Это было сказано с легким оттенком презрения. – И те камни… – Не только они. К тому времени он имел достаточно денег, чтобы расплатиться с долгами, выкупить родовой замок и заплатить за невесту. Но ему показалось мало… Катарину отпустили. Она обернулась и, поймав руку Джио, прижалась к ней щекой: – Спасибо. – За что? – За все… сперва ты меня пугала… и нарочно, да? – Мне это казалось забавным. – Понимаю, – Катарина гладила темные пальцы. – Тогда меня пугало буквально все… я совершенно не годилась на ту роль, которую он выбрал. Он ведь купил Генриха, так? Тот любил развлечения, а казна вечно была пуста. Все удивлялись, откуда он узнал обо мне. Я ведь не покидала дома, и вдруг приглашение ко двору… встреча… свадьба… все быстро, слишком быстро… Дело в деньгах? – И в них тоже. Странно, но Катарина не испытывает обиды на мужа. Ей его даже жаль. Толстого. Запутавшегося. Некогда великого, но давно уже превратившегося в пародию на самого себя. Его боялись и в то же время презирали. А вот отца только боялись. – Король должен был умереть много раньше, – Джио присела на край кровати. – Его рана в ноге, несмотря на все усилия целителей, то затягивалась, то вновь воспалялась. А еще он был весьма неумерен в еде и питье, что сказалось на сердце. Его печень была столь велика… впрочем, кому я рассказываю. Ты сама все знаешь. Катарина вздохнула. От мужа пахло. Кислым потом. Болезнью. Гноем. И еще чем-то особенно неприятным. И запах этот вызывал тошноту, которую приходилось скрывать. Хорошая жена должна любить мужа. Восхищаться. И принимать любым. Стать хорошей женой у Катарины так и не получилось. – Отец предложил ему не только деньги. Не обманывайся, богатых невест в Британии хватает… твой отец предложил исцеление. Не полное, нет. Но венец из желтых камней продлевал жизнь и снимал боль. Мы знали это точно, ибо именно этот венец и позволил Дживасу продержаться три дня. Три треклятых дня. Тот зверь переломал ему хребет и вскрыл живот, вывалил внутренности. Он отступил перед моим огнем, но недалеко. И тогда Дживас, поняв, что умирает, попросил подержать венец. Примерить перед смертью. Сказал, что коль подыхать, то по-королевски. И твой отец не отказал. Тогда он еще думал, что умеет быть другом. Хотя это и не помешало ему переспать с женой Дживаса. Сказал, что если друг не знает, то и возражать не станет. Да… Джио откинула одеяло и похлопала по кровати: – Ложись давай, а то утро завтра будет ранним. И Катарина послушно забралась в постель. – Стоило его примерить, и Дживас перестал умирать. Отступила бледность. И он сказал, что ему больше не больно. Чудовищная рана на животе стала затягиваться. И даже черные кишки не были тому помехой. Дживас запихал их внутрь… и на третий день поднялся. Понимаешь? – Невозможно. – Я бы то же сказала, если бы сама не увидела. А на четвертый твой отец проломил ему голову камнем. Джио поправила одеяло: – Закрывай глаза… – После всего? – Можно подумать, ты ничего страшнее в жизни не слышала. – Слышала, – вынуждена была согласиться Катарина. – И видела. К сожалению. – Вот и я о том. Мне он приказал молчать. Думаю, если бы он не понимал, что без меня не выберется, он бы и мне проломил. Потом приказ стал строже. Я не могла говорить о том путешествии… ни с кем, кроме него. – Но… – Он смешал нашу кровь. И связал жизни. А ты не давала ему никаких клятв. Да и кровь твоя… ты ведь его дочь, плоть от плоти… разница есть, но не столь и велика. – Этот венец… – Должен был исцелить Генриха. – Но не исцелил, – Катарина нахмурилась. – Если ты говоришь, что он… а вместо этого… Джио развела руками: – Я не слишком хорошо разбираюсь в теории. Скорее всего дело в расстоянии. Мы не так далеко отошли от храма, когда Дживас попался тому тигру. Или изначальных сил хватало лишь на одно исцеление. Или в том, что камней вдруг осталась лишь половина? – А… – Другую он оставил безутешной вдове. И вовсе не из доброты, – Джио коснулась шеи, показывая, что клятва все-таки осталась, хотя и поизносилась изрядно. – Правда в том, что этому ублюдку снова повезло. Пусть Генрих не исцелился полностью, но боли перестали его беспокоить. До свадьбы он маялся подагрой так, что никто-то из целителей не мог облегчить его страдания. Да и мужскую силу он, поговаривали, утратил полностью, как и интерес к жизни. Все полагали, что ты станешь вдовой много раньше. Но Генрих прожил пять лет. Пять проклятых долгих лет, которые в памяти Катарины слились в один бесконечный день. – Он зависел от отца… и поэтому… даже когда я оказалась в башне… его не казнили… – Катарина обняла себя, с трудом сдерживая дрожь. – И мой муж… отец понял, что от него наследника не дождется… и договорился с Джоном, так? – Думаю, ты права. – И Джон взял в жены мою сестру, но не сразу… нет… отец умеет планировать, верно? Джио склонила голову. – Думаешь, он… знает, где я? – Не знаю. Действительно не знаю, девочка моя. Но не бойся. Я не позволю ему тебя обидеть. Катарине очень хотелось бы верить. Очень. И она послушно закрыла глаза. Возможно, ей повезет с ночью без снов. Они не слишком-то жалуют грозы. В гостевых комнатах было сыро, прохладно и попахивало болотом. И главное, Кайден не мог понять, появился этот запах в силу общей неустроенности дома или же его принесли те, кому в доме человеческом делать было нечего. Он трижды обошел комнату, не поленился отодвинуть массивный комод, заглянул под кровать, потревожив крупные клубки пыли, сунулся в старый шкаф, дверцы которого отчаянно заскрежетали. – Успокойся, – Дугласу досталась соседняя комната, стену которой, помимо пары батальных полотен, украшали весьма живописные разводы плесени. – Пахнет! – Еще как пахнет, – он слегка оперся на комод, но вовремя убрал руку. Почти вовремя. Комод все-таки хрустнул, покачнулся и медленно, не теряя достоинства, поехал влево. Правда, тут же был остановлен Дугласом. – Что смотришь? Помогай. – Чем? – Кайден заглянул под комод, отметив, что две из четырех ножек отломались, и не факт, что сейчас. – Погоди… Он обломал оставшиеся, и комод грохнулся на пол. – Нехорошо, – Дуглас вытер ладони о шторы, ни ладони, ни шторы не стали чище, впрочем, как и грязнее, – имущество чужое портить. – Нехорошо, – согласился Кайден. – Но мне здесь не нравится. – Домой вернемся? – Гроза же. – Это ты своей златовласке рассказывай, как гроз боишься, – Дуглас отодвинул тяжеленную портьеру и чихнул. – Воняет здесь и вправду изрядно. Дом лет десять как не проветривали, если не больше… Кровать он сперва рукой проверил, после все-таки решился присесть. – Я тут с магом побеседовал. Молодой, но из простых, сила есть, а связей не хватает, вот и не нашлось места в столице. Да и тут к нему приглядываются пока. Очень нашей хозяйкой восхищался. Кайден застыл, пытаясь вспомнить, как выглядит этот самый маг. – И красива, и робка, и тиха, и в магии понимает. Ветер попробовал на прочность окно. Стекла в нем потемнели от времени, а рамы давно уж рассохлись, и потому окно это не выглядело хоть сколько бы надежной преградой. – Что-то она ему присоветовала по рунным потокам, да… – Дуглас наблюдал за подопечным, который, опустившись на четвереньки, старательно обнюхивал стену. – А вот тетушка ее магу не понравилась. – Мне тоже. Ни она… ни эти…