— Нельзя сказать наверняка. Это крепкая теория, учитывая отсутствие мотива по другим направлениям следствия, но доказательств было недостаточно. — У Мэтта был мотив? — Как-то ты чересчур интересуешься этим делом, — замечает мистер Уэллс. Пожимаю плечами. — Наверное, я просто думала, что... для Мины это было важно, понимаете? Работать здесь, с вами. Она всегда говорила, столькому у вас научилась. Я считала, возможно, если разберусь в том, над чем работала Мина, это поможет мне… не знаю, двигаться дальше. Было тяжело, когда... — я затихаю, стараясь не сильно распахивать глаза, иначе это будет уже явный прессинг. Мистер Уэллс откладывает копию заметок Мины на стол, выражение его лица смягчается. — Я понимаю, — говорит он. — Но послушай, дело Деннингс — висяк. Вряд ли мы узнаем, что приключилось с этой девчонкой, учитывая, сколько времени прошло. И ничего тут не поделать. Лучше забудь об этом деле. Я киваю, делая вид, что соглашаюсь, а совсем не пытаюсь найти способ связать оба дела. — Мне пора. Спасибо, что уделили мне время. Я очень благодарна. Я уже почти вышла из кабины, когда он останавливает меня: — Софи, что произошло той ночью на Букер Поинте? Оглядываюсь на него через плечо, и вот снова в его глазах тот блеск, напомнивший о Мине. В ту ночь у нее был такой же взгляд. Ее едва ли не потряхивало от переизбытка энтузиазма, что она так близка к правде, еще немного — и ухватится за ниточку. — Не для печати? — Я же не глупая. Он одобрительно усмехается. К этому парню, наверное, так и липнут все девчонки-стажеры. А может, и парочка парней тоже. — Я предпочел бы комментарии для печати. — Не сомневаюсь. Еще раз спасибо. Больше не оборачиваюсь, но могу с уверенностью сказать, что он наблюдает за мной всю дорогу до выхода. 46 ДВА ГОДА НАЗАД (ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ) Я проделываю в почве неглубокие бороздки. — Не подашь мне лоток? — Я указываю на рассаду, которую несколько недель держала под лампой, пока она не проросла достаточно, чтобы высадить ее в землю. Я очень ею гордилась — эту первая рассада, выращенная под люминисцентной лампой, которую папа подарил мне на день рождения. Мина откладывает в сторону книгу и встает с плетеного стула, чтобы придвинуть лоток поближе ко мне. Она осторожно балансирует на деревянной оградке клумбы, с подозрением глядя на почву. — Еще раз, что это будет? — Томаты. — Слишком много заморочек для помидорок, — заявляет Мина. — Не могла просто купить растения в магазине? Или сажать их в те прикольные штуки, которые вверх ногами висят? — Это другие. Они фиолетовые. — Да ладно? — Да, я специально заказывала семена. Мина широко улыбается. — Могла бы просто посадить мне цветы. Я аккуратно опускаю росток в лунку. — И какое в этом веселье? — Теперь будем делать фиолетовый соус для пасты, — предлагает она. — Если только готовить будешь ты. — Ой, да ладно тебе... помнишь тот овощной суп, который ты пыталась приготовить? Единственный косяк — слишком маленький огонь. Но у тебя уже лучше выходит. — Думаю, я лучше буду заниматься тем, что у меня и так получается. — Я рою третью ямку, беру росток из лотка и помещаю хрупкие корешки в их новый дом. — Но разве ты не рада, что я нашла тебе хобби? — усмехается Мина. — Когда станешь всемирно известным ботаником, буду везде хвастаться, что я за это ответственна. — Скорее из нас двоих всемирно известной станешь ты, — отвечаю я со смешком. — Ну, это само собой разумеется, — заявляет Мина. — Не волнуйся, я поблагодарю тебя в речи, когда получу Пулитцера. — Какая честь. Мина возвращается к стулу и книге, а я возвращаюсь к томатам. Она обмахивается передом своего топа. — Ну и жара, — жалуется она. Здоровой коленкой я упираюсь в землю и проделываю новые рядочки, три вдоль, четыре поперек. — До двадцати градусов поднялось, — наконец отвечаю. — Ты в норме? Мина пожимает плечами, ее взгляд прикован к странице. Солнце припекает мне спину, и я задумываюсь, не слишком ли долго уже работаю. В какой-то момент мне кажется, это весь ответ, что я от нее дождусь. Но тут она смотрит на меня. — Завтра весь день с мамой и Тревом. Она хочет с утра навестить папину могилу. — Вы... вы часто туда ходите? — интересуюсь я. Мне внезапно становится любопытно, а она, кажется, на этот раз всерьез готова поговорить об этом. Я знаю, что мистер Бишоп похоронен в Харпер Блафф, он здесь вырос и это главная причина, по которой они переехали сюда после его смерти. А знаю это все я лишь потому, что когда мы с Миной первый раз напились, она, уткнувшись мне в плечо, нечленораздельно пробормотала эту историю и после плакала, а на следующее утро не помнила ничего. — Иногда, — говорит она. — Мне нравится прийти и поговорить с ним. Кажется, что он рядом. Не знаю, словно там ему легче за мной наблюдать. — Наблюдать с небес? — спрашиваю я, и, как бы я ни противилась, в моем голосе слышен скептицизм. Нахмурившись, Мина выпрямляет спину. — Конечно с небес, — отвечает она. — Что... ты не веришь в такое? Смутившись ее испытующего взгляда, я отвожу глаза. Мы никогда не говорили о религии. Я всегда избегала эту тему. Мина не набожна, в отличие от своей матери, но она из тех, кого называют верующими. Ходит на мессу, когда ее просит мама, и носит маленький золотой крестик, подаренный отцом. А я — это я. Утратила веру после аварии, хотя не думаю, что мне было что терять. — Не особо. — Не собираюсь врать, когда и так уже скрываю от нее куда более важные вещи: растолченные таблетки и мерзкие дорожки порошка, потребность отключиться от мира, которая изо дня в день поглощает меня все сильнее. Она начинает замечать, как я вырубаюсь на уроках. Нахожу оправдания, но она пристально следит. Стряхнув с рук землю, поднимаюсь и ловлю настолько недоуменный взгляд, будто я объявила, что небо — зеленое. — Соф, в Рай надо верить. — Почему? — спрашиваю я. — Просто... надо. Иначе что, по-твоему, ждет нас после смерти? — Не думаю, нас вообще что-то ждет. Так я считаю. Ничего там нет. Когда люди умирают, то все. Она ерзает на сиденье, и от того, как грустно изгибаются сейчас ее губы, мне хочется забрать свои слова обратно. — Хреновая позиция какая-то. Почему ты хочешь в это верить? Мгновение я молчу и провожу пальцем по колену, по памяти касаясь шрама. Так и чувствую через одежду пруты под кожей, соединяющие мои конечности. — Не знаю. Просто так думаю. — Это ужасно, — произносит Мина.