Пять шагов. Поворот. И снова пять. Призрак сам прыгает в руку, чтобы потечь, теряя свой обычный облик. Тварь, из него вышедшая, уродливая. Ее змеевидное тело толсто, а лапы тонки и кривоваты, ее шея что ветка, на которой держится перезрелый плод головы. Поблескивает ожившей тьмой безглазая морда. И длинный язык, вывалившись из пасти, свисает едва ли не до пола. А по нему, одна за другой, стекают капли. Призрак урчит. И поворачивается к Дугласу, которого трогать запрещено, но ведь все течет, все меняется… – Сидеть, – Кайден остановился в центре тренировочного зала и позволил себе выдохнуть. – Сидеть, тварь. Его рука сжала невидимый поводок, и Призрак заурчал. – Ты слишком беспокоен, – заметил Дуглас. Он устроился под скрещенными булавами, принадлежавшими, если верить семейной легенде, вождю племени вандалов, который то ли был побежден, то ли женился на дочери славного рода Гленстон, то ли сначала был побежден, а потом женился… Призрак дрожал. Он пробовал на прочность и нить поводка, привязавшего его к тому, в ком слишком много человеческой горячей крови, чтобы удержать, и самого Кайдена. И в ушах вскипели голоса всех заблудших душ, которые стенали, стонали, проклинали… – Нет, – Кайден дернул рукой, и тварь опрокинулась на спину. Она попыталась встать, но Кайден не позволил. Теперь он испытывал удивительное чувство – одновременно и гнева, и радости, что есть на кого этот гнев выплеснуть. Носок сапога надавил на мягкое горло, и тьма поползла, а тварь заскулила, слабо заелозила ногами. – Ты что вздумал? – поинтересовался Кайден, добавляя той своей силы, которую не любил выпускать. И явь задрожала, как-то слишком уж сильно, будто только и ждала предлога рассыпаться. – Бунтовать? На той стороне призрачная гончая выглядела… логичней, что ли? Ее тело обрело должную гармонию, но и жути прибавилось. А серая тропа сама легла под ноги. И возникла на ней Тьма, которая была куда умнее Призрака. Она легла на тропу, и тонкий длинный хвост ее заелозил, а на хребте поднялись стеной шипы. Тьма ползла, и оглядывалась, и звала за собой. Если у Кайдена хватит смелости. Если хватит глупости. Доверится. – Место, – выдохнул он, запирая границу, ибо воздух уже наполнился весьма характерным шелестом. Такой звук издают панцири мелких хищных тварей, чьи ноги быстры, а челюсти столь мощны, что нет ни плоти, ни металла, способного устоять пред ними. Он открыл глаза и обернулся. Призрак присмирел. Тьма… играла в обиду, но в игре этой чувствовалась нотка фальши. Она, упрямая, так и не покорилась до конца. Впрочем, как и отцу. И деду. И кажется, лишь старуха, что мыла в водах Мертвой реки украденное золото, знала секрет, но не спешила им делиться, пусть и с единственным из внуков, которого по какой-то причине сочла годным, достойным беседы. И некоторых умений. – Так-то лучше, – Дуглас поднялся, едва не задев головой дубину. – И теперь, дорогой мой воспитанник, я вижу, что ты и вправду взрослеть начинаешь. – Почему? – в горле пересохло. А до кувшина с водой нужно было сделать пару шагов, но вдруг оказалось, что собственное тело Кайдена, в котором еще недавно клокотала сила, вдруг сделалось слабым. Он и руку-то с трудом поднимал. Но, стиснув зубы, сделал шаг. Это кровь человеческая. Проклятый дар. Если бы он нашел способ избавиться. Он тогда и к Мертвым водам спустился, пытаясь отыскать этот самый способ. А потом просто понравилось вот так сидеть на берегу и смотреть на реку, которая не течет, но все одно меняется. – Потому что раньше ты бы не понял, насколько все изменилось. – Что изменилось? На серой глине проступили капельки воды. И Кайден слышал запах ее, и жажда сковала его горло, показалось, что он просто умрет на месте, если не найдет в себе силы добраться до кувшина. – Все, – Дуглас не вмешивался. Он тоже не был тем самоуверенным магом, который полагал, что справиться с мальчишкой легко. – Она королева. А ты… – Бастард. Полукровка. Ублюдок, которому среди людей не место, – злость заставляла идти. Семь шагов. Семь невероятно тяжелых шагов, будто и злость, и погружение, и борьба с псами высосали его. – И бестолочь еще, – Дуглас покачал головой. – Мне не показалось, что твоя другая кровь так уж ей мешает. А вот с остальным будут проблемы. Она права в том, что легко ее бы не отпустили. А значит, за домом наблюдают. – Ждут обещанного несчастного случая? – огрызнулся Кайден. – И этого тоже. Он вздохнул. – Она и вправду… очень неудобная фигура. Но это ведь тебя не остановит? Кайден дотянулся-таки до кувшина. Дрожащие пальцы обняли бока, смахнув капли, скользнув по шершавой глине. Показалось вдруг, что не удержат они, не справятся с этой тяжестью. Но нет… и удержали, и подняли. И поднесли к губам. Вода была столь холодной, что горло стянуло болью, но Кайден пил. Жадно. Стараясь не расплескать ни капли. – Не остановит, – сам себе ответил Дуглас. – Как и тот факт, что твое вмешательство не понравится многим, очень многим серьезным людям… Вода наполняла тело, и слабость отступала. – Но когда тебе было дело до других людей? – Предлагаешь ее бросить? – Нет. Хорошо. Кайдену не понравилось сомневаться в том, кого он искренне полагал другом. Как-то вышло, что друзей у него было немного. – Предлагаю хорошо подумать. Ты не сможешь защищать ее вечно. Особенно если вдруг его величество, которому ты приносил клятву, вдруг призовет тебя ко двору. А это наиболее простое и логичное решение. Кайден фыркнул. И, вернув кувшин, повел головой осоловело, вдруг показалось, что в кувшине была вовсе не вода, но Кайден понюхал влажные пальцы и успокоился. – Откажешься? Верю. И это можно будет трактовать как мятеж, – Дуглас говорил спокойно. – Чем обязательно воспользуются враги Гленстонов. Твой дед играет в довольно опасные игры, а стало быть, врагов у него хватает. А к ним добавятся и новые, ибо никто в столице не рискнет переходить дорогу канцлеру. И хуже всего, он был прав. – Что делать? – Думать, – Дуглас постучал пальцем по голове. – И свяжись с отцом. Пока она здесь, она в опасности. Мысль была до боли неприятна. Но здрава. Кайден закрыл глаза. Отец… в последний раз он видел его у Мертвой реки. Темные воды ее бережно держали ладью с телом матери. Ее укрывали драгоценные белоснежные меха, добытые отцом за краем мира. На волосах ее сиял алыми камнями драгоценный венец. А руки сжимали каменную флейту. И гляделась она спокойной. И когда по взмаху руки ладья вспыхнула, отец закрыл глаза. В тот день он слез не прятал. А когда река поглотила драгоценный этот дар, ушел, а Кайдена вывели к людям сестры. Эгне. Она не откажет. Она знает, что Кайден отплатит добром за добро. Она сама нашла его. И позвала на свадьбу, которая состоится, когда на листьях вспыхнет пламя осени. Она проложит тропу. И возьмет Катарину за руку. И ни одна тварь не рискнет приблизиться к дочери Дану, которая одинаково хорошо владела силой и копьем. А куда уж тропа выведет… мир на самом деле велик. И найдется в нем место для маленькой тихой женщины с волосами цвета меда. Кайден вздохнул. – Ты поэтому и бесишься, что сам все понимаешь. – Я… могу уйти следом. – Кем? – тихо спросил Дуглас. – Ты даже в холмы ее увести сможешь. Я знаю твою силу. Да. Наверное. Но Кайден так не поступит. Он не позволит серому миру выпить все краски, украсть ароматы меда и скорого лета, высосать жизнь до капли. – Но что будет дальше, Кайден? Посмотри на нее. Она устала. Ей нужен кто-то надежный. Предсказуемый. Спокойный. Тот, кто способен не только защитить, но и утешить. – А я? – А ты? – Дуглас смотрел Кайдену в глаза. – Скажи, ты сможешь остаться с ней? Чтобы на всю жизнь? Чтобы и в горе, и в радости? И в беде? Нет, в беде ты ее точно не бросишь, а вот в обыкновенной унылой человеческой жизни, где один день похож на другой? Где утром завтраки, днем обеды, а вечером ужины, а единственное развлечение – визит соседей. Или к соседям. Ты сможешь не сдохнуть от скуки? И быть счастливым в этой предсказуемости? Не притворяться, а именно быть? Он замолчал, позволяя Кайдену подумать. И тот ответил: – Не знаю. – Именно, – Дуглас оперся рукой о стену. – В тебе еще кипит кровь. А она уже почти перегорела. И если ошибешься, то убьешь ее куда вернее, чем мертвые ветра твоей земли. – Но я не хочу… – Я знаю. – Он неловко улыбнулся. – Ты хороший мальчик, Кайден. Просто ты еще не вырос. – А она? – Она… боюсь, ей пришлось. И случилось это слишком рано.