату. О том, что при этом речь идет о гостиничном номере, полицейский умолчал. На записку он положил купюру в двадцать марок – деньги, которые Бруно никогда бы не взял, не говоря уже об Эмми. Но Гереон ничем не хотел быть обязанным Вольтерам. Даже расходами за телефонный звонок, который он сделал, заказывая такси. Комиссар покинул их дом так же, как и прибыл туда неделю тому назад: с чемоданом и картонной коробкой. Он не обернулся, когда садился в такси. Теперь он не торопясь завтракал в «Эксельсиоре». Прошел час, когда он вернулся к стойке администратора. Портье сразу узнал его. – А, господин Рат! – воскликнул он. – У меня для вас хорошая новость! Ключ от вашего номера… – Служащий протянул руку назад и снял ключ с крючка. – Господин уехал. Я сразу распорядился, чтобы ваш номер был немедленно убран и вы могли бы как можно быстрее въехать. – Большое спасибо. – Очевидно, портье ждал чаевых за свои особые старания, но Гереон решил это проигнорировать. – Еще, пожалуйста, некоторые формальности… – Портье протянул ему через стойку регистрационный бланк. – Извините, но сейчас я спешу. Давайте сделаем это сегодня днем. – Полицейский положил ключ на бланк и подвинул его к портье. – Вообще-то такое не принято, но для завсегдатаев мы, разумеется, можем сделать исключение. *** Гереон пришел на работу довольно поздно, но, по крайней мере, успел оказаться в «замке» до девяти. Он вздрогнул от неожиданности, когда, открыв дверь в свой кабинет, увидел в приемной молодую девушку, которая сидела за письменным столом и, скучая, играла карандашом. Светлые пряди волос свисали ей на лоб, а над несколько тонкими губами выдавался немного крупный нос. Когда хозяин кабинета вошел, она вскочила с места. – Эрика Фосс, господин комиссар, – сказала она услужливым тоном и протянула ему руку. – Я ваш новый секретарь! Рат повесил на вешалку свое пальто. – Вы работали у господина Рёдера? Девушка покачала головой. – Я здесь новенькая, господин комиссар. Кого же прислал ему Цёргибель? Гереон дал бы ей не больше двадцати. Она распространяла характерный аромат кёльнской воды. Запах Шарли был лучше. – Так-так, – кивнул полицейский. – Это ничего. Кто-нибудь уже звонил? – Нет, господин комиссар. Вы что-нибудь желаете, господин комиссар? – Вы можете сделать кофе? Это Эрика могла. Вскоре на письменном столе Гереона дымилась чашка кофе. Он закрыл дверь в приемную. Ему хотелось побыть в тишине и подумать, постепенно снова погрузиться в текущие расследования, какими бы абсурдными они ни были. Эрику Фосс нужно было чем-то занять. Геннат не должен думать, что он гонится за несбыточным, что убийцы, у которого на совести Йенике и Вильчек, вовсе не было. Тишина царила не слишком долго: вскоре Рат услышал в приемной какой-то шум, а потом громкий голос: – Но мне надо поговорить с господином комиссаром! Фройляйн Фосс, видимо, пыталась избавить своего нового начальника от визита. Это ему понравилось. В дверь постучали, и она просунула в дверь свои светлые пряди. – Господин комиссар, там пришел господин Рёдер. Он говорит, что это его кабинет… Рёдер? Что ему нужно здесь? – Пусть он пройдет, – ответил Гереон. Эрика Фосс кивнула и сделала Эрвину Рёдеру знак войти. Предшественник Рата был еще меньшего роста, чем он думал. Этот мужчина держал в руке шляпу и осматривался вокруг.