Уилф нащупал щеколду, распахнул дверь, внес жену внутрь, поставил на пол и захлопнул дверь. Она сняла платок с головы, позволила волосам свободно упасть на плечи, затем одним быстрым движением стянула платье и легла обнаженной на кровать. Он уставился на ее тело с восторгом и желанием. В это мгновение он больше всего походил на человека, исстрадавшегося от жажды и внезапно вышедшего к горному ручью. Уилф навалился на нее, не снимая кожаной куртки, лишь приспустил штаны. Она обвила его руками и ногами. Все закончилось быстро. Он скатился с нее и почти сразу крепко заснул. Некоторое время она лежала, разглядывая мужа. Ей нравились бороды, однако она знала, что завтра Уилф свою сбреет, ибо знатные англы не носили бород. Рагна притронулась к свежему шраму на его лбу. Шрам начинался у правого виска, прямо под волосами, и тянулся неровной линией к левой брови. Она провела по шраму кончиком пальца, и Уилф зашевелился во сне. Еще полдюйма, и… Наверное, попался какой-то отчаянно храбрый валлиец, который, без сомнения, был потом убит. Рагна налила себе вина и съела кусок сыра. Ей было приятно смотреть на мужа и видеть того живым. Валлийцы не считались грозными противниками, однако никто не назвал бы их беспомощными, и Рагна знала наверняка, что сейчас в городе и окрестных деревнях рыдают овдовевшие жены, узнавшие, что их мужья никогда не вернутся домой из похода. Когда Уилф проснулся, они снова набросились друг на друга, но на сей раз более вдумчиво — и он наконец разделся. Рагна наслаждалась ощущениями: гладила мужа по плечам и по груди, запускала пальцы в его волосы, кусала его губы. Когда все закончилось, Уилф выдохнул: — Клянусь всеми богами, я готов проглотить целого быка! — Я велела зажарить одного на обед. А пока, милый, просто перекуси, утоли голод. — Она принесла вино, свежий хлеб и копченого угря. Он ел с нескрываемым удовольствием. А затем сказал: — По дороге я встретил Уинстена. — Ясно. — Он рассказал мне о вашей стычке в Оутенхэме. Рагна насторожилась. Это было вполне ожидаемо. Уинстен не относился к людям, согласным признать свое поражение. Уже тогда, в долине Оутен, было понятно, что он попытается отомстить, заронить в Уилфа недоверие к Рагне. Но она не ожидала, что епископ возьмется за дело так рьяно. По всей видимости, после прибытия гонца Уинстен немедленно выехал навстречу брату, торопясь донести до Уилвульфа собственное мнение и рассчитывая тем самым принудить Рагну к обороне. Впрочем, Рагна все продумала заранее. В конце концов, виноват сам Уинстен, а вовсе не она, так что оправдываться ей не в чем. — Не сердись на него, — сказала она, резко меняя предмет разговора. — Между братьями не должно быть разногласий. Уилф такого явно не ожидал. — Уинстен зол на тебя, — наконец произнес он. — Еще бы! Он ведь хотел ограбить меня, пока тебя нет рядом, думал воспользоваться мной в твое отсутствие. Но я не поддалась и сумела ему помешать. — Вот как? — Очевидно, Уилфу не приходило на ум, что все случившееся можно рассматривать и как нападение влиятельного мужчины на одинокую женщину. — Именно так. Он получил отпор, потому и разозлился. Не беспокойся за меня, с ним я справлюсь, если он не уймется, но не ругай его слишком сильно. Элдормен все никак не мог свыкнуться с этой мыслью: — По словам Уинстена, ты унизила его перед простолюдинами. — Если вора поймали с поличным, он, естественно, сочтет себя униженным. — Ну-ну… — Надо просто перестать воровать, верно? — Верно. — Уилф улыбнулся, и Рагна мысленно перевела дух: она успешно выдержала трудный разговор. — Похоже, Уинстен наконец-то встретил достойного соперника. — Нет, я ему не соперница, — возразила она, хотя все ее чувства требовали согласиться с мужем. Пожалуй, хватит о епископе, пора поговорить о чем-нибудь другом. — Расскажи о своем походе. Ты проучил этих валлийцев как следует? — Да, я крепко их проучил и привел сотню пленников, которых продадут в рабство. Нам перепадет небольшое состояние. — Молодец, — похвалила Рагна, опять покривив душой. В Англии рабство считалось обыденностью, но ей было непросто с этим примириться. В Нормандии-то рабов почти не осталось, зато здесь рабство по-прежнему процветало. В одном только Ширинге насчитывалось около сотни рабов, некоторые из них обитали и трудились за частоколом на холме. Обычно рабам поручали тяжелую и грязную работу — убирать навоз и чистить конюшню, копать канавы и таскать бревна. Более молодые рабы наверняка трудились в городских борделях, но об этом Рагна только догадывалась, так как сама никогда не бывала в домах удовольствий. Как правило, рабы не носили оков и порой сбегали, но их было легко узнать и отловить, поскольку они, одетые в лохмотья и босые, изъяснялись на местном наречии с иноземным выговором. Большинство беглецов ловили и возвращали хозяину, который выплачивал вознаграждение за их поимку. Уилф притворно нахмурился: — По-моему, ты не слишком довольна своим мужем, женщина. Рагна прогнала из головы все досужие мысли о рабстве: — Еще как довольна! Просто задумалась, достаточно ли в тебе мужской силы, чтобы взять меня третий раз подряд. — Достаточно ли во мне силы? — сурово переспросил он. — А ну-ка, живо на четвереньки, я тебе покажу! * * * На следующий день пленников выставили на всеобщее обозрение на городской площади, выстроили несколькими рядами между собором и аббатством. Рагна вышла к ним в сопровождении Кэт. Грязные, измученные после долгого пути, валлийцы глядели исподлобья, некоторые кривились от боли, как видно, страдая от ушибов и легких ранений. Тех же, кому досталось сильнее, наверняка добили или бросили умирать на поле брани. Среди пленников были как мужчины, так и женщины, все молодые, в возрасте где-то с одиннадцати до тридцати лет. Летнее солнце палило, укрыться в теньке возможности не было. Связали пленников по-разному: многим спутали ноги, чтобы не вздумали бежать, кого-то и вовсе приковали друг к другу, а кого-то держали на веревках новые владельцы, ожидавшие начала торгов. Простые воины выставляли на продажу одного-двух пленников, но Уигельм, Гарульф и прочие высокородные англы могли похвастаться сразу несколькими. Рагна шла вдоль строя пленных. Зрелище было удручающим. Молва утверждала, конечно, что рабы заслуживают своей незавидной участи; быть может, иногда это было справедливо, но какое преступление, скажите на милость, могли совершить подростки, совсем юные мальчишки и девчонки, которым предстояло вскоре пойти по рукам сластолюбцев? Рабы подчинялись распоряжениям хозяев, но обыкновенно они трудились настолько скверно, насколько позволяли обстоятельства; вдобавок их требовалось кормить, содержать и оделять одеждой, а потому их труд в конечном счете оказывался лишь немногим дешевле труда свободных чернорабочих. Правда, саму Рагну куда больше заботила духовная сторона. Когда человек владеет человеком, это развращает душу. С рабами обращались жестоко, да, существовали законы, воспрещавшие жестокое обращение, но они почти не соблюдались, а наказание предусматривалось, по сути, ничтожное. Возможность избивать, насиловать и даже убивать раба вскрывала худшее в человеческой натуре. Вглядываясь в лица людей на площади, Рагна вдруг узнала Стиганда, приятеля Гарульфа, того самого юнца, с которым она поссорилась из-за игры в мяч. Он поклонился, нарочито низко, как бы с издевкой, но показная вежливость, при всей ее мнимости, не вызывала отторжения и порицания. Рагна притворилась, что приняла поклон за чистую монету, и взглянула на троих пленников Стиганда. В следующий миг ей стало ясно, что одного она знает. Точнее, одну — девушку лет пятнадцати. Черные волосы, голубые глаза… Истинная валлийка, бретонцы по другую сторону пролива с ними схожи. Девушку можно было бы назвать хорошенькой, сообрази кто-нибудь ее умыть. Пленница не опускала головы, смотрела с вызовом, под которым пряталась обреченность, этот ее взгляд окончательно пробудил память Рагны. — Ты из Дренгс-Ферри, верно? Пленница промолчала. — Точно! — воскликнула Рагна. — Тебя зовут Блод. Пленница по-прежнему молчала, но смотрела уже не так дерзко. Рагна понизила голос, чтобы Стигги не расслышал: — Мне говорили, что ты сбежала. Выходит, снова попалась? — Да уж, не повезло этой девушке. Рагна ощутила внезапный прилив искреннего сострадания к той, кто пострадал дважды. Ей вспомнилось больше. — Ой, еще говорили, что Дренг… — Она спохватилась, оборвала себя и невольно прижала ладонь к губам. Блод поняла, что она имела в виду: — Дренг убил моего ребенка. — Мои соболезнования. Никто тебя не защитил? — Эдгар прыгнул в реку, пытаясь спасти младенца, но не смог его отыскать в темноте. — Я знаю Эдгара. Он хороший человек. — Единственный порядочный англичанин, которого я когда-либо встречала, — с горечью проговорила Блод. Рагна разглядела, как блеснули ее глаза: — Ты влюбилась в него? — Он любит другую. — Да, Сунгифу. Блод смерила Рагну взглядом, но ничего не сказала. — Это его девушка, которую убили викинги, — пояснила Рагна.