– Товарищ Зайцев, – поднял ладонь к козырьку милиционер. – Сержант Копытов. – Здорово. Ощущение бреда не покидало Зайцева. Как будто минувшие три месяца ему приснились. – Они там все. Прямо идите. – Милиционер махнул рукой в сторону аллеи, словно бравшей разбег с моста и нырявшей в парк. – А потом чуть правее. Зайцев кивнул. – А прикурить у тебя не найдется, Копытов? – Никак нет, – бодро ответил сержант. – К сдаче норм ГТО готовлюсь. – Спортсмен, значит. Это правильно. Я вот тоже не курю, – добавил Зайцев. Сунул руки в карманы и пошел по дорожке, едва видимой в сумерках. По обеим сторонам тихо блестели пруды. Мечтательный вид был подпорчен лишь пронзительным сырым холодом, которым дышало от воды. В мягком воздухе голоса едва слышались, отрывисто доносился лай. Зайцев вскоре заметил их всех и свернул с дорожки. Трава еще стояла, вся усыпанная сырыми листьями. Туфли без шнурков чавкали, едва не спадая при каждом шаге. Ноги сразу промокли насквозь и окоченели. Самойлов шарил по листьям единственным фонариком. Остальные дожидались, пока утро наберет силу, чтобы начать обыск при дневном свете. На мокрый звук шагов они дружно – и каждый на свой лад – обернулись. Удивления на их лицах Зайцев не заметил. – Как жизнь, Зайцев, – кивнул Крачкин. Самойлов, вскинув, показал квадратную ладонь. Что-то буркнул Мартынов. Зайцев увидел, что и Серафимов тут. Значит, все-таки не исчезли три месяца, будто стертые ластиком. Никто его ни о чем не спросил. Они держались с ним как с незнакомцем, о котором слыхали, знали в лицо. Но никогда не служили вместе. – Давай, начальник, принимай дело. Мартынов посторонился, пропуская Зайцева вперед. И тот понял: вероятно, ему не удивились только потому, что всякому человеческому ресурсу есть предел, и после того, что предстало их глазам здесь, у двух больших желтеющих деревьев, каждый на некоторое время начисто утратил способность изумляться. Первый труп – сидевший на коленях – был без головы. Оранжево-желтая рубаха сверкала в темноте. – Кто их нашел? – спросил Зайцев. Кашлянул. Голос словно не сразу послушался его. – Сторож ночной, – кивнул в сторону Крачкин; туда, очевидно, увели очумевшего от страха сторожа. – Говорит, около полуночи. – Говорит, писк сперва услышал. Пошел на звук. Понял, что младенец. Зайцев вспомнил автомобиль у моста и поскрипывающие звуки. – Сторож ничего не трогал? – Да он со страху сам чуть не перекинулся. – Тебя дожидались. – С младенцем сейчас санитарка, – вставил Самойлов. – «Скорую» от моста развернули, – уточнил Крачкин. – Больше живых тут все равно нет. Тон Крачкина был красноречив. Здесь, в Елагином парке, произошло нечто такое, что решили тщательно скрыть от посторонних глаз и лишних свидетелей. Нечто, ради чего Зайцева спешно очистили от каких бы то ни было обвинений и в считаные часы притащили прямо из тюрьмы ГПУ со Шпалерной. – Младенца потом осмотришь, – перехватил разговор Самойлов. – Мы его только в тепло перенесли, чтоб не помер. Чуть не синий был уже, бедолага. Сняли прямо отсюда, как был, в рубашонке одной, – Самойлов посветил фонариком, как бы направляя взгляд Зайцева. Центром жуткой группы была полная блондинка в тонком белом платье до самой земли. Толстая коса была уложена на голове. Кустарник позади не позволял телу упасть. Казалось, женщина стояла в несколько обмякшей позе. На нее чуть не наваливалась еще одна, в голубом, также затейливо причесанная. Перед ними на коленях стоял труп старухи в темной одежде. Белел воротничок, в полутьме голова, казалось, парила отдельно от тела. Самойлов перевел фонарик. И только тут Зайцев понял, что ужасный безголовый труп, который первым бросился ему в глаза, не безголовый вовсе, а чернокожий. Ноги его были подогнуты. Не падал он только потому, что обе руки упирались в большое корыто, стоявшее на траве. Будто чернокожий показывал его мертвым женщинам. Вожатый пса сообщил, что след оборвался у воды. Зайцев потрепал Туза Треф по загривку. Тот махнул хвостом, поймал взгляд, ткнулся носом в ладонь. Только он из всей бригады и признавал их знакомство. – В лодке ушел, гад, – высказал общую мысль Мартынов. – Гад? – переспросил Самойлов. – Скорей уж гады. Четыре взрослых трупа перетащить – вряд ли один работал. – Отпечатков нет. Тут везде трава да листья. Эх, жалко, пес не скажет, скольких он унюхал. Поняв, что речь о нем, Туз Треф задрал морду вверх и издал короткий вой. Он рвал душу. Только из уважения к службе, которую пес нес со всеми наравне, его не пнули и не прервали. – Вот пакость, – только и сказал Серафимов. – Будто нарочно. – Животное тоже чувства имеет, – с некоторой обидой возразил вожатый собаки. И повел подопечного в сторону аллеи, к мосту. – Не факт, что он их таскал, – задумчиво сказал Мартынов. – Может, пришли люди культурно отдохнуть. Выпить-закусить. И тут он их всех укокошил. А пальто, допустим, котиковые, или просто добротные, с баб снял. Да и у мужика куртка небось заграничная. Их в данный момент, поди, на Лиговке перешивают, чтобы завтра через комиссионку какую-нибудь толкнуть. Крачкин отошел от них. – Складно, – согласился Самойлов. – А выложил он их тогда зачем? Ведь не просто так, а старался, видать, гнида. Расставил. Расположил. Он это обдуманно устроил. – А чтоб с толку сбить. Попугать, – тихо предположил Серафимов. – Что, Серафимов, ссыкотно? – хохотнул Самойлов. Серафимов серьезно глянул. – Мертвых-то чего бояться? – просто признался он. – Но забирает, да. Не по себе как-то. – Младенца пожалел, – заметил Мартынов, упрямо державшийся версии, что преступник был один. – Пожалели, ага. Голого ночью осенней бросили. Все равно что пришибли бы. Падлы, – насупился Самойлов. Зайцев бросил на него быстрый взгляд: – А где младенец был? В корыте? – Нет, у старухи на коленях. Зайцев отошел и сквозь полумрак снова оглядел группу. Обычные уголовники младенца или пристукнули бы, как котенка или щенка, или из сентиментальности подбросили бы к больнице или детдому. Нет, тут что-то… – Не заметили малявку, может? – Как же. Такого крикуна. Крачкин стоял поодаль. Зайцеву он показался посетителем в музее, сдержанно рассматривающим скульптуру: одна нога выставлена вперед, руки заложены за спину. Вот-вот снимет очки, поднесет их поближе, чтобы прочесть, кто автор работы. Крачкин переменил позу, и впечатление исчезло. Они вдвоем стояли на отшибе от остальных. «Крачкин, какого черта?» – хотел спросить Зайцев. Но Крачкин, видимо, его понимал – не дал заговорить. – Вот из-за него сыр-бор, – кивнул на труп чернокожего Крачкин. – Раз черный, значит, сторож подумал, иностранец. Оказалось, не просто иностранец. Американский коммунист Оливер Ньютон. Документы тут же валялись. Из-за него сразу Коптельцева подняли, ГПУ прискакало… – Крачкин оборвал на полуслове. Захрустели по листьям шаги. Мартынов подошел. Сообщил, что шесть человек ушли в обход берега. Остров соединялся с городом единственным мостом, на котором стоял Копытов. Договаривать мысль до конца Крачкину и не требовалось, все его поняли: ГПУ прискакало – и приволокло Зайцева. Зайцев не дал себе времени испытать горечь. – Мартынов, – твердо сказал он, – оповести речников. Пусть ближайшие набережные прочешут. Убийца лодчонку свою скинул, как только на другой берег перебрался. По карте пусть установят, где у речек самое узкое место. Там пусть и начинают искать. Если трупы нашли этой ночью, то раньше темноты они здесь появиться не могли. А раз так, времени у него было в обрез. И ошибок он наделал предостаточно. Зайцев посторонился, пропуская Крачкина с треногой. Бледный свет вспышки окатил группу, высветив, как молния в грозу, все детали. Крачкин перенес треногу и начал снимать убитых по отдельности, не нарушая их странных поз. – А если он не один? – настойчиво держался своей версии Мартынов. – Если не один, то выбор у них все равно невелик. В такую погоду реку пересекать – это риск. И выбрали они, скорее всего, наименьший. Судя по этому, – он мотнул головой в сторону мертвых, – тут не вдруг действовали. Зайцев подхватил с земли ветку. Подцепил ею пеленку, висевшую на руках убитой старухи. Серафимов дернулся от нее, как будто его по лицу мазнуло привидение. «Он прав, – подумал Зайцев, – тошнотворное в этом что-то». – Прими. И иди осмотри младенца. Все с него сними и упакуй как улики. И дуйте срочно в больницу. Спасибо, если воспаление не схватил. Еще одной жертвы быть не должно. Мартынов, вызови санитарную машину. Да смотрите в оба, чтобы не пропустить чего. Мартынов не спеша пошел в сторону моста. Зайцев присел на корточки. – Посвети сюда, Самойлов.