Черт подери! Полицейский сложил все в ящичек и сунул блокнот в карман. Инстинктивно. Скорее, прочь отсюда! Он осторожно прокрался к лестнице и посмотрел вниз. На вешалке висела красная дамская шляпа, а затем Рат увидел светлую шевелюру Эмми Вольтер. Она повернулась, и Гереон отпрянул назад. Похоже, хозяйка дома его не заметила. Он слышал, как она повесила на плечики пальто и исчезла в пространстве квартиры. Комиссар прислушался. Он надеялся, что Эмми отправится на кухню, чтобы приготовить ужин, но это так и осталось несбывшейся надеждой. Полицейский уже собрался спускаться вниз по лестнице, когда дверь в гостиную распахнулась, и фрау Вольтер снова вошла в прихожую, держа в руке пакет с покупками и напевая какой-то шлягер. Рат быстро вбежал в комнату для гостей. Если уж она его застанет, то, по крайней мере, там! Он тихо закрыл за собой дверь и прислушался. Жена Бруно поднялась вверх по лестнице и вошла в ванную. Пожалуй, это был его шанс. В ванной женщины, как правило, задерживаются достаточно долго. Быстро, но бесшумно Рат открыл дверь, выскользнул из комнаты и снова прикрыл дверь. Он слышал, как в ванной все еще раздавалась некая смесь пения и свиста. Он как раз дошел до лестницы, когда Эмми Вольтер, открыв локтем дверь ванной комнаты, напевая, вышла в коридор. В одной руке она держала наполовину наполненный стакан для чистки зубов, а в другой – бутылку водки. Внезапно женщина оборвала песню, и ее лицо застыло. Она неподвижно уставилась на гостя. – О, – вырвалось у нее. Гереон ничего не сказал. Он размышлял, как объяснить ей свое присутствие, одновременно спрятав руки за спиной и незаметно стянув перчатки. – Вот так сюрприз, господин Рат, – сказала Эмми. Ее голос слегка дрожал. – Вы так рано пришли с работы? Комиссар только теперь понял, что это именно она чувствовала себя застигнутой врасплох! – Добрый день, фрау Вольтер, – сказал Гереон. – Дурная голова ногам покоя не дает… – Он похлопал по нагрудному карману пиджака. – Забыл важные записи. – Вот как. – Хозяйка дома все еще стояла, как вкопанная. Она напоминала кролика, который неожиданно оказался перед лисой. – Вы позволяете себе?.. – спросил полицейский и указал на бутылку. – Бог мой, господин Рат… – забормотала женщина. – Это всего лишь… Вы не говорите… Вы должны… – Она сглотнула. – Бруно не должен это знать! Гереон строго посмотрел на нее и сделал вид, будто размышляет, может ли он пойти на конфликт с совестью и не информировать друга о сильной тайной страсти его жены. – Гм, – сказал комиссар наконец, – у каждого есть свои тайны, не правда ли? – Он посмотрел на Эмми заговорщицким взглядом. – Тогда уж и вы, пожалуйста, ничего не рассказывайте Бруно о том, что я так забывчив. Никто в Управлении не должен знать, что я приезжал сюда среди дня. Он приложил к губам указательный палец, и фрау Вольтер с готовностью кивнула в ответ. А потом Гереон оставил ее и стал спускаться вниз по лестнице. – Ну… тогда до вечера, господин Рат! – крикнула женщина ему вслед дрожащим голосом. *** К вечеру, вскоре после того, как он вернулся в «замок», его снова охватил страх. В Управлении он мог сделать все, чтобы не попадаться Бруно Вольтеру на глаза, но в целом встреча с ним была неминуема. Первая встреча с того момента, когда в Гереоне зародилось подозрение, которое переросло в уверенность. Самое позднее, их встреча состоится сегодня вечером в доме Вольтеров. Рат также старался избегать Генната и остальных сотрудников своего отдела. Сдав автомобиль на автобазу, он отправился назад в свой кабинет отшельника и сделал вид, что занимается дальнейшим расследованием по делу Вильчека/Йенике. Что он в какой-то мере и делал. Он пытался разобраться в записях в блокноте Йенике. Большинство этих сокращений, напоминающих календарь, касалось рокового В., с которым Штефан о чем-то договаривался, очевидно, всего пять раз. В первый раз в середине апреля, задолго до расследований по Вильчеку. «СГ!» – было написано жирным шрифтом после первой записи и подчеркнуто. Кто был этот В.? Вряд ли Вильчек. Вольтер? Во всяком случае, на 15 мая не было назначено никакой встречи с В. Ничего, кроме записи, которую Рат уже видел: «1505/900/И – Б». Что это могло означать? Может быть, под Б подразумевалась площадь Бюловплац? Шестая встреча с В., очевидно, еще только должна была состояться 24 мая, то есть через три дня, в 8.30, в П., где и всегда. Может быть, в Потсдаме? Там Йенике учился в полицейской школе. Знал ли В. о смерти Йенике? Скорее всего, ведь пресса так много об этом писала. Весь оставшийся вечер Рат корпел над записями и был готов в любую минуту сбросить черную книжку в открытый верхний ящик письменного стола, если появится какой-нибудь непрошеный гость, например, кто-то из команды Генната, а может быть, и Бруно Вольтер. Обе двери, которые вели в приемную и в коридор, Гереон осторожно закрыл. Он пролистал весь блокнот в поисках записей, где упоминался В. Записей разговоров или чего-то похожего. Штефан так часто встречался с этим человеком, что должен был написать что-то еще, кроме дат. А может быть, и нет. А если В. – это женщина? Блестящий ложный путь! А если под этим роковым В. скрывается какая-нибудь Вильгельмина или Вальтрауд, в которую был влюблен наш робкий выходец из Восточной Пруссии? Рат продолжал листать блокнот. В первой части своей книжки Штефан Йенике записывал номера телефонов. Комиссар обнаружил служебные номера инспекции Е, сразу за ними шел домашний номер телефона Бруно и чуть дальше – домашний номер Гереона Рата на Нюрнбергерштрассе или, точнее, его бывший номер. К аппарату с этим номером теперь подходит только Элизабет Бенке. Надо не забыть снять телефон с регистрационного учета. Не хватало только, чтобы Бенке напоследок звонила по его линии! Номера не были отсортированы. Ни по алфавиту, ни по какой-либо иной известной системе. Неожиданно Рат наткнулся на номер, который его озадачил – потому, что там не было указано имя. Просто телефонный номер, один из многих, который едва ли чем-то выделялся среди массы цифр и букв: «Вестенд 2531». Может быть, это был след. Комиссар снял трубку. – Фройляйн? Соедините, пожалуйста, с телефонной станцией Вестенд. Номер два-пять-три-один. Спасибо, я жду. Через некоторое время на другом конце провода сняли трубку, и женский голос проговорил: – Вюндиш. Рат настолько растерялся, что забыл положить трубку. – Алло! – сказала женщина. – Кто говорит? И тогда Гереон решил не бросать трубку. – Бём! – прорычал он в аппарат. – Попросите, пожалуйста, вашего мужа! – Моего мужа? Извините, его нет дома. Но вы можете еще застать его в Полицейском управлении. Рат пробурчал что-то невразумительное и положил трубку. Действительно! В блокноте Йенике был записан домашний телефон регирунгсдиректора Вюндиша! Крупный начальник отдела IA, шеф политической полиции. Даже никто из руководителей инспекций в «замке» не знал его домашнего номера телефона, настолько этот человек стремился к покрову таинственности. Но у простого ассистента по уголовным делам, который всего несколько недель тому назад получил диплом об окончании полицейской школы, этот номер был записан в его блокноте, как будто это являлось само собой разумеющимся фактом. Теперь комиссар знал, кто скрывался под буквой В. И он также знал, что означают буквы СС: совершенно секретно. Политическая полиция завербовала новичка для своих скрытых целей. Вюндиш лично его нанял, вероятно, еще в полицейской школе в Айхе. Рат полистал блокнот Йенике и нашел подтверждение своему подозрению. Первая встреча с В., должно быть, состоялась еще в феврале: «1102/1700/В в П». Политическая полиция завербовала Штефана Йенике, когда он еще не работал в инспекции Е. И это могло означать только одно: они подобрали старательного и способного курсанта полицейской школы и сознательно внедрили его в инспекцию Е. За кем он вел там слежку, было очевидно: за своим шефом и будущим убийцей. Рат вспомнил то воскресенье, когда он неожиданно застал Йенике в их кабинете в инспекции Е. Тогда он даже не заметил, что парень что-то искал в письменном столе Вольтера. Но все еще оставался один вопрос: что, черт подери, сделал Бруно Вольтер, что он представлял такой интерес для отдела IA? Насколько Гереону было известно, Дядя никогда не проявлял никакого интереса к политике, по крайней мере, в той степени, чтобы стать объектом наблюдения отдела IA. Он был не единственным в полицейском корпусе, кого отличала несколько ностальгическая привязанность к старым военным друзьям. Или речь шла не о политике, а о коррупции? Ищейки из отдела IA активно использовались начальником полиции в том числе и для внутренних расследований любого рода. Но почему Вюндиш лично контактировал с Йенике, если речь шла всего лишь о подкупленном полицейском из полиции нравов? Нет, за этим крылось нечто большее, и Рат хотел знать, что именно. Он хотел понять: почему погиб Штефан Йенике, что сделало Бруно Вольтера убийцей? Перед тем как покинуть Управление, Гереон стал размышлять, что ему сделать с небольшим черным блокнотом. Сначала он носился с мыслью о том, чтобы скопировать самые важные записи, а оригинал незаметно положить назад в письменный стол Бруно. Но потом полицейский оставил эту идею – он должен был действовать наверняка. Если блокнот Йенике попал в личный письменный стол Вольтера случайно, чему Рат не верил, то он, так или иначе, не хватился бы его, потому что ничего не знал о его существовании. А если Бруно имел отношение к смерти Штефана, он мог сделать из этого свои собственные выводы, так как результат баллистической экспертизы в «замке» уже давно был всем известен. Нет, Рат должен был сохранить блокнот в качестве залога. Он бы уже давно передал его Геннату, если бы это было возможно, но для этого он сам слишком глубоко увяз в этой истории. Он уничтожил улики, поменяв пули! Покидая здание Управления, Гереон не стал проходить мимо инспекции Е. Конечно, он не мог в целом избежать встречи с Вольтером, но хотел отодвинуть ее, насколько это было возможно. Он доехал на общественном транспорте до Фрегештрассе и, прежде чем сесть в поезд «Ваннзеебан», оставил блокнот в камере хранения на Потсдамском вокзале, а ключ от нее положил в конверт прусской полиции, который тщательно запечатал и на который наклеил марку. Потом комиссар стал искать в вечерней суете вокзала синий почтовый ящик имперской почты. Ящик нашелся прямо у выхода, и он бросил туда письмо. Через четверть часа Гереон вышел из поезда на платформу во Фриденау и глубоко вдохнул воздух, как будто ему предстояло сейчас погрузиться в глубокую подводную пещеру. Именно так он себе это и представлял. Закрыть глаза, и вперед! Нет, лучше открыть глаза, и вперед! *** Бруно появился к столу в несколько раздраженном и обиженном настроении, а Эмми Вольтер из-за их с Ратом общей тайны казалась заметно взволнованной. У самого Рата пропал аппетит, но он пытался не показывать виду. Насколько это было возможно, он с трудом осилил жареный картофель и яичницу, хотя еда была довольно вкусной. Его участие в разговоре ограничилось отдельными хвалебными комментариями в отношении еды, которые противоречили его ленивому ковырянию в тарелке, свидетельствовавшему об отсутствии аппетита. Один раз он попросил Эмми Вольтер передать ему солонку, но она перепутала ее с сахарницей. Ее муж заметил это, а сама она была расстроена из-за своей оплошности. – Не огорчайся, Эмми, – сказал Бруно, – такое бывает. Даже следователь по уголовным делам может перепутать или поменять какие-то вещи, не так ли, Гереон? Поменять? Рат насторожился. Правильные ли выводы сделал Вольтер? Тогда они оба были в равной степени хитры: каждый знал, что у другого рыльце в пушку, но ни один из них не знал подробностей. Дядя догадывался о том, что в смерти Йозефа Вильчека есть некие неувязки, в которые, похоже, впутан комиссар по уголовным делам по имени Гереон Рат. Но, возможно, Рату только мерещились опасности, и слова Вольтера вообще ничего не значили. Гереон сделал вид, что не обратил на них внимание. – Спасибо, – сказал он и взял солонку, которую ему передала Эмми Вольтер. – Ну как идет ваше расследование? – спросил Бруно, проглотив очередной кусок. – Уже есть какие-то мысли, кто мог убить Йенике? Или этого воришку? Забыл, как его имя. – Вильчек, – подсказал Гереон. – Точно. Получается, что это один и тот же убийца?