Кайден прижался щекой к полу. Доски. Паркет был дубовым, а потому сохранился вполне себе неплохо. Его бы отчистить, отполировать – и снова оживет. А что поскрипывает слегка, так это характер такой. – Верю. Ты им тоже не больно по душе. Кайден фыркнул. Еще бы. Он тогда хорошо Кевина в дерьмо макнул. От всей широты души. И братцу его досталось, хотя тот всегда проявлял похвальную сдержанность, под руку не лез, но в тот раз не удержался. – Сами виноваты. – Никто не спорит. Но ты же понимаешь, что люди в целом более склонны верить другим людям. – Я тоже теперь людь. Иногда. – Вот именно, что иногда, – тяжко вздохнул Дуглас. – По всему, у парней к кузине интерес весьма определенного склада. И с полного одобрения их матушки. Интерес Кайден тоже заметил. Он выполз из-под кровати, где пахло уже не столько болотом, сколько пылью, и запах был едким, раздражающим. – Руки переломаю. – Верю. Но надеюсь, что ты сдержишься. Подумай хорошо. – О чем? Кайден сел на пол, по которому тянуло холодным ветром. Сквозняк крался к двери, которая закрывалась весьма неплотно. – Не сделаешь ли ты хуже. – Кому? – Девочке этой. – Чем? – Кайден нахмурился. Он никому не делал хуже. Он вообще не обижал своих женщин. И подарки им дарил. И ей тоже подарит. Когда найдет подходящий. Дуглас же вздохнул, потер щеку и сказал: – Ты ведь не собираешься на ней жениться, так? Как обычно, поиграешь, а потом любовь пройдет, и все, отыщешь себе новую игрушку. А с ней что будет? – Что? – Понятия не имею. Я у тебя спрашиваю. Чтобы ты подумал. Она чужая здесь. Ни друзей, ни знакомых, ни связей, которые закроют рты. О вашем романе скоро станет известно в городе. И будь уверен, ее в отличие от других щадить не станут. Обсудят и осудят со всех сторон. Кайден заерзал. – И эта стервочка Луиза, если я хоть что-то в людях понимаю, все силы приложит. Нет, пока ты с ней, будут помалкивать, дураков нет. А потом? – Я… – Каждого не заткнешь. Может, и так, но если постараться… – Нельзя убивать людей из-за слов. И калечить тоже нельзя. Тем более если говорят правду, и не о тебе. Так что пойми для начала, репутацию девочке ты изрядно подпортишь. А значит, нормального мужа она не найдет. – Зачем ей вообще муж? – Кайден нахмурился и встал-таки, потому как на полу воняло уже не столько болотом, сколько кошачьей мочой. И кажется, этот вот ковер, несколько протертый и местами даже слегка поеденный молью, хранили вовсе не в сундуках. – Семьи ради. Дети там. Жизнь тихая. Не дуйся, – Дуглас примиряюще поднял ладони. – За штаны я тебя держать не стану. Но раньше твои приключения и вправду были не во вред. А с ней нам жить рядом. Стук в дверь избавил от необходимости отвечать, и потому Кайден эту дверь открыл с немалой радостью, чтобы нос к носу столкнуться с человеком, которого он видеть не желал. – Вечера доброго, – Гевин изобразил поклон. – Мне вот подумалось, может, посидим, выпьем, выкурим сигару-другую? – Со мной? – Кевина матушка призвала, а одному как-то не так, что ли… заодно поговорим. Вспомним прошлое. И Кайден оскалился во все зубы. То прошлое, в котором он совал Гевина в бочку, где бродило конское дерьмо, он был готов вспоминать с немалым наслаждением. Глава 19 В курительной комнате было темно, сыро и холодно. Влажно хлюпнул ковер под ногами. Заскрежетало старое кресло, отодвигаемое Гевином. И единственный огненный камень задрожал, намекая, что сил в нем осталось не так и много. Кайден коснулся поверхности его и поморщился: камень покрывала тонкая липкая пленка пыли. – Я помню этот дом другим, – Гевин развернул и столик так, чтобы видеть и окно, и дверь. – Более живым, что ли… – Вы давно здесь не появлялись. – А с чего бы? – он покачал столешницу и, убедившись, что столик не собирается рассыпаться, водрузил на него бутыль. – Нас здесь не особо жаловали. – Может, потому, что вы вели себя как два засранца. К бутыли прибавились бокалы и плоская коробка с сигарами. – А то ты лучше был. – Не лучше, – вынужден был признать Кайден. – Что вам здесь нужно? – Деньги, – Гевин сам наполнил бокалы. – Мой братец нервничает. Ему кажется, что все кончено, что ты заморочишь нашей сиротке голову и увезешь в закат, и ладно бы только ее, но ведь и наследство тоже… Бренди. Односолодовый. И выдержанный. Неплохой, судя по тонкому букету ароматов, но Кайден все одно не притронулся. – Думаешь, отравлю? – Думаю, что на меня алкоголь дурно влияет, – а вот нюхать его Кайдену нравилось. – Тогда да… – А наследство большое? – Несколько миллионов. – Изрядно, – оценил Кайден. – И ты не боишься… вот так… – Не боюсь, – Гевин вытащил тонкую темную сигару. – Нам уже не по десять лет, ума прибавилось. Надеюсь. – И я надеюсь. Дым поднимался к потолку, который казался темным, почти черным. – Значит, вы хотите жениться на Катарине? – Не сказать, чтобы особо, но последние годы были не так чтобы удачны для торговли. Я предупреждал отца, что не стоит покупать те акции, но… увы, увы… потом связался не с теми людьми, и стало совсем плохо. Корона готова простить дурака, только, сам понимаешь, стоит прощение немало. Ко всему матушка не желает сокращать расходы. Привыкла считать себя первой дамой нашего захолустья, а теперь и на столицу нацелилась. Братец просто бестолочь. Ему интересны лишь карты и скачки. Терпкий запах дыма заполнял комнату. И теплее стало. И кристалл, напоенный силой Кайдена, разгорелся. В бледном свете его лицо Гевина казалось тоньше, изящней. Женщинам такие лица нравятся. – А ты, выходит, без греха? – Кто здесь без греха? – хмыкнул Гевин. – Я люблю удобную жизнь. Тех же лошадей. Или вот своего портного… хорошего портного найти ничуть не легче, чем толкового сапожника. Мне нравится интересное оружие. А еще искусство… ты не представляешь, сколько всего интересного привозят из колоний. У меня неплохая репутация сложилась, да… Он прикрыл глаза. – И я подумал, что в целом вариант неплохой. Она не так молода, чтобы в голове осталось место для всякого рода любовной ерунды. Но и не так стара, чтобы не выносить ребенка. Не уродлива, пусть и не совсем в моем вкусе. Кайден заставил себя вернуть стакан на стол. И руки за спину убрал. Так оно надежней. Нельзя убивать людей просто так… или не просто так, но всяко повод должен быть более веским, чем обыкновенный разговор.