— Ладно, идемте все в деревню, я попробую оба сыра. Крестьяне, весело гомоня, зашагали за госпожой. Любые перемены в повседневной суете были для них в радость, и редко случалось так, чтобы они отказывались прекращать работу. Луи с легким раздражением сказал: — Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы отведать сыра. Разве ты прибыла не для того, чтобы уладить спор? — Потерпи, священник. Я знаю, что делаю. Луи досадливо хмыкнул. Рагна не стала возвращаться в седло, пошла пешком по пыльной дороге между золотистыми полями зерновых. Так ей было проще разговаривать с простолюдинами. Особенно охотно она общалась с женщинами, ибо те делились с госпожой сплетнями, которыми мужчины пренебрегали. За время прогулки Рагна узнала, что Рене — жена Герберта, что брат Рене Бернар владеет отарой овец и что Бернар затеял склоку с Гастоном, тем самым, кто отказывается платить подать. Рагна всегда старалась запоминать имена. Такое отношение показывало людям, что о них заботятся. Всякий раз, услышав чье-либо имя в разговоре, она делала пометку в уме. По дороге к ним присоединялось все больше крестьян, а в деревне их поджидала целая толпа. Рагна давно усвоила, что между полями в сельской местности имеется какая-то загадочная связь: неким таинственным образом мужчины и женщины, что трудились в поле за милю или больше от места событий, как будто мгновенно узнавали о прибытии гостей. Посреди деревни стояла небольшая красивая каменная церковь со сводчатыми окнами, которые тянулись вдоль стен ровными рядами. Рагна знала, что священник Одо служит сразу в четырех окрестных деревнях, по одной в каждое воскресенье месяца; правда, сегодня он был тут, в Сен-Мартене. Наверняка его оповестили все тем же колдовским способом. Олдред немедленно устремился к отцу Одо, а вот Луи этого не сделал: быть может, он посчитал, что общение с деревенским священником ниже его благородного достоинства. Рагна попробовала сыр Рене и Торкиля и признала, что оба хороши — мол, победителя попросту не выбрать, поэтому она купит по головке того и другого, угодив обоим сыроварам. Она обошла деревню, заглядывая в каждый дом и каждый сарай, старалась обменяться хотя бы несколькими словами с каждым взрослым и со многими детьми; затем, когда сочла, что достаточно убедила крестьян в своей доброй воле, объявила, что готова вершить суд. По большей части Рагна научилась такому поведению у своего отца. Графу нравилось разговаривать с простолюдинами, он с ними ладил и хорошо умел заводить среди них друзей. Возможно, позже некоторые превратятся во врагов — в конце концов, ни один правитель не в силах угодить всем подряд, — но даже тогда они крепко подумают, стоит ли идти против него. Отец многому научил Рагну, а остальное она узнала, наблюдая за ним. Герберт принес табурет и поставил перед западной стеной церкви, Рагна уселась, остальные встали вокруг. Затем староста позвал Гастона, высокого и крепкого крестьянина лет тридцати с копной черных волос. Лицо этого верзилы выражало негодование, но Рагна чувствовала, что обычно он куда дружелюбнее. — Что ж, Гастон, — начала она, — пора разъяснить мне и своим соседям, почему ты отказываешься платить подать. — Госпожа, взываю к тебе… — Погоди. — Рагна вскинула руку, прерывая Гастона. — Если кто забыл, мы не при дворе короля франков. — Крестьяне захихикали. — Нам ни к чему громкие слова и высокопарные речи. — Вообще-то Гастон не походил на человека, способного произнести подобную речь, но он вполне мог попытаться это сделать, если не осадить его заранее. — Вообрази, что пьешь сидр в компании друзей, и они спрашивают, из-за чего ты так разозлился. — Хорошо, госпожа. Я не плачу подать, потому что мне нечем платить. — Ерунда, — проворчал Герберт. Рагна нахмурилась и смерила Герберта суровым взглядом. — Тебя я выслушаю в свой черед, — строго сказала она. — Да, госпожа. — Гастон, сколько ты должен платить? — Госпожа, я выращиваю мясной скот и каждый мидсоммер должен отдавать твоему благородному отцу двух двухлеток. — Хочешь сказать, животных у тебя нет? Герберт не утерпел: — Именно так. — Герберт! — Прости, госпожа. — Меня лишили выпаса, — объяснил Гастон. — Овцы Бернара съели всю траву. Моим коровам пришлось питаться прошлогодним сеном, потому молоко у них высохло, а два теленка сдохли. Рагна оглядела крестьян, пытаясь вспомнить, кто из них Бернар. Взгляд упал на маленького и худощавого мужчину с волосами, похожими на солому. Сомневаясь в своем выборе, она поступила просто. — Давайте выслушаем Бернара. Да, она не ошиблась. Тот самый мужчина откашлялся и промямлил: — Гастон должен мне теленка. Похоже, это давний спор с запутанной историей. — Так, по порядку. Верно ли, что твои овцы паслись на выпасе Гастона? — Да, но он мне должен. — К этому мы вернемся. Итак, ты привел своих овец на его выпас. — У меня была веская причина. — Именно поэтому у Гастона сдохли телята. Староста Герберт поведал: — Новорожденные, этого года. А прошлогодние все живехоньки. У него есть двое однолеток, так что он вполне может расплатиться с графом. — Тогда в следующем году у меня не будет годовалых! — возмутился Гастон. У Рагны голова пошла кругом: такое ощущение она испытывала всякий раз, когда ей приходилось разбирать крестьянские распри. — Замолчите все! — велела она. — Значит, мы выяснили, что Бернар нарочно запустил овец на выпас Гастона. Он утверждает, что тому была причина, и это мы обсудим позже. В итоге Гастон решил — верно или ошибочно, там посмотрим, — что он слишком беден, чтобы платить подать в нынешнем году. Гастон, правда ли, что ты должен Бернару теленка? Отвечай, да или нет. — Да. — Почему ты не вернул ему долг? — Верну, когда смогу. — Да он время тянет, чтобы вообще не отдавать! — яростно прошипел Герберт. Рагна терпеливо слушала, как Гастон объясняет, почему взял взаймы у Бернара и с какими трудностями столкнулся. Заодно спорщики вывалили на дочь графа целую груду взаимных недовольств, едва ли уместных на этом суде, — и якобы нанесенные друг другу оскорбления, и наветы жен, и препирательства по поводу того, какие слова были произнесены и каким тоном. Рагна позволила всем выговориться, понимая, что крестьянам нужно выплеснуть гнев. Но потом ее терпение иссякло. — Я услышала достаточно, — заявила она. — Вот мое решение. Во-первых, Гастон должен графу, моему отцу, двух двухлетних телят. Оправдания не принимаются. От уплаты подати он отказывался неправомерно. Его за это не накажут, потому что тут не только его вина, но если должен, то плати. Крестьяне восприняли эти слова по-разному. Одни неодобрительно загудели, другие согласно закивали. Гастон нарочито поджал губы, показывая, насколько он уязвлен. — Во-вторых, Бернар виноват в гибели двух телят Гастона. Невыплаченный долг Гастона не оправдывает проступка Бернара. Итак, Бернар должен Гастону двух телят. Однако Гастон задолжал Бернару одного теленка, так что Бернар обязан возместить всего одного. Теперь уже Бернар опешил. Рагна оказалась суровее, чем ожидали люди. Но никто не возражал, поскольку подобные решения были в ее праве. — Последнее. Нельзя было допускать этого спора, и тут несомненная вина Герберта. Староста так и вскинулся. — Госпожа, позволишь мне сказать? — Еще чего! — Рагна притопнула ногой. — Раньше надо было думать. Теперь моя очередь говорить, а ты молчи. Староста поник. — Герберт — глава деревни, — продолжала Рагна, — он давно должен был во всем разобраться. Сдается мне, что его убедила не вмешиваться жена Рене, которая хотела, чтобы он поддержал ее брата Бернара. Рене заметно смутилась. — Поскольку во всем случившемся отчасти виноват Герберт, я забираю у него одного теленка. Телята у него есть, я сама видела их на его дворе. Он отдаст теленка Бернару, а тот передаст животное Гастону. Все долги погашены, все виновные наказаны. Рагна сразу поняла, что жителям деревни пришлось по нраву ее решение. Она настояла на соблюдении правил, но сделала это с умом. Люди многозначительно кивали друг другу, кто-то усмехался, но возражать вслух никто не отважился. — А теперь, — девушка встала, — налейте мне чашку своего знаменитого сидра. Пусть Гастон и Бернар выпьют из одной кружки и помирятся. Крестьяне принялись горячо обсуждать суд, очевидцами которого им выпало стать, а отец Луи подошел к Рагне и негромко сказал: — Дебора была одной из судей Израилевых. Вот почему тебе дали такое прозвище. — Верно. — Единственная женщина-судья… — Тоже верно.